Верни мое имя!

Внезапно за Васькиной спиной повеяло мертвенным холодом. Он обернулся – и с визгом вскочил, заметался туда-сюда и наконец забился в угол, отчаянно желая сделаться таким же пыльным, замшелым и заплесневелым, как все в этой комнатушке, слиться с окружающим, только чтобы его не различила и не настигла черная мгла, которая медленно просачивалась в щелястую дверь.

* * *

Тьма сначала стелилась по полу, потом собралась в комок – и вдруг приняла очертания черной птицы, в которой Васька с ужасом узнал ту самую ворону, которая гналась за ним. Через миг ворона приняла облик змеи, вставшей на хвост, и закачалась в разные стороны, вертя маленькой плоской головкой, словно пытаясь отыскать скорчившегося в укромном уголке котенка. Вдруг змея свилась клубком и обернулась черной свиньей, которая мерзко хрюкнула, обратив к Ваське свой широкий вздернутый пятачок, но тут же вместо свиньи появилась женская фигура с понурой головой, распущенными волосами и руками, прижатыми к груди в том месте, где она была пронзена какой-то заостренной палкой.

При виде этой женской фигуры половинка портрета издала пронзительный вопль, яростный и в то время жалобный, а в ответ раздался издевательский хохот, снова напомнившей Ваське воронье карканье, – и черная тьма рассеялась: втянулась в щели в стенах, окнах, дверях, прилипла к потолку в виде черной паутинной бахромы – а посреди комнаты возникла одетая в длинное черное платье женщина, которая в одно мгновение нашла глазами Ваську и весело, добродушно улыбнулась ему:

– Здравствуй, котишка-оборотень!

На первый взгляд она была необыкновенно красива: черноволосая и черноглазая, с длинными стрельчатыми ресницами, белолицая и румяная… однако красота ее не восхищала, а пугала. Сросшиеся на переносице брови, тонкие, искривившиеся в недоброй ухмылке губы, острый подбородок и длинный, слегка загнутый нос придавали ей зловещее выражение.

Может быть, это не бросалось бы так в глаза при встрече на освещенной солнцем улице, но если вспомнить, где происходило дело и что предшествовало появлению красавицы, из какого черного дыма и мрака она возникла…

Да, тут уж было не до восхищения – от нее хотелось отвернуться и больше никогда в жизни не видеть!

«Ведьма, черная тварь», – вспомнил Васька слова портрета, и такая дрожь пробрала его, что показалось, будто даже стенка, к которой он прижимался, задрожала.

В самом деле – это была красота ведьмы, вампира, красота зла… если только зло может быть красивым.

– Ну, котишка-оборотень, – продолжала женщина, – я и не думала, что ты прыткий такой. Лихо от меня удирал! Или очень спешил наследство Марфы Ибрагимовны посмотреть?

И она захохотала, а портрет скривился словно в приступе боли.

Ваське было очень страшно, однако еще больше его разбирало любопытство.

– А скажите, пожалуйста, – робко мяукнул он, – неужели Марфа Ибрагимовна моему папе именно этот дом завещала? Уж очень он старый. Такое ощущение, что в нем вообще тыщу лет никто не жил.

– Ну ты скажешь, котишка-оборотень, – развела руками ведьма Ульяна. – Тыщу лет! Да всего каких-нибудь сотни полторы, не более того. С тех пор, как Марфа Ибрагимовна померла.

– Слушайте, здесь какая-то путаница! – воскликнул Васька. – Если она умерла сто пятьдесят лет назад, она никак не могла быть троюродной прабабушкой моего папы. Тогда даже моя троюродная бабушка еще не родилась! А про папу вообще и мыслей ни у кого не было. Значит, Марфа Ибрагимовна не могла завещать ему дом.

– А ты догадлив, котишка-оборотень! – одобрительно сказала Ульяна. – Само собой, ничего и никому Марфа Ибрагимовна не завещала – это я все подстроила, чтобы вместо тебя моего слугу к вам в дом заслать, а тебя сюда завести. Ты Васька, и он котом Васькой был! Думаю, уж достаточно долго! Я Петру Тимофееву буду вечно мстить через потомков его! Теперь твои мать с отцом хорошенько помучаются… и ты помучаешься, наблюдая за ними. А потом и сам сдохнешь!

Васька только хлопал глазами, слушая ее. «Какую-то пургу она гонит», – подумал растерянно.

– Ишь, вытаращился! – ухмыльнулась Ульяна. – А сейчас такое узришь… Эй, левый глазок, покажи нам то, что видит правый!

Портрет затрясся так, словно собирался сорваться со стены. Трещины пошли волнами, а потом вдруг все разгладились, словно и не было их никогда, и перед Васькой предстала половинка женского лица изумительной, несказанной красоты.

Какие седые волосы? Они оказались рыжими, золотистыми, солнечными. Какая старуха?! Женщина на портрете была молода и прекрасна.

Да, это вам не ведьма Ульяна с ее крючковатым носом! Все в лице Марфы Ибрагимовны было гармонично и неотразимо – это понимал даже Васька. И если она в молодые годы и в самом деле была такая, неудивительно, что с нее портреты писали!

На Ваську взглянул зеленый глаз – и ему почудилось, будто он заглянул в зеленый омут. А через мгновение в омуте показались какие-то фигуры, лица… и Васька увидел свой дом, увидел квартиру, в которой прожил почти тринадцать лет…

«Левый глазок, покажи нам то, что видит правый», – приказала ведьма Ульяна. Значит, сообразил Васька, левая половинка этого портрета может видеть то, что видит правая, которая в это время находится в доме Тимофеевых. Ну и чудеса…

И тут же Васька позабыл обо всем на свете, потому что увидел маму.

Свою маму!

– Мамочка! – заорал он что было сил, но в ответ получил только ехидный смешок Ульяны:

– Зря стараешься, котишка-оборотень. Тебя никто не слышит.

У Васьки все плыло в глазах, пока он не понял, что плачет, и не смахнул слезы сначала одной лапкой, потом другой. Чтобы не мешали смотреть на маму.

Мама стояла у окна Васькиной комнаты и печально глядела на улицу. А рядом с ней топтался тощий мальчишка с пепельными волосами и курносой физиономией, украшенной двумя изрядными царапинами.

Кот-мальчик!

– Не понимаю, как ты мог так поступить, – тихо сказала мама, не оборачиваясь. – Конечно, котенок оцарапал тебя, конечно, тебе было больно, но выбросить его на дорогу… просто взять и выбросить, будто огрызок от яблока, будто конфетную бумажку… это было жестоко, Васька, неужели ты не понимаешь?! Самое обидное, что именно в эту минуту пробка рассосалась, машины тронулись. Мы даже не сразу поняли, что произошло, а когда спохватились, было уже поздно… А вдруг котеночек разбился? Вдруг ударился так сильно, что погиб?!

– Да ладно тебе, мам, – сказал кот-мальчик невыносимо противным, каким-то мяукающим голосом.

Васька точно знал, что его собственный голос раньше был другим, и просто диву давался, что мама ничего, никаких изменений не замечает.

– Не переживай, – продолжал кот-мальчик. – Кошки всегда падают на четыре лапы, они с какой угодно высоты спрыгнуть могут и жутко живучи. Ничего с ним не случилось, с этим котенком. Спорим, он уже вернулся к себе домой? И вообще, ты так о нем переживаешь, будто он твой родственник! Давай лучше поедим, а?

– Подогреть суп или мясо тушеное? – спросила мама покорно.

– М-мяу-со! Конечно, м-мяу-со! – промурлыкал кот-мальчик, и опять мама ничего не заметила и вышла из комнаты, грустно опустив голову.

Может быть, она так переживает потому, что чувствует: она лишилась не просто какого-то там котенка, а родного сына? Ах, как бы Ваське хотелось так думать!

Дальше произошла вот какая странная штука. Васька одновременно видел и маму, которая грела на кухне обед для того, кого она считала своим сыном, и этого паршивого самозванца.

Оставшись в одиночестве в Васькиной комнате, которая теперь принадлежала ему, кот-мальчик первым делом бросился к дивану, вскочил на него с ногами и принялся остервенело драть пальцами диванную спинку! При этом он пофыркивал и подмяукивал ну совершенно как кот, которому приспичило срочно поточить когти.

Однако ничего у него не получилось, потому что Васькины ногти оказались коротко подстрижены. Дело в том, что его совсем недавно с превеликим трудом отучили эти ногти грызть, и мама теперь в оба глаза следила, чтобы они не отрастали больше чем на миллиметр.

Кот-мальчик с отвращением поглядел на свои, то есть Васькины, руки, злобно фыркнул и свернулся клубочком в углу дивана. Правда, спокойствия его хватило ненадолго. То, что он затеял потом, не лезло вообще ни в какие ворота. Поплевал себе на руку и принялся растирать слюну по лицу! Не сразу до Васьки дошло, что бывший котенок просто-напросто решил умыться.

Честно – если бы Васька не наблюдал это своими глазами, он ни за что не поверил бы, что человек может так себя вести!

Хотя, с другой стороны, разве перед ним был человек? Конечно нет!

Кот-мальчик оказался ужасным чистюлей. Он умывался очень старательно: и лицо помыл, и голову, и принялся за шею, когда мама позвала ужинать.

Тут он сверзился с дивана на четвереньки. Забыл, наверное, что уже не может падать на четыре лапы с любой высоты без всякого вреда для себя, ну и крепко ушиб локти и колени.

«Так тебе и надо!» – с ненавистью подумал Васька.

Злобно пошипев и пофыркав, кот-мальчик торопливо потер ушибленные места ладошкой – сначала, конечно, полизав ее и занеся, между прочим, в захваченный мерзким колдовством организм Василия Тимофеева очередное количество микробов.

Во что же превратится этот самый организм к тому времени, когда в него вернется законный хозяин?! Да он, наверное, из поликлиники вылезать не будет, горстями лекарства станет пить, когда вернется в свое тело!

Но тотчас до Васьки дошло, что его шансы на это возвращение равны не просто нулю, но нулю с минусом, и он чуть не разрыдался. Удержало его только то, что мерзкая ведьма Ульяна, конечно же, очень порадовалась бы его отчаянию, ну и Васька из гордости решил не давать ей такой возможности.