Золотой Лабиринт

– Хорошо, – Саблин закурил.

Глава 17. Москва. Среда. 13:30

Профессор исторических наук Пётр Иванович Смирнов жил в десяти минутах ходьбы от племянника, в четырёхэтажном доме, отреставрированном и заселённом пару десятилетий назад. Когда-то, в девятнадцатом веке, здесь жила семья помещика, теперь же дом перестроили. На каждом этаже по одной квартире, лифта не было, но имелся консьерж, сурово провожающий пытливым взглядом всех посетителей.

– Дядя Петя у себя?

– Да, он сегодня не выходил.

Поднявшись на второй этаж, писатель позвонил в дверь.

– Кто? – послышался вопрос.

– Это я, Филипп.

Раздался щелчок замка, и дверь открылась.

– Как я рад! – седовласый мужчина заключил племянника в объятия. – Давненько мы не виделись!

Пётр Иванович был преклонных лет, однако его неуёмный темперамент и энергичность натуры вводили людей в заблуждение, скидывая профессору пару десятков лет.

Среднего роста, с абсолютно седой шевелюрой и небольшой бородкой, которую он подкрашивал в чёрный цвет, в очках в экстравагантной золотой оправе, с большим животом и избыточным весом, профессор не выглядел серьёзным учёным с мировой известностью. Он был общителен, весел, однако строг, всегда пунктуален и педантичен в вопросах организации быта и работы.

– Да, несколько месяцев не виделись.

– Проходи, проходи. – Пётр Иванович пропустил племянника в квартиру и закрыл за ним дверь.

Просторная прихожая, не загромождённая мебелью, плавно переходила в большую гостиную, от которой её отделяли бархатные зелёные портьеры.

Филипп прошёл в комнату, в центре которой стояли массивный дубовый стол и стулья.

Вдоль стен тянулись книжные шкафы, в промежутках между ними висели фотографии и картины.

– Так, садись. Может, чайку? – предложил профессор.

– Нет, спасибо. – Филипп сел за стол. – Я, собственно говоря, по делу.

– Ах, ну вот, в кои веки любимый племянник приходит в гости, а, оказывается, он по делу, – покачал головой профессор, но улыбнулся.

– Пётр Иванович, кто там? – послышался звонкий женский голос, и у Филиппа перехватило дыхание.

– Это Филя! – крикнул профессор. – Ну, так и что у тебя за дело?

– Слушай, так сложилось, что у меня оказалась одна необычная вещь. Я предполагаю, она очень древняя.

– Древняя? Как интересно! – В дверях гостиной появилась высокая брюнетка.

Благодаря облегающему синему платью и каблукам её фигура казалась невероятно стройной. Черты лица девушки можно было назвать правильными, даже классическими: миндалевидные тёмные глаза, прямой нос, в меру высокий лоб и тонкие брови. Волосы, пышные и вьющиеся, волнами спадали на оголённые руки.

Девушка зашла в комнату.

– Привет!

– Привет! – Филипп проводил её взглядом, с наслаждением вдыхая аромат духов.

– Майя, присоединяйся, Филя хочет мне что-то рассказать. Садись.

Писатель достал из кармана золотую печать и поместил на книгу, лежащую на столе.

Рядом он положил листок с переводом.

Профессор достал из нагрудного кармана очки и надел их, сняв те, что были на нём.

Он взял в руки печать.

– О, Шумер? – с интересом спросила Майя.

– Именно так, – подтвердил Пётр Иванович.

– Где ты взял эту печать? – Майя посмотрела на Филиппа.

– Мне передал её один знакомый.

Несколько минут в тишине профессор Смирнов внимательно рассматривал реликвию.

– Не совсем уверен, но думаю, где-то третье тысячелетие до нашей эры, – наконец произнёс он. – Такая письменность, а точнее, клинопись использовалась в Шумере. В то время люди ещё не умели обозначать звуки и слоги в письме, они использовали знаки, иероглифы, которые имели рисуночный характер. Хотя тут, конечно, можно предположить, это даже конец четвёртого тысячелетия. Так, теперь посмотрим перевод. – Профессор положил печать и взял листок с текстом. – Да, такое ощущение, что смысл очень мудрёный, – он сменил очки.

– Надо понять, о чём говорится в этом тексте, – сказал Филипп.

– Хм… – Пётр Иванович задумчиво смотрел на печать. – Как ты сам знаешь, древние тексты – вещь очень сложная. Некоторые слова или фразы нельзя трактовать буквально.

– Но ведь очевидно из перевода, речь о чём-то ценном, разве не так?

Профессор нахмурил брови:

– Возможно, а возможно и нет, но если что-то ценное и есть, то им может оказаться что угодно! – Он положил ногу на ногу и откинулся на спинку стула. – Начиная от фамильных драгоценностей, принадлежавших семье владельца печати, до какой-нибудь ерунды. Не зная, кому принадлежала эта вещь, где она найдена и о каком периоде идёт речь, мы не можем вообще рассуждать о её ценности.