Наследство колдуна

– Сидеть!

– Что такое? – спросил Ромашов, изо всех сил стараясь держать себя в руках. – Я паспорт достать хочу, в кармане он.

Начальник кивнул. Ромашов вынул паспорт, хотел открыть и глянуть на записи хоть один глазом, однако начальник оказался проворней: выхватил, раскрыл, глянул в документ, потом поверх него – на Ромашова:

– Старого образца! Почему без фотографии?

– Да поди найди фотографию в нашей деревне, – пробормотал Ромашов, чувствуя, как у него начинает стучать в висках: наверное, от страха. Он ведь ничего не знает, кроме того, что его теперь зовут Петр Ромашов!

– Назовитесь, – сказал начальник патруля, а солдаты снова навели на Ромашова винтовки.

Да, похоже, эти ребята много чего успели повидать! Даже на Канатчикову дачу доходили слухи о множестве шпионов, засылаемых фашистами в Москву с документами, которые те забирали у наших убитых солдат или шлепали сами с превеликим мастерством.

Но Ромашов весьма невыгодно отличался от этих шпионов, и прежде всего тем, что они-то вызубрили все свои данные, а он даже не успел заглянуть в паспорт! Он даже отчества своего нового не знал!

В висках застучало еще сильней, но дышать почему-то стало легче. И вдруг вспомнилось, как Люся хохочет, повторяя: «Павел Петрович? Или Петр Павлович?»

– Ромашов Петр Павлович, – выпалил он.

– Откуда родом? – последовал вопрос.

В горле пересохло, в виски снова ударило, но в грохоте крови Ромашов отчетливо различил перепуганный Люсин шепоток, настойчиво твердящий: «Деревня Струнино. Струнино! Александровского района Владимирской области!»

– Что? – тупо оглянулся он на Люсю. – Ты что-то говоришь?

Глаза у нее стали – вот-вот выскочат!

– Нет, – замотала головой, – я ничего, я молчала!

– Отвечайте на вопрос! – рявкнул начальник патруля.

Ромашов повернулся к нему и повторил слово в слово:

– Деревня Струнино. Струнино! Александровского района Владимирской области!

Люся издала какой-то звук, словно подавилась.

Ромашов не обернулся.

– А почему не в армии? Ваш 1903 год призывался, – с неожиданным добродушием проговорил начальник патруля.

Итак, Петр Ромашов оказался на два года младше Ромашова Павла? Теперь он стал ровесником ненавистного Грозы?

Или… нет? Нет. Точно нет, он чувствовал это! Здесь что-то не то, это ловушка.

Строптиво возразил:

– Я тысяча девятьсот первого года рождения.

– А, ну да, – кивнул начальник, с преувеличенным вниманием всматриваясь в паспорт. – Что это я говорю…

«Проверяешь? – хмуро подумал Ромашов. – Да был бы я шпион, у меня бы все это от зубов отскакивало! Неужели непонятно? Хотя да… Непонятно, что происходит!»

– Так почему не в армии? – повторил начальник. – Девятьсот первый тоже призывался.

– Я только вчера из больницы вышел, – нехотя признался Ромашов, потому что эта нежеланная правда была на данный момент самым лучшим его оправданием.

– Из какой?

– Имени Кащенко.

Один солдат хохотнул было, но тут же заткнулся под взглядом начальника.

– Кащенко? – повторил тот. – По моим сведениям, они вчера все эвакуировались. Помещение под госпиталь отдали. Уже к ночи туда первых раненых завезли. Вас что, в последнюю минуту выписали?

Ромашов слабо кивнул.

– Справку больничную покажите.

Ромашов вскинул голову:

– Справки нет. Меня не выписывали, я сам оттуда ушел. Я выздоровел, ну и ушел. С их справкой меня бы к армии не подпустили, а я в ополчение пойти хотел.

Произнес эти слова, а потом осознал, что? вообще говорит.

Почему он так сказал?! Неведомо! До него словно легкий ветерок долетел… ветерок мыслей начальника патруля… тот как раз подумал, что если больного и не призвали бы, то уж в ополчение он вполне мог записаться, исполняя патриотический долг советского гражданина, а то отсиживается тут за какой-то довольно уродливой юбкой!

У Ромашова задрожали ноги.

Неужели… неужели возвращается то, что он считал утраченным? Или это просто мерещится?

Напрягся было, пытаясь поймать еще что-то, какие-то мысли, однако начальник патруля уже повернулся к Люсе:

– Быстренько соберите вашему… этому… кхм, короче, соберите ему смену белья да поесть на первое время. Мы его до призывного пункта проводим, это недалеко, улица Бакунинская, дом тринадцать, в помещении третьей школы. Переночует там с другими, а с утра на вокзал – и в учебную часть.

Несколько мгновений Люся и Ромашов стояли неподвижно, глядя друг другу в глаза.

– У меня там, в «сидоре», белье и телогрейка. Положи только картошки, если есть лишняя. И воды в бутылку налей, – попросил он.

– У меня еще банка тушенки есть, – подхватила Люся. – И лук…

Скоро «сидор» из больничной наволочки был заново увязан, и Ромашов надел его на плечи.

– Поторопитесь! – приказал начальник патруля.

Ромашов пошел было к двери, но обернулся, взглянул на Люсю, которая неотрывно смотрела на него…

– Спасибо, – поблагодарил неловко.