Крутой мэн и железная леди

– Стыдно того, что видели? – допытывался Юрий.

– Нет, стыдно, что кайф ему обломала, – сердито признала Алёна.

– Ага, значит, что-то от жертвы в вас все же есть, – констатировал Юрий. – Но при этом вы ловко умеете ломать шаблоны жертвенного восприятия. Что именно и нужно для того, чтобы избежать насилия. В этом ваша сила, ваша защита. Но если серьезно, не помешает носить с собой газовый баллончик. Или, к примеру, активировать тревожную кнопку на своем мобильнике. А лучше обезопаситься и так и этак.

– Тревожная кнопка – это где? – с любопытством спросила Алёна.

– Секундочку.

Юрий подвел ее к фонарю и вынул из кармана мобильный телефон. Это оказался «Siemens» – почти такой же серебристо-серенький, как у Алёны, только более поздней модели.

– Вот смотрите. Лучше активировать ту клавишу, которую можно нажать даже вслепую. Например, у вас телефон в кармане или в сумке, вам придется вызывать помощь тайно от злодея…

– Ой-ой, мне уже страшно!

– Ничего, я с вами! – покровительственно сказал Юрий. – Но слушайте дальше. Удобно нажимать, к примеру, левую верхнюю кнопку. У меня она задействована на подсветку. Видите?

Он нажал на эту кнопку продолжительно, и дисплей осветился. Нажал на сброс. Экран погас.

– Теперь смотрите, что я делаю дальше.

Юрий нажал на клавишу один раз, потом, после небольшой паузы, – другой. На дисплее появилась надпись: «Подсветка». Большой знак вопроса и еще два слова – слева: «ОК», справа: «Изменить».

Юрий нажал крайнюю правую клавишу – выскочило меню. Перебрав его, Юрий активировал надпись «Абонентский номер» и снова нажал на выбор. Первая строка была 02.

– У меня здесь, видите, – номер милиции, – показал он Алёне. – Это уже было в программе телефона, но в принципе его и самому можно внести в «Справочник» обычным путем. Теперь нажимаем на «Выбор»…

На дисплее появилась надпись: «Быстрый вызов используется для абонентского номера». Тотчас картинка дисплея сменилась: теперь это была обычная эмблема MTS, только слева внизу обозначалась циферка 02.

– Видите? Теперь я могу вызвать милицию одним легким движением руки. Вернее, нажатием ногтя!

– Ловко, – кивнула Алёна. – Только пока-а еще милиция приедет! Я больше надеюсь на свой мощный энергетический кокон, которым, как вы уверяете, я защищена.

– Да ведь это – теория и, строго говоря, бесястость, – уже серьезнее сказал Юрий, пряча телефон в карман. – Энергетика, тэ-рэ пэ-рэ… всё это от лукавого. На энергетику надейся, а сам не плошай. Ведь кто-то вполне может напасть сзади, это раз. Потом не стоит исключать людей свихнувшихся, одержимых бредовой идеей, натуральных маньяков или, условно говоря, настроенных убивать каждого пятого встречного. То есть тех, у кого и восприятие мира, и все инстинкты нарушены. Ну и ваших врагов сознательных не будем забывать… У вас враги есть, кстати? Те, которые были бы рады вашим страданиям, вашей смерти?

– Смерти? По большому счету, никому не нужна ни жизнь моя, ни смерть, – без особой горечи усмехнулась Алёна. – Я ведь совершенно одна в этой жизни. Страданиям моим, наверное, были бы рады некоторые братья-писатели. Не физическим – вряд ли они такие уж звери, а, к примеру, если бы меня перестали печатать или начали бы жутко ругать в прессе. Но, ей-богу, они изрядно преувеличивают мою популярность! Я не принадлежу к числу властителей умов. В этом вы сами могли сегодня убедиться во время передачи. Я заинтересовала только одного человека, да и тот порол такую чухню…

– Ну, раз на раз не приходится, – попытался утешить ее Юрий. – На прошлой передаче было два звонка, сегодня – один, а на следующей…

– Ни одного не будет, – проворчала Алёна.

– Вообще-то я хотел сказать, что будет три, – хохотнул Юрий Литвиненко. – А вы все-таки типичный рефлексирующий «Достоевский».

Алёна посмотрела на идущего рядом с ней человека с изумлением. Неужели он хоть что-то читал из ее романов?! Трудно себе представить. Их любят женщины, а мужчины считают занудными и чрезмерно психологичными. Впрочем, психологам и психиатрам именно это и должно нравиться!

– А… что вы читали? – спросила она робко, вспоминая самые удачные свои опусы.

– Ну, – пожал плечами Юрий, – то же, что и все: «Преступление и наказание», «Белые ночи», «Братья Карамазовы»… «Идиота» первую часть прочитал, а на вторую, правда, силушки не хватило.

Алёна поперхнулась.

– Но я имею в виду не творчество Достоевского, а что вы – «Достоевский» по психотипу, – пояснил Литвиненко. – Вы о соционике слышали когда-нибудь?

Алёна покачала головой.

– Да-а? – изумленно протянул Юрий. – Но я думал… Сейчас это вроде очень модная наука…

«Чертов псих, – помянула Алёна недобрым словом бывшего любовника, – не мог за эти два года найти время рассказать мне об этой несчастной соционике! А впрочем, когда мы бывали вдвоем, нам было категорически не до разговоров…»

– Ладно, тогда я в двух словах расскажу, – продолжал Юрий. – Соционика – это очень популярная психологическая наука, утверждающая, что каждый человек принадлежит к определенному типу. Типов этих всего шестнадцать. Кликухи у них, правда, достаточно попсовые: Робеспьер, Достоевский, Жуков, Есенин, Штирлиц, Драйзер, Горький, Гамлет, Гюго, Лондон, Габен, Дюма, Бальзак, Наполеон, Гексли, Дон Кихот. – Он быстро проверил себя по пальцам, повторяя имена, и Алёна невольно усмехнулась: долговязый психиатр с этим своим длинным хвостиком на затылке сделался похож просто-напросто на мальчишку. – Считается, что на протяжении всей жизни тип не меняется. Соционика описывает эти типы, межтипные отношения и взаимодействия внутри группы людей с определенными типами. Вот такая теория.

– Батюшки, – недоверчиво сказала Алёна, – да неужели при таком разнообразии человеческих характеров всего шестнадцать типов?!

– Вопрос правильный, – кивнул Юрий. – Все дело в том, что понятие типа в соционике гораздо более узкое, чем характер, чем вся психика в целом. Ставится вопрос лишь о том, какую информацию и каким образом человек воспринимает и усваивает, а вот выводы из этого можно сделать самые разноплановые. Поняли?

– Не-а, – честно призналась Алёна.

– Ладно, сейчас я вас нагружать теорией не буду, кратенько расскажу, почему назвал вас именно «Достоевским». Это этико-интуитивный интроверт. Интуитивист! Некоторые авторы называют его просто – Гуманист, другие – Психолог.

– Я – психолог? – пробормотала донельзя польщенная Алёна.

– А разве нет? «Достоевский» стремится понимать первопричины, механизм явлений: почему все происходит так, а не иначе. Никто лучше, чем «Достоевский», не подходит для исследования человеческой души и любви. Как правило, «Достоевские» с удовольствием решают трудные задачи. Чем труднее задача, тем больше она их увлекает. При желании мощным направленным воздействием может энергетически подавить агрессивные проявления любого человека. В обычных же ситуациях он – само спокойствие, лишь его внутренняя энергетическая наполненность ощущается постоянно. Он не терпит, когда что-то нарушает привычное течение жизни. Кроме того, у него, как у всех интуитивистов, легкая, стремительная походка. Ну как? Похоже на вас?

Алёна растерянно моргнула. Насчет походки – это факт, а не реклама, но вот насчет всего прочего…

– Как-то очень коротко, я толком не поняла.

– Ну, это дайджест, – усмехнулся Юрий. – Я же сказал: в двух словах. Про это целые книги написаны!

– А вы кто? Тоже «Достоевский»?

– Нет, я – «Робеспьер», – раскланялся Юрий.

– Господи, кошмар какой! – всплеснула руками Алёна.

– Это почему же кошмар?!

– Да ведь его сами французы называют кровавым чудовищем! – простодушно объяснила эрудированная писательница.

– Еще раз говорю, соционика – это условность. Чистая условность! – Кажется, Юрий немного обиделся. – На самом деле, «Робеспьеры» – это тоже интуитивисты, но при этом – сугубые аналитики, люди, во всем стремящиеся к совершенству. «Робеспьеры» не останавливаются перед препятствиями. Чей-то авторитет сам по себе для них не много значит, они могут принять чужие правила только в том случае, если видят в них пользу для своей главной цели. Им безразлично, как их поведение отразится на других. Из-за того, что они придают слишком большое значение своим собственным предвидениям и перспективным идеям, они могут упустить важные факты, не заметить слабые стороны своих идей и отдалить их практическое воплощение.

Алёна нахмурилась.

– По-моему, вы совершенно другой человек, – сказала она нерешительно. – Судя по вашим словам, «Робеспьер» вообще чужд душевных движений, какой-либо тонкости чувств, а вы все же психолог…

– Во-первых, я психиатр, то есть врач. «Робеспьер» любит исправлять несовершенства мира, так и психиатр пытается исправить несовершенства человеческой психики. Но далеко не всякая сфера человеческой мысли и тем паче – душа подвластны «голой» логике. Поэтому «Робеспьер» по типу своему – весьма посредственный психолог.

– Ка-ак?! – ахнула Алёна.