Бабочки Креза. Камень богини любви (сборник)

– Наталья откуда-то узнала, что массажист ищет кухарку. Он страшно привередлив в еде, вечно меняет кухарок – то одно ему не так, то другое не эдак… И по моему заданию Наталья пришла к нему наниматься. Лазарев ее принял на работу, она следила за Ларисой, все шло хорошо, мы узнали, в какие дни и в какое время появляется Лариса, как надолго остается в кабинете. На сегодня было назначено похищение. Накануне Наталья сообщила доктору, что увольняется, потому что замуж выходит. Мне нужна была ее помощь в деревне. Откуда пошел слух, что она с красной матросней спуталась и сбежала, я уж не знаю, может быть, сам доктор его распустил, может, горничная. Да это не суть важно. Сегодня Константин и Федор напали на Гаврилу сзади – ведь лицом к лицу с ним не больно сладишь! – оглушили и связали его, спрятали в подворотне. Я нарочно дал приказ – не убивать его. Анархисты не союзники большевикам, а только их временные попутчики, они могут быть полезны нам, эсерам, если провести с ними подобающую работу. Самое трудное состояло в том, чтобы убедить Ларису сесть в авто с другой охраной… мы решили в случае чего связать ее. Однако связывать не пришлось, – усмехнулся Гектор, – потому что вместо нее…

– Потому что вместо Ларисы появилась я? – покачала головой Аглая. – Бог ты мой, только теперь я понимаю, как же я тебе навредила, как все испортила!

– Не вини себя, – легко сказал Гектор. – Беда в том, что Константин и Федор раньше не видели Ларису в лицо. Накануне в случайной перестрелке с патрулем погибли двое наших товарищей, которые следили за ней и хорошо знали ее. Пришлось послать других, которые… приняли оперение за птицу. Ошибка оказалась роковой. Я не понял подмены сразу, потому что старался не попасться пленнице на глаза – не хотел, чтобы Лариса вспомнила меня. Но…

Гектор вдруг осекся, в глазах мелькнуло мучительное выражение.

И Аглая поняла, о чем он подумал. Сама она догадалась только что, но ведь он не мог не думать об этом с тех самых пор, как узнал, что в его дом привезли не Ларису Полетаеву! Может быть, ей следовало пожалеть его и промолчать. И, может быть, она пожалела бы его и промолчала, если бы… если бы не догадалась, что он стал жертвой самого подлого и самого низкого предательства. Ведь предал его, как поняла сейчас Аглая, человек, о котором он сказал: «Так вышло, что ближе меня у нее никого не осталось. А у меня – никого, кроме нее».

– Ты старался не попасться пленнице на глаза… – заговорила девушка и сама поразилась, как хрипло, страдальчески звучит ее голос. Она страдала оттого, что принуждена причинить Гектору боль, но должна была остеречь его. А может быть, даже и спасти. – Ты старался не попасться на глаза пленнице, которую считал Ларисой, – повторила Аглая. – Константин с Федором не видели ее раньше и клюнули на комиссарскую обертку. Но среди вас был человек, который совершенно точно знал Ларису Полетаеву в лицо, который встречался с ней не раз, который следил за ней по твоей просьбе. Этот человек должен был с первого взгляда понять, что я – не она. Этот человек должен был предупредить тебя!

Гектор опустил голову.

Значит, и правда думал о этом же…

– Теперь я вспомнила, как Наталья смотрела на меня в первую минуту, – тихо сказала Аглая. – Она еле удержалась, чтобы не вскрикнуть: «Что вы тут делаете?» Но все же удержалась. Так почему она не предупредила тебя?

– Ну, может быть, ей стало тебя жаль? – глухо сказал Гектор, отводя глаза. – Она побоялась, что я убью тебя, если узнаю, что ты не Лариса.

– А ты убил бы?

Он вскинул голову:

– Нет. Я и Ларису-то не собирался убивать, клянусь.

– Верю, – отозвалась Аглая. – Однако ты велел Наталье держать меня на прицеле. И она послушалась. Под дулом ее обреза я переодевалась. У Натальи так и плясал палец на спусковом крючке, я чувствовала, что при малейшей попытке с моей стороны ослушаться она выстрелит, выстрелит в меня! На ее лице была такая ненависть…

– Она ненавидела тебя за то, что ты сломала нам весь наш замысел, – сказал Гектор, но в голосе его не было уверенности.

– В самом деле? – зло бросила Аглая. – И все же она сдержалась, не выстрелила. Думаю, вовсе не из жалости ко мне. А потому, что тогда ты, увидев меня мертвой, сразу догадался бы: я не Лариса. Даже если бы она выстрелом изуродовала мне лицо до неузнаваемости, нас не перепутаешь. У Ларисы волосы другие. И сложение у нас разное. Ты догадался бы, если бы присмотрелся к трупу. Наталья наверняка убила бы меня, но в подполье, когда мы должны были бежать. Там, в темноте, ты не разглядел бы подмены.

– Но потом-то я все же узнал бы, что Лариса жива, – глухо возразил Гектор, но глаз не поднял.

И опять Аглая поняла, что он думает о том же, о чем думает она.

– Потом? – с горечью повторила она. – А ты уверен, что у тебя было бы это потом? Откуда, каким образом Хмельницкий мог узнать, куда доставили Ларису? Почему он явился так быстро? Я знаю, ты можешь предположить, что кто-то из тех часовых на городской заставе сообщил Хмельницкому, в каком направлении проехал автомобиль Ларисы. Ну и что? Проехал да и проехал. Никакой вести о похищении комиссарши Полетаевой не разнеслось – ведь она не была похищена. А Хмельницкий заведомо явился спасать ее! Он не сомневался, что Лариса должна быть в доме, и даже удивлялся, что она бежала. Выходит, Хмельницкий знал о твоем плане. От кого? Если бы на него работали Федор или Константин, их не убили бы. Предатель думал бы прежде всего о своем спасении, а они погибли, пытаясь спасти тебя. Тогда кто сообщил Хмельницкому?

Гектор вскинул на нее глаза, словно молил о пощаде, но Аглаю в ее ревнивом обличительном раже было уже не остановить.

– Ой, только не говори мне, что Хмельницкий собирался застрелить Наталью, если ты не выйдешь! – Она даже ладони выставила вперед, как бы защищаясь от его возможных слов. Но тут же испуганно прижала их к груди, потому что Гектор вдруг надвинулся на нее и рявкнул:

– Хватит! Довольно! Замолчи! Я все уже и сам понял! Понял, какой был идиот! Понял, что меня предали! Помнишь, Хмельницкий крикнул: «Я знаю, что ты здесь, затаился в каком-нибудь из своих проклятущих тайников!» Никто не знал о тайниках в доме. Ни одна живая душа. Кроме Натальи. Еще тогда у меня мелькнуло подозрение. А потом появилась Лариса с анархистами…

– Вот именно! – не выдержала молчания Аглая. – Как они все могли догадаться, куда ехать? Только если заранее знали путь. И потом, помнишь, ты сказал Ларисе, чтобы она отпустила Наталью, ведь та помогла ей бежать. Ты все еще предполагал, что Ларисе удалось уйти через подпол. А она вытаращила глаза и закричала: «Бежать? Да вы тут все с ума посходили!» Она ничего не понимала. А потом закричала: «Она меня раздела, ограбила, предала!» Я еще тогда подумала: вот странности, почему Лариса убеждена, что ее вещи из приемной доктора Лазарева украла именно Наталья? Ведь знает, что кухарка ушла от доктора некоторое время назад… И слово «предала» прозвучало не случайно. Лариса страшно озлобилась против Натальи, а такое могло произойти только в одном случае: если Наталья по какой-то причине была с Ларисой заодно. Ты находился в убеждении, что используешь Наталью, дабы похитить Ларису, а на самом деле Лариса была в курсе всей интриги и ужасно разозлилась, что дело не так пошло. Она плела свою интригу. И какова была ее цель, как ты думаешь?

Гектор молчал. Страдание и боль исчезли с его лица. Оно было ледяным.

– Какой страшный у тебя ум, – заговорил он наконец. – Ледяной и безжалостный. Кто сказал, что женщины слабы и беззащитны?

Аглая уставилась на него испуганно. У нее – ледяной и безжалостный ум? До сей минуты она и не подозревала, что у нее вообще есть хоть какой-то ум!

Губы Гектора искривились в сардонической ухмылке:

– Человек, который так сказал, ничего не понимал в женщинах. Я – как несчастный, неопытный фехтовальщик, против которого вышли три сильных противника, причем совершенно невозможно ни предсказать выпад хоть кого-то из них, ни понять причины, по которым они бьются именно так, а не иначе. И самое смешное, что все они – вроде бы как беспомощные женщины… Значит, мне не спастись.

– Погоди-ка, – сказала Аглая. – Против тебя вышли три противника-женщины? А ты уверен, что хорошо посчитал? Одна – Лариса, другая – Наталья, а третья-то кто же? Или я о ком-то просто еще не знаю?

– Ну отчего же, думаю, ты о ней знаешь, – невесело усмехнулся Гектор. – Потому что третий мой противник – ты.

Он сунул руку в сидор и достал оттуда револьвер.

– Да, ты, – повторил Гектор со вздохом.

* * *

– Ну, мне пора, работа ждет, – сказал Андрей на улице, когда они с Алёной вышли из парикмахерской. – И, между прочим, не где-нибудь, а в Музее живых бабочек.

– О господи, вот так совпадение! – изумилась наша героиня. – Неужели и такой музей есть?

– Открылся недавно рядом с Покровкой, напротив парикмахерской «Фэмили». Знаете, на Пискунова…

– Да что вы говорите? – вскричала Алёна. – Я же туда каждую неделю хожу маникюр делать, но никакого музея не видела.

– Он в подвале находится, почти не разглядишь, вот о нем никто и не знает. Они и попросили меня постеров им наделать, чтобы себя разрекламировать. Хотите, пойдемте со мной? Там красиво. Цветы, растения тропические, а среди них летают огромные бабочки…

– Да нет, спасибо за приглашение, – отказалась Алёна. – На самом деле я к бабочкам совершенно равнодушна. И вообще, мне не до них, мне работать надо!

Они простились, причем Андрей выпросил-таки у нее визитку и пообещал отправить фотографии по электронной почте сегодня же, когда вернется из музея. Алёна пошла домой, однако от мыслей о бабочках почему-то никак не могла отвязаться. Может, и правда написать на эту тему романчик? Хотя, если честно, ее, как детективщицу и отчасти как доморощенного детектива, куда больше заинтересовала история, рассказанная Натальей Михайловной: история любви, благородства, преданности и предательства.

Может быть, лучше написать исторический детектив о робкой и трогательной Наталье, которая была влюблена в неизвестного человека, погибшего во время революционных бурь? Написать о добродушном увальне Гавриле Конюхове, который принял ее с дочерью, а потом пожертвовал собой, спасая семью? Написать о предателе и доносчике Кирилле Шведове… Неприятное какое имя – Кирилл, никогда оно не нравилось Алёне!

А все же интересно, какова должна быть фамилия главного героя? Кто именно был дедом Натальи Михайловны? Что-то помнится из перечисленных ею фамилий… Хмельницкий? Отличная фамилия, удалая такая. Орлов? Еще лучше, но немножко книжно. Учкасов – ну нет, какой-то комедийный персонаж. Берлянт? Нет уж, такая фамилия для шулера и совершенно отрицательного персонажа, главный герой никак не может ее носить. Впрочем, только в пьесах Островского сплошь говорящие фамилии, которые сразу обрисовывают характер персонажей, в жизни-то все иначе. Вон какая миролюбивая фамилия у Алёны – Ярушкина. Тихая такая фамилия, а в жизни ее носительница – ого, настоящей фурией-фуриозо бывает! А кстати, ярка, ярушка – это то же, что овечка. Вот смех, они же с новым знакомцем, фотографом Андреем Овечкиным, практически однофамильцы! Ну не ирония ли судьбы, что именно он притащил ей в клювике оброненный в лифте листок? Хотя слово «клювик» здесь явно ни при чем. Что вообще наличествует у ярок и овец? Пасть? Рот?

«О какой ерунде ты думаешь! – укорила себя Алёна. – А все от безделья. Займись каким-нибудь упражнением для тренировки мозга. Ну хоть список несчастный попытайся расшифровать!»

Правда, это не ее дело… Да и ни к чему во всякой невразумительной ерунде пытаться разбираться. Но что такого в том списке? Почему именно из-за него так разъярилась Наталья Михайловна? Почему так переменилось ее настроение после того, как мадам узнала, что списка в конверте нет, и решила, что его прикарманила Алёна? Хотя, возможно, настроение у нее изменилось от того, что она прочла в письме Владимира Шведова.

Конечно, он пытался оправдать отца (судя по возрасту Владимира Шведова – ему за 60, – Кирилл Шведов родил сына уже в весьма немолодые годы!). Но как можно оправдать доносчика, погубившего целую семью? Конечно, трудно судить, глядя через годы…

Может, это была месть! Кому, за что? Не узнать. Легче разгадать загадочный список, чем проникнуть в суть поступков и замыслов Кирилла Шведова! Интересно, список как-то связан с содержанием письма?

Письма у Алёны не было, а список был. Она вернулась домой, достала его из сумки и стала читать.

Ап. – АлРжБяИчШАм

Кр. – крРчШИГржБ

Мн. – АлОбАк