С этими словами он развернул конфетку, отправил в рот и похлопал себя по прессу: «активно растет организм! Дети, еще три получите наверху, у висячего камня, поняли»?
Так мы получили приглашение от Игоря идти дальше вместе! Теперь нам и дорогу показывали, и детей словом весёлым подбадривали, и мои мрачные мыслишки были разогнаны нашей шутливой беседой.
А уже на подходах к Висячему камню, когда ходьба окончательно погрузила мой ум в тишину, я вдруг впервые прочувствовала мужской космогонический дух этих мест. Да, да, глядя на вершины, где ещё не везде сошёл снег, со скудной тундровой растительностью, скрученными ветром и снегом кедрами, я прочувствовала эти горы как духовного, холодного, аскетичного мужчину, далёкого от земных радостей, но устремлённого всей своей сутью в космос. Прочувствовала его чистоту, его мощный дух, его аскетизм и мощь. Это было удивительное переживание-медитация. И тем не менее, в этом космическом, холодном, чистом сиянии духа есть место и теплу, и красоте. Озёра, сверкающие, как драгоценные камни, – это подарок мужского космогонического начала – началу женскому. Я переживала этот космогонический мужской дух и смотрела на своих спутников – и на мужа, и на Игоря – с удивлением. Получается он есть внутри них. Но как тогда в них вызвать это начало и надо ли? Я смотрела, как мой муж фотографирует всех, как Ярик пытается столкнуть камень, слушала легенду о спящем Саяне, о том, что он проснётся тогда, когда камень упадёт вниз в озеро, и одновременно перебирала всех своих знакомых мужчин, – в ком из них проявлено такое космогоническое начало? И тут я вспомнила наш поход на Алтай «Тропой Рерихов». Вот у Рериха в его холодной, чистой живописи, в его стремлении к горам, и ощущается этот дух. А ещё гид из того нашего похода, в нём тоже ощущалась эта чистота (книга «Таня идёт в поход– прим. автора»). И в моём муже она есть, только обязанности мужа и многодетного отца не дают ему на данном этапе раскрывать свой дух. И вдруг я вспомнила ещё одного знакомого – говорливый в городе, он обязательно хотя бы раз в году уезжал в одиночку в горные походы – один на один со стихией. И мой отец не за этим ли уезжал в свои геодезические изыскания по болотам и дремучим лесам? И я попросила Бога дать мне встретить мужчин, в котором проявлено это божественное начало, это устремление высь, а может быть, я попросила его дать мне умение помогать раскрывать в мужчинах это устремление. Или хотя бы не мешать.
***
– Обратно одни пойдете или с нами? Мы сейчас собираемся обедать у Карового озера!
Как же будешь идти один, когда рядом такой вот Спасатель МЧС объявился, уже семнадцать лет топающий по Ергакам и знающий здесь каждого медведя, да ещё и на обед тебя зовёт со всем твоим выводком. И мы вслед за Игорем отправились в сторону Карового.
Каровое сверкало радужнее Радужного. Слева от него, величаво обратившись в небо своим каменным индийским лицом и сложив на груди каменные руки, дремал Спящий Саян. Прямо за озером раскинулся Перевал Художников. А у самого озера нас окружил сад из камней и кедров. Вон по камню сползает кедр. А из-за этого камня дерево выросло в индийского Ганешу. А вон, уррра, голубика – целые заросли! Пока мы паслись в голубике, Игорь расположился на камне-столе. Мы подошли ровно в тот момент, когда он закончил метать из своего рюкзака на стол сало, хлеб, картошку, яйца в котелке, овощи, лучок, помидорчики, огурчики, консерву, сыр, лучок, и даже персики с яблоком.
– Ну, Игорь, ты подготовился!
– Ха – хмыкнул Игорь, – это ещё что. У нас с другом фотография есть: лыжный поход, минус 35, палатка, и бутылочка вина, и мы с двумя бокалами!
Через пять минут в сковородке шваркала яичница с картошечкой и лучком, а дети налегали на ломти хлеба с салом.
– Я раньше детей в походы водил. Вот идёшь с ними и спрашиваешь: дети, что такое туризм? Они: ну как, вот же, мы идем, рюкзаки тащим, вокруг природа. Я: не…это не туризм. А вечером палатки уже поставили, костер разожгли, что-то вкусное сварено в казане. Мы сидим с мисками, чай разливаем из тут же собранного смородинового листа, я им: «Вот это, дети – туризм, а то был подход к туризму».
– А что это за перевал? – спросил Ярик.
– Перевал художников.
– Мам, пап, я же художник! Хочу сходить!
– Как-то мы возвращались мы с этого перевала Художников с дочкой, и вдруг выскакивает перец. На русском с сильным акцентом спрашивает: где мы находимся. Ну мы ему объяснили выход на тропу. А он: можно с вами? Мы: ну пожалуйста, но мы сейчас еще ночевать будем у Светлого. Он давай умолять. Оказался, словак. Вышел по картам, что-то у него случилось там, решил вернуться обратно. Ну, ладно, дали мы ему место в нашей двухместной палатке, а он как давай храпеть. По сравнению с его храпом мой как писк комариный. Я уж ворочался-ворочался, ворочался-ворочался. Часа в четыре утра не выдержал: пошли-ка, дочь, кофе варить. Всё равно не уснем!
***
Через пару недель после этого я брела с детьми по городу. Накрапывал мелко дождь. И опять у меня в душе начала скрестись хандра! «Неужели всё? Обесточена? Где же моя буйная энергия, когда крылья за спиной? Или 36 лет – это всё, прощай молодость?»
И в этот момент увидела мужика, вытаскивающего на удочке огромную рыбину. Обычный рекламный плакат туристического магазина.
«Игорь! – вспомнила я – Он же на рыбалку звал, на тайменя!! Говорил, какое там вегетарианство, пока ухи и жареных желудочков тайменя не попробовала».
Я тут же начала искать в мобильнике контакт «Игорь, радость, вино, спасатель, конфеты» – так его записала:
– Игорь, добрый вечер! Помнишь, сумасшедшие родители на Ергаках?
– Конечно, помню! Куда пропали-то?
– Да, не получилось у нас на тех выходных выбраться. Хотим вот тебя как-нибудь в гости пригласить на ризотто и красное вино. Может, в эту пятницу?
– У меня есть вино. И мясо тоже есть. Лучше вы ко мне в гости приезжайте прямо сейчас.
– Ты уверен? Мы ведь с тремя нашими «гаврюшами».
– Конечно, с ними, а как ещё?
– Сейчас мужу наберу, что он скажет.
Андрей сказал да. И уже через двадцать минут мы мчались к условленному месту встречи. «Вот так ездишь мимо, ездишь, и не знаешь, что здесь целый дачный поселок. И откуда у Игоря в его возрасте столько энергии, радости, жизнелюбия? Откуда он это все берет? Может он никогда не болел? Вот и узнаю».
– Мама, Игорь ездит на красном русском джипе – сообщила Алиса.
– Какой же это джип. Это – Нива – хмыкнул Ярик.
– Нива – это и есть джип! – разрешил споры Андрей.
Раздался стук в стекло машины. Мы открыли дверцу и жизнерадостная, по-прежнему, лысая, несмотря на холодную погоду, в окно просунулась голова Игоря. Он пожал руку Андрея, потом – всем детям.
И вот его красная Нива ловко юркает перед нами на бугристый проселок между рядами заборов. Слева мелькает то жилой дом, то заброшенные покосившиеся дачи в разрушенной изгороди. Наконец, въезжаем направо, во двор стройного двухэтажного домика из еще необделанного бруса.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: