Проклятие итальянского браслета

– Вы придумываете новый сюжет? – шепнула она заговорщически.

– Что-то вроде, – пожала плечами Алёна.

– Браслетов в самом деле было два, – тем же шепотом продолжала Секлита Георгиевна. – Один купили вы, а второй продали через три или четыре дня.

– Кому, не помните? – чуть не застонала Алёна.

– Продавала не я, – покачала головой Секлита Георгиевна. – Я болела.

– А кто? – насторожилась Алёна.

Секлита Георгиевна ткнула пальцем в сторону подсобки, где все еще говорила по телефону блондинка, и поджала губы. Янтарный блеск в ее глазах померк.

– Может, она помнит? – с надеждой спросила Алёна.

– Да вряд ли, – покачала головой Секлита Георгиевна и, как показали следующие десять минут, оказалась совершенно права. Блондинка, которую звали Раиса Федоровна, не просто не помнила, но не помнила даже как-то воинствующе, с особым, несколько садистским удовольствием.

– А зачем вам это нужно? – спросила она наконец, когда Алёна уже несколько охрипла от просьб.

Алёна пожала плечами. Рассказывать нелепую историю с подменой браслета не хотелось.

– Это для сюжета! – подсказала Секлита Георгиевна.

– Ах для сюже-е-ета… – презрительно протянула Раиса Федоровна. – Для сюжета вашего я и напрягаться не стану, и вспоминать не буду.

– Ну и не надо, – обиделась Алёна. – Обойдусь.

И ушла, улыбнувшись на прощание Секлите Георгиевне и призывая себя успокоиться. Если все время думать о том, что тебя так изощренно ограбили, поневоле станешь мизантропом. Не лучше ли относиться к случившемуся с юмором, благо чувство оного в наличии имеется? И вообще выкинуть из головы эту дурацкую историю с браслетом, волосатиком, ювелиром…

Самые проницательные читатели уже, конечно, догадались, что сделать это Алёне Дмитриевой не удалось.

Дела давно минувших дней

Я приказал подвезти себя к гостинице. До сего времени стоять в гостинице мне никогда не приходилось, и по пути, то есть когда я уже уверился, что доберусь до Петрозаводска живым, я навоображал себе невесть что – вроде «Астории» по меньшей мере. Однако же по мере приближения к сему «отелю» я постепенно соразмерял свои фантазии с реальностью. Дома здесь были большей частью деревянные, одноэтажные и неприглядные. Таким же оказался и «отель», носивший незамысловатое название «Северный». Впрочем, это показалось мне хорошим предзнаменованием! Ведь таков же и мой псевдоним!

В гостиничной конторе предъявил я документы. Помню, меня удивило тщание, с каким их проверили сначала хозяин, а потом полицейский чин. Тогда я еще не знал, что Петрозаводск – место поселения многих ссыльных, поэтому всякий новый человек брался здесь на заметку: а не прибыл ли он с некими противоправительственными злоумышлениями?

Я на первый взгляд был персоной, никакого доверия не заслуживающей: одет кое-как, чрезвычайно грязен, голоден, как зимний волк, а то и лютее, денег при себе не имел ни копейки (хозяин не замедлил стребовать с меня плату вперед), к тому же назвался актером и режиссером.

Хозяин и полицейский чин при сем наименовании переглянулись с задумчивостью. Мне, дрожащему от холода и мечтающему о теплой бане и сытном обеде, вздумалось, что меня немедля повлекут сейчас в кутузку – до выяснения обстоятельств, и я вынул письмо от Э. Сампо. И пожалел, что не сделал этого раньше!

Стоило лишь полицейскому чину сие письмо увидать, как отношение ко мне вмиг переменилось. Оказывается, хозяин получил касательно меня особые распоряжения, согласно которым все мои расходы в первое время – до получения аванса в казначействе театрального общества – берет на себя само общество. То есть немедля был мне предоставлен номер и исполнены самые заветные желания, касающиеся обеда, бани и отдыха.

Затем я отправился к казначею на дом и получил аванс двадцать пять рублей. От огромности этой суммы у меня натурально сперло дыхание.

– Я должен быть благодарен господину Сампо, – сказал я.

– Госпоже, – уточнил казначей. – Номинально председателем нашего театрального Общества является господин губернатор Николай Иванович Русков, но фактически – его супруга, Эльвира Михайловна. Мы все подчинены ей. Очень умная, образованная дама, весьма сведущая в театральной жизни: выписывает все новинки и сама мечтает играть на сцене. Да что, у нас и драматург свой есть – Карнович, из ссыльных. Непременно станет вам свои творения предлагать, соперничая с Грибоедовым и Островским!

Я несколько приуныл. Сказать по правде, еще в Питере доморощенные драматурги внушали мне ужас. Очень редко они писали что-нибудь пристойное. Но еще больший ужас внушала губернаторша, возомнившая себя актрисой! А что, если она бездарна? Как мне быть, как отказать ей? Да ведь если она окажется самодуркой, меня выгонят вон! А что, если прежний режиссер был изгнан именно за это? Неужели придется уехать, едва сюда добравшись? По той же смертельной дороге?!

Меня пробрал мороз.

Не хотелось думать о грустном загодя, а потому я перевел разговор на другое:

– А почему ее превосходительство избрала такой странный псевдоним? Что это значит – Сампо?

– Честно говоря, не знаю, – пожал плечами казначей. – Это что-то из каких-то сказок лопарей, карелов, саамов… Ее превосходительство без ума от этих сказок, но я, честно признаюсь, этим не увлекаюсь, предпочитаю, знаете ли, Мопассана! – И он игриво подмигнул.

На этом мы простились, и я, напутствуемый советом непременно нанести завтра визит их превосходительствам, отправился в гостиницу, ибо день уже давно сменился темнотой. Здесь зимние дни оказались еще короче, чем в Петербурге.

Лишь войдя в гостиницу, я услышал женский тихий плач и за поворотом коридора разглядел хозяина, рядом с которым стояла светловолосая девушка в сползшем на плечи большом клетчатом платке. Волосы ее, удивительно гладкие и блестящие в свете лампы, которую держал хозяин, были заплетены в длинную косу.

Хозяин ей что-то грубо выговаривал, но увидел меня и шикнул. Девушка, повернувшись, бросилась вон. Я успел увидеть залитое слезами хорошенькое личико. Впрочем, она на меня не взглянула.

Заметив мой любопытный взгляд, хозяин вдруг сказал:

– Чистота – лучшая красота. А коли она утрачена – остается только слезы лить.

Я обратил внимание, что хозяин, черноглазый и темноволосый, явно не местный житель – здешние все светловолосы и светлоглазы, – говорит с некоторым акцентом, а главное – с той же протяжностью и флегматичностью, как уже виденные мною карелы, из чего я заключил, что природа Севера и общение с этой немногословной нацией настраивают людей на спокойное поведение в любые мгновения жизни. Мне бы тоже не помешало обрести толику спокойствия, ибо я страшно волновался. Уповая на провидение, которое и прежде было ко мне милостиво, я отправился в свой номер и лег спать, наказав разбудить меня не позднее девяти, ибо опасался заспаться, а казначей успел меня предупредить, что ее превосходительство – пташка ранняя, для нее начинать прием в десять или одиннадцать утра – самое обыкновенное дело.

Думал, что буду спать как убитый – после моих-то дорожных мучений, но нет, среди ночи вдруг проснулся. Странное было ощущение – словно кто-то подошел и коснулся лица.

В комнате было темно, лампадка под образом не давала почти никакого света.

Кое-как зажег свечу… никого.

Да и не могло тут быть кого-то!

На все лады повторяя это, я принуждал себя спать, но ощущение теплой ладони на моем лице не оставляло меня. И не мог я понять чувства, которое при этом владело мною: страх или взволнованное ожидание неведомого.

Наши дни

Ночью начался снегопад и не прекращался целый день.

Нет, весна в этом году выдалась совершенно нереальной! Кто ее помнит, не даст соврать. Уже март подходил к концу, а сугробы все не таяли, да еще чуть ли не каждый день снова и снова шел снег. Вот по такому свежевыпавшему снегу Алёна Дмитриева возвращалась домой, вся обвешанная сумками, потому что по пути заглянула в магазин. Она еле передвигала ноги в дурацком, так несвоевременно выпавшем снегу, коварно прикрывшем наскольженный, невычищенный тротуар, и размышляла… нет, не о фокусах с браслетом, и не о причудах погоды, и даже не о том, куда в нынешнем году исчезли все дворники поголовно. Думала она о существах, которые играли в ее жизни весьма спорадическую роль. А именно – о мужчинах.

Мужчины, без сомнения, особи полезные. Не только потому, что без них не обойтись, если, к примеру, вы обожаете танцевать аргентинское танго. Ведь это парный танец, партнеры позарез нужны. И без них опять же не обойтись, если вы заядлая натуралка и вдобавок не приучены к пользованию вспомогательными эротическими девайсами. Кроме доставления немалого удовольствия женщинам, мужчины могут с успехом использоваться в работах по дому и для переноски тяжестей, например сумок с продуктами, если дама вдруг вздумала конкретно затариться и идет с шестью сумками, а рук у нее по-прежнему всего лишь две.

В это самое мгновение какой-то человек, спешивший по тропинке навстречу, поскользнулся и толкнул Алёну, да так, что она села в сугроб вместе со всеми своими сумками и даже подняться смогла не сразу. Честно говоря, вынули ее из сугроба добрые люди… женщины, между прочим. Не то чтобы Алёна так уж сильно пострадала от падения, что не могла сама подняться: она просто-напросто обессилела от смеха. Мобилизованное и призванное чувство юмора оказалось на боевом посту. Нет, ну не смешно ли?! Стоит воздать должное мужчинам, как непременно получаешь от них какую-нибудь пакость… ну чем не новый закон Мёрфи?!

– И чего вы, девушка, хохочете? – возмутилась одна из спасительниц, маленькая и толстенькая, в короткой шубке, которая делала ее поперек себя шире. – Тут плакать надо, а не хохотать! Это что ж за мужик пошел? Сбил девушку, а сам и не оглянулся, поскакал дальше. Я б на вашем месте милицию вызвала. Если сразу приедут, его еще можно задержать. Он вон туда, в «Видео», зашел, я видела. Наверное, сисадмин какой-нибудь, они же все чокнутые, ничего вокруг не видят, кроме своих компьютеров! То-то от него скипидаром разило, небось их и промывал.

– Эмо он, – возразила вторая спасительница, высокая и худая, в длинном пальто и высокой шапке, которая делала ее еще выше. – У него на куртке яйцо намалевано, а у них вроде яйца что-то такое значат, только не знаю что.

– Какой же он эмо? – изумилась дама в шубе. – Панк, вот кто, а никакое не эмо! Яйцо на куртке нарисовано золотое, а у эмо яйца зеленые и весят по килограмму.

– Да вы что?! – остолбенела дама в шапке. – Как же они с такими яйцами ходят?!