– Нужно войти в доверие и к матери. Хотя бы нейтральное отношение к женщине проявите. Она увидит, как вы относитесь к её сыну, поймёт, что вы готовы к мирному диалогу, и перестанет так рефлексировать. Её необязательно как-то воспринимать особенно, но она мама Богдана, и никуда от этого не деться. Надо договариваться обычным путём – языком. И искренним отношением к мальчику. Больше никак.
– Ясно. Ты свободен.
Иван Анатольевич прекрасно понимал, что его доводы меня не порадовали, и поспешил убраться от греха подальше. Я остался один. За окном уже давно темно, я чуть ли не единственный в огромном офисе. В этом огромном мире.
Я так давно один, что уже и перестал испытывать какой-либо дискомфорт по этому поводу. Наоборот, мысль о том, что мне придётся ломать себя и налаживать контакт с Верой, меня злит. Как я это буду делать? Сначала давил на неё, а теперь что – с цветами приду и попрошу прощения?
Ещё одна затяжка. Дым в потолок. Задумчиво смотрел на уголёк, тлеющий на кончике сигары. Стряхнул пепел. Свободная рука потянулась за папкой, которую я стал часто пересматривать.
Раскрыл. Перед глазами появилась фотография мальчика. Как же он похож на него… Понимаю, что это не он, а всё равно в сердце так ёкает, аж до боли. Пересматриваю эту фотографию с телефона Веры, будто от этого сын станет ко мне ближе. Пусть другой, но он ведь мой.
Я привык всё решать кардинально. Деньгами, властью, силой. Но к ребёнку это неприменимо, я осознаю. Во мне борется мой характер и желание получить нужное мне любой ценой с пониманием, что есть ещё чувства ребёнка. Он любит Веру. Она нужна Богдану.
Вера… Отодвинул фото ребёнка, под ним была карточка с изображением его матери.
Смотрел на сына вечерами, иногда почему-то и на Веру. Есть в ней что-то такое, на что хочется смотреть. Открытые голубые глаза, правильные черты лица, очень привлекательные, мягкие губы, которые я, не удержавшись, захотел ощутить на своей коже. И сейчас бы тоже повторил. Она вызывает странные эмоции, двойственные. Вообще давно никто во мне таких эмоций не вызывал, как этот малыш и его мама. Вроде бы и плевать на неё с высокой колокольни – и тут же как будто бы и нет.
Нас связывает Богдан, и, как юрист верно заметил, никуда от этого не уйти. Она родила мне здорового мальчика, она заботилась о нем. Он сыт, одет, не шляется бесцельно по двору. Вера – хорошая мама, как бы меня ни задевали за струны души наши личные с ней отношения, которые как-то не сложились с первой встречи.
Из-за меня. Я могу её понять. Она – мать, борется за своё. Даже уважение вызвала своим поведением. Вижу, как она трясётся при разговоре со мной, боится, но всё равно стоит на своём. Неожиданный характер в такой наивной оболочке молодой слабой девушки. Думал, надавлю на неё, и Вера сразу всё подпишет. А нет, всё вышло не так. Что-то с ней не получается по-привычному.
Я не могу быть другим. Такой, какой есть. Но ради Богдана я постараюсь не выливать на голову Прибрежной свой нрав. Только ради него. Очень хочу, чтобы он в самом деле стал частью моей жизни. Ради этого на многое пойду.
Потушил с нажимом сигару, выпустив остатки сизого дыма из лёгких. Закрыл папку и убрал на край стола обратно. Взял ключи от машины. Пора домой – в одинокий холостяцкий дом. Слишком большой для меня одного, слишком роскошный для простого человека. Очень надеюсь, что скоро коттедж огласится детским смехом, и в нём будет носиться Богдан, как когда-то и Тёмка.
15
Несколько суток до встречи с судьёй
Вера
– Богдан, надевай штаны, нам скоро выходить, – крикнула сыну в комнату, подводя карандашом глаза у зеркала.
Сегодня мы едем к психологу. Болезненных вопросов и для меня, и для сына не избежать. Если волнуюсь, много внимания уделяю внешности. Когда знаю, что выгляжу хорошо, то уверенности в себе прибавляется.
Брючный костюм синего цвета сидел хорошо, распущенные волосы вытянуты утюжком, на лице лёгкий макияж. Покрутилась ещё – нормально. Вера молодец. Вера красивая.
Так-то лучше.
Психолог проведёт тесты и проверит, готов ли сын к знакомству с Игорем.
Встревать в это я не буду. Какое право я имею отбирать у Богдана папу, если уж они стремятся друг к другу? Мне ли не знать, как ребёнок мечтает об отце? Ему не хватает мужского внимания. В конце концов, именно он должен научить мальчика быть мужчиной. Со мной у Тихомирова могут быть какие угодно отношения, но мне придётся искать компромисс и проявлять гибкость, чтобы не лишать Богдана отца, которого он иметь хочет.
Мне будет безумно сложно это делать, ведь Игорь продолжает требовать опеки над ребёнком, а со мной неизвестно как потом поступит. Даже не знаю, каким образом мы сможем договориться до чего-нибудь! Совершенно не представляю, какие слова его бы наконец проняли! Глыба ледяная. Камень бесчувственный. Мужлан…
Глянула на часы – пора ехать. Ещё раз кинула взгляд в зеркало и позвала:
– Сын, поехали.
Богдан выскочил в коридор и принялся обувать свои ботинки. Шнурки завязывать он пока так и не научился, и мне пришлось ему помогать. Потом помогла ему одеться, накинула на себя пальто.
– Ко мне повернись, – сказала ему и натянула на голову шапку с пушистым помпоном. – Всё, на выход.
По дороге в машине он спросил:
– Мам, а в садик я сегодня не пойду?
– Пойдёшь, – ответила ему, заглядывая в зеркала на повороте. – После встречи с доктором.
– У меня что-то болит?
– Нет. Мы с тобой об этом уже говорили. Доктор посмотрит на твоё поведение, поймёт, что ты хороший и умный мальчик, напишет в карточке, и мы поедем в сад.
– Я просто не понимаю, зачем нам этот доктор, мама? – нахмурил бровки сын.
– Всех детей он смотрит в твоём возрасте. Не нужно переживать.
* * *
Нас проводили в комнату, где за столом уже ожидала женщина. Худая блондинка с яркими голубыми глазами и каким-то располагающим к себе взглядом.
– Добрый день! – встала она и кивнула нам. – Проходите.
Я и Богдан присели на стулья напротив неё. Она тоже села и улыбнулась обезоруживающей улыбкой:
– Меня зовут Виктория. Я психолог. Вы у меня в гостях. Тебя зовут Богдан, верно? – повернулась она к сыну.
Он молча кивнул. Контакт постороннему сразу не настроить с ним.
– Богдан, видишь, в углу стоит стол?
Мальчик проследил за её рукой, которая указал на тот самый угол.
– Да.
– Там есть альбом и фломастеры. Иди, порисуй. Знаешь, что нарисовать?
– Машину?
– Нарисуй машину. Иди, не стесняйся. Всё, что на столе – можно брать.
Сын на миг замялся и глянул на меня.
– Иди, Богдан. Раз сказали «можно» – значит, можно.
Он послушался и пошёл к столу, сел и притянул к себе фломастеры. Пока ребёнок увлёкся рисованием, Виктория повернулась ко мне:
– Итак, Вера, сегодня я пообщаюсь с Богданом на предмет того, как он воспринимает роль папы в своей жизни, и пойму, как лучше подготовить его к знакомству с ним. Скажите, мальчик что знает о своём отце?