Наследники графа. Армэль

Эжени не приходила в себя слишком долго. Служка привел доктора, и пока тот осматривал находящуюся в глубоком обмороке молодую женщину, Армэль вышел во двор церкви и, опершись о колонну, задумался.

– Здесь должны пройти крестины Анны, дочери графини, – остановись рядом с ним, произнесла донна Исабелла.

– Дочери? – повторил Армэль.

– Да, графиня недавно разрешилась от бремени. Должно быть, потому и слаба еще.

– Граф, наверное, счастлив, – пробормотал виконт.

– Что вы, отец,– усмехнулась синьора Баретти. – Он, конечно, признал девочку своей и дал ей фамилию, но на самом деле графиня ди Грациани, тогда еще носившая титул герцогини де Руаль, прикатила из Франции уже брюхатая.

Священник перевел взгляд на итальянку, но та, не замечая его нервозности, продолжала злословить:

– У нее еще и сын есть, хотя замужем не была. Блудница! Если бы дядюшка не был таким своевольным и слушал родню, то никто бы ему не позволил жениться. Но он слишком влиятельный, слишком богатый и слишком влюбленный дурак.

В этот момент появился Божезларж и, тронув Армэля за плечо, сказал, что им пора идти. Виконт, оглянувшись на церковь, будто ожидая увидеть свою возлюбленную, склонил голову, и пошел за Василием. Но потом вдруг остановился и, посмотрев на Исабеллу, спросил, на какой день назначены крестины дочери графини ди Грациани. Синьора Баретти назвала дату.

Придя в себя, Эжени ни словом не обмолвилась, что знакома с тем священником, красоту которого по пути назад всю дорогу воспевала Исабелла.

– Надо же! Очень жаль, что католические священники должны соблюдать целибат! Пропадает такая хорошая наследственность! – сокрушалась донна Баретти.

Слушая ее, и при этом улыбаясь, Эжени молчала. Она не хотела, чтобы кто-либо, а уж тем более племянница ее мужа, знал о чувствах графини к Армэлю. Более того, это могло бы помешать ей, замужней синьоре, встречаться с виконтом…

Глава II Разбитая надежда Александрин

Александрин пила сорбе[4 - Сорбе, также сорбет – десерт, приготовленный из сахарного сиропа и фруктового сока или пюре. В XVII веке французский сорбе представлял собой напиток из воды, сахара и лимона. Лишь в XIX веке под названием сорбе стали подавать полузамороженный десерт, в который часто добавляли алкоголь, но его по-прежнему скорее пили небольшими глотками, чем ели при помощи ложки.] и смотрела в окно на то, как ее сын, Кристиан Поль де Брионе катается на пони. Его отчим, Франсуа де Вард, объяснял мальчику, как правильно держаться в седле. Графиня де Вард в волнении теребила ткань шторы. Муж в последнее время очень сблизился с ее сыном, стал принимать участие в его обучении и воспитании, хотя раньше она не замечала за супругом такого рвения. Их общую дочь Софи Франсуа обожал, а с ее мальчиком, сыном от первого брака с бароном Филиппом де Брионе, всегда общался сдержанно, не приближая ребенка к себе. Но все изменилось после того, как…

Александрин проснулась посреди ночи от сильной тянущей боли внизу живота и в пояснице. Сонное недоумение сменилось ужасом и истерикой, когда графиня обнаружила, что ее ночная рубашка, а также простыни и одеяла испачканы кровью. Она потеряла долгожданного ребенка! Франсуа так хотел сына, а она не смогла его выносить! Александрин объяло какое-то безумное, страшное отчаянье. Она металась в слезах по кровати, не реагируя на слова мужа, на суматоху служанок. Потом явился доктор.

– Выйдите, граф, – сказал он Франсуа. – Не следует мужу видеть, как жена от плода избавляется.

Посмотрев в глаза супруга, бросившего на нее взгляд перед тем, как скрыться за дверью, Александрин увидела неприкрытую глубокую боль и, кажется, слезы… До хруста в суставах она сжала пальцами подушку, и вдруг с каким-то полуплачем-полувоем вцепилась в нее зубами.

– Дайте мне что-нибудь, чтобы я умерла! – кричала она доктору. – Я не хочу ТАК жить, я не хочу быть бесплодной! Будь проклята эта жизнь!

Лекарь, пытавшийся успокоить графиню и привести в себя, был поражен. В то время в выкидыше никто не видел особой трагедии, да и младенческая смерть считалась обычным делом. А тут такое отчаянье!

– Перестаньте, сеньора, – говорил он. – Видимо этот ребенок был слабым, вы выносите более сильного и живучего. Господь милостив, он пошлет вам радость снова стать матерью.

Александрин не отвечала ничего, истерику сменила апатия. Приняв какие-то настои, облегчившие боль, она просто лежала и смотрела в потолок. Никто не понимал! Никто не понимал ее боль, не телесную, а душевную. Она сама виновата в том, что с ней происходит. Когда-то она проклинала свою дочь, зачатую в результате изнасилования, она пыталась наложить на себя руки… Теперь невозможность иметь ребенка, подарить мужу сына, была карой за ее грехи. Именно так считала графиня де Вард, дочь графа де Куси.

Написав, какие лекарства ей необходимо принимать, лекарь также подчеркнул, что пару дней графине следует соблюдать постельный режим, а еще в течение нескольких месяцев, пока ее организм не оправится после такого потрясения, избегать близости с супругом.

«Господи, теперь я даже не могу заниматься любовью! Я не женщина!»

И с тех пор граф не прикоснулся к ней. Даже когда она сама в каком-то не столько страстном, сколько отчаянном порыве, принялась целовать его, пытаясь сорвать одежду, он отстранил Александрин, крепко взяв ее за руки, и напомнил, что ради ее здоровья и возможности в будущем зачать ребенка они не должны сейчас этого делать.

Что если он заведет любовницу? После того истерического приступа, вогнавшего в ступор и графа, и доктора, и домашнюю прислугу, графиня не показывала больше своих чувств, пряча отчаянье глубоко внутри. И от этого все больше замыкаясь в себе.

– Матушка, – вбежал в комнату запыхавшийся и очень оживленный маленький Кристиан. – Его сиятельство катал меня на большой лошади! Я сидел в седле перед ним, и мы быстро-быстро скакали по дороге!

Ребенок, чуть не задыхаясь, спешил рассказать ей о столь важном событии.

– Я не боялся! – добавил мальчик.

– Какой вы молодец, мой маленький, – улыбнувшись, произнесла графиня.

Она смотрела на вошедшего мужа. Франсуа снял перчатки, и вместе со шляпой, хлыстом и плащом передал слуге.

– Я не маленький, – возмутился ребенок, которому не было еще и шести.

Своего первенца Кристиана де Брионе она родила в 17 лет и всю заботу о нем возложила на нянек, служанок и собственную мать. Самоубийство Филиппа, сломленного изуродовавшим его внешность пожаром, так подкосило его юную вдову, что ей было совсем не до ребенка. Дочь Софи Александрин впервые после родов увидела, когда та уже ходила и разговаривала. Графине казалось, что она никогда не сможет искупить свою вину перед девочкой. Франсуа молчал, но она знала, как сильно он хочет сына. Александрин никогда не забыть, как он в порыве страсти просил ее родить ему наследника. Да и сама она хотела, наконец, почувствовать себя настоящей матерью, осознать все счастье, которое испытывает женщина, когда дарит жизнь. Родив двоих детей, она так этого счастья и не испытала…

Вскоре после того, как чета де Вард приехала в Мадрид, графа и графиню стали приглашать на всевозможные балы и приемы. Вращаясь в кругах испанской знати, Александрин узнала, что здесь ухаживания за замужними женщинами никто не считает посягательством на супружескую верность. Флирт и заигрывания является данью моде, а если какой-нибудь сеньор решит приударить за какой-нибудь сеньорой – такие ухаживания обычно носят платонический характер и воспринимается мужьями этих женщин абсолютно нормально. А так как красота графини де Вард была просто ослепительной и не нашлось бы ни одной женщины в Мадриде, способной затмить ее, неудивительно, что появилось немало желающих оказать Александрин знаки внимания. Но графиня, в отличие от знатных испанок, не отвечала даже на самый легкий флирт, чем удивляла окружающих. Только абсолютно невинное общение – все, на что мог рассчитывать любой ухажер, влюбленный в графиню де Вард.

Александрин не верила, что отношения между замужней женщиной и ее поклонником могут носить платонический характер, и, помня о том, каковы были последствия ее легкомысленного поведения в Париже, отвергала любые попытки за ней приударить.

Слушать сплетни и обсуждать жизни других людей постепенно начинало казаться графине занятным. Более того, судя по рассказам других женщин, постигшее ее горе не так уже редко выпадает в жизни, а потому ей было теперь легче с ним смириться.

Почти не побыв с ней, в тот вечер Франсуа опять уехал и отсутствовал всю ночь. Заседание в ратуше, вопросы, касающиеся отношений с Францией… Графиня перевернулась на живот, с головой накрывшись одеялом. В ратуше ли?.. Она вздохнула и закрыла глаза.

В тишине Александрин услышала, как по полу шлепают маленькие ножки. Кто-то тихо икнул. Приподнялась на локте, озираясь, и обнаружила, что дочь стоит посреди комнаты. В темноте ее рубашка и ночной льняной чепец светились белыми пятнами.

– Моя маленькая Карамель! Иди ко мне, не мерзни, – шепнула Александрин.

Софи моментально оказалась на кровати, забралась под одеяло и прижалась к матери.

– Какие холодные ножки! Ничего, сейчас согреешься.

София Александра была довольно маленькой для своих не полных четырех лет, со смуглой кожей и темными вьющимися волосами до плеч. Очень ласковая и развитая не по годам, она уже довольно хорошо говорила.

– Мне страшно. Боюсь призрака, – прошептала девочка.

– Тут нет призраков. Это тебе брат про них рассказывал?

– Да. Кристиан смеялся, потому что я икаю. Позвал к себе под одеяло, а сам щипал меня, – пожаловалась Софи.

– Мой маленький ангел! Нельзя же бегать по дому ночью, даже если Кристиан щиплет тебя! Ты можешь простудиться.

Девочка ткнулась в щеку матери, целуя ее. Она любила матушку всей своей детской душой. К счастью, малышка даже не догадывалась об обстоятельствах своего рождения.

Графиня поцеловала дочь в лобик и прижалась щекой к ее темным кудряшкам. От той сладко пахло. Детством. Это было их тайной – иногда спать вместе. Франсуа это не нравилось, поэтому они так делали, когда его не было дома. В детстве бывало, что Александрин спала с матерью. «Интересно, графиня де Куси чувствовала то же, что и я сейчас?» – улыбнувшись, и крепче обнимая девочку, подумала Александрин.

***

Троекратное окунание в купель… Малышка мило ворковала и то и дело тянула в рот пальчики.

– Какая спокойная, – удивилась донна Флориэна ди Грациани – одна из сестер графа ди Грациани, оставшаяся старой девой. – Впервые вижу, чтобы ребенок не плакал во время крещения. Наверное, она так близка Богу и церкви, что посвятит себя служению Всевышнему.