Говоров стоял над раскрытым чемоданом, и Маргарита мигом приметила великолепную чернобурку, несколько отрезов: шерсть, сукно, а панбархата все же нет, зато какое великолепное шелковое белье! – облизнулась скрытно на обновки, однако лицо ее по-прежнему хранило то же хмурое, обиженное выражение, которое Говоров мог наблюдать весь вечер.
Маргарита вошла в спальню, прижалась к стене, сложила руки на груди.
– Да ты посмотри хотя бы, – пробормотал Говоров, входя следом.
Интересно, а какими подарками заваливал он эту… эту?.. Может быть, у нее и остался отрез панбархата, о котором мечтала и который не получила законная жена?
– Кто она? – процедила Маргарита сквозь зубы, обжигая мужа презрительным взглядом. – Ну, эта… Слова не подберу!
Говоров горестно вздохнул, покрутил головой, но ничего не ответил.
Маргарита отвернулась. Смотреть противно!
Невыносимо на него смотреть!
– Значит, Говоров, повоюем, постреляем, шашкой помашем и прыг под юбку?
– Осади, ну осади, Рита, – со страдальческим выражением молвил Говоров, прикрывая двери спальни. – Детей разбудишь!
«Детей!!! Да у тебя один сын, один!» – чуть не закричала Маргарита, но нашла в себе силы промолчать.
Михаил встал перед ней. Вид у него был виноватый до того, что Маргарите на миг стало жаль мужа. И тут же обида пересилила все остальное.
Герой! Орденов и медалей не сосчитать у бравого вояки, а под этими медалями – кто? Потаскун, больше никто!
У нее в голове мутилось от злости, стоило представить, как Говоров нетерпеливо подминает под себя чужое женское тело.
Маргарита тут… одна… даже взгляда в сторону не позволяла себе, а он там валялся с кем попало!
Хотелось ударить его побольнее. Нет, не пощечину отвесить – словами отхлестать.
Пригасила огонь ненависти в глазах, отклеилась от стены, пошла к мужу, с наслаждением наблюдая, как у него в глазах появляется недоверчиво-счастливое выражение. У Михаила аж руки дрогнули, он уже потянулся было к Маргарите.
Ну да, решил, что она сейчас ему на шею бросится, всплакнет по-бабьи, прощая блудника-муженька, – и…
Нет! Нет уж, Говоров еще не получил своего. И Маргарита еще не поторговалась как следует за свое прощение!
– Жди меня, и я вернусь, только очень жди? – Она хотела улыбнуться ехидно, но вместо этого на глаза навернулись слезы.
Кончились силы сдерживаться!
– Я тебя так ждала, Миша! Ты понимаешь, что твой ребенок недоедал? Я одна с маленьким ребенком… Гос-споди!
Слов не было. Остались только слезы. Маргарита отвесила мужу одну пощечину, другую…
Он только вздохнул.
Маргарита отвернулась, громко всхлипывая.
«Какого ж ты черта, Егорыч, говорил, что все уладится? – в изнеможении подумал Говоров. – Не улаживается ведь!»
– За то, что дождалась, – спасибо, – неловко сказал он, делая шаг к жене. – Прости, прости… я виноват.
Маргарита утерлась ладонью, как кошка лапой.
«Поплачет – может, успокоится?» – с надеждой подумал Говоров.
Но нет… так легко отделаться ему была не судьба!
– Полковая? – прорыдала Маргарита. – Военно-полевая? Шлюха!
– Не смей! – напрягся Говоров.
– А я – смею! Смею! – прошипела Маргарита. – Партия родная, интересно, куда смотрела? Ну ничего, ничего! Теперь эта дрянь узнает – от меня! – как любовь крутить с чужими мужьями!
– Хватит! – Говоров рявкнул так, что Маргарита отшатнулась. – Хватит об этом! Не узнает она!
Маргарита презрительно скривила губы: «Ну, муженек, ты меня еще плохо знаешь! Я ей проходу не дам!»
– Нет ее больше! Погибла! – хрипло добавил Говоров и, тяжело припадая на ногу, вышел в другую комнату.
Маргарита, чуть не захлебнувшись радостью (небось с мертвой соперницей воевать легче, чем с живой, вот так ей и надо, этой потаскухе!), осторожненько подсматривала в щелку.
Наверное, теперь можно и притормозить. Осадить, как это называет муж.
Сейчас он пойдет на кухню курить, Маргарита пойдет следом, предложит чаю, встанет рядом, он положит ей руку на плечо – и она уже не отстранится…
Но муж не вышел курить на кухню. Он остановился и заглянул за ширму. Улыбнулся и приложил палец к губам.
И ласково шепнул:
– Тише, тише! Спи, доченька!
Поня-я-атно!
Ну, Говоров, значит, еще поговорим…
* * *
В спальню Говоров крался чуть ли не на цыпочках, как в разведку. Опасался – а вдруг жена сбежит в гостиную, ляжет на диване? Что ж ее, силком в супружескую постель тащить?
Нет, Маргарита нашлась на своем месте – в кровати, около тумбочки, на которой горел ночничок.
Говоров так обрадовался, что даже не сразу заметил, что у жены поверх ночной рубашки надет халат.
Он почувствовал себя ужасно неловко в трусах и майке. Хотя что ж, должен спать в галифе, кителе и при орденах, что ли?!
Маргарита на его ордена даже не глянула. Спасибо, хоть сын все перетрогал, о каждом расспросил…