Кармические видения (сборник)

Песок в песочных часах, отмеривающих жизнь человека, почти уже на дне, поэтому часы жизни сочтены, а песок утекает все быстрее и быстрее. Червь гложет здоровье, неутомимо прогрызая сердце. И некогда сильное, крепкое тело оказывается распростертым на тернистом одре боли.

Больше Душа-Эго не улыбается лучезарной улыбкой. Она неподвижно сидит и печально смотрит на то, что становится окнами его темницы, на мир, который теперь стремительно завертывается перед ним в похоронный саван страданий. Неужели это и есть предвестие вечной ночи, подступающей все ближе и ближе?

5

Как прекрасны курорты на побережье моря, удаленном от центра страны! Куда ни кинешь взор, повсюду расстилается бесконечная линия черных, подточенных приливами неровных, хмурых скал, возвышающихся посреди золотого песка берега и глубоких синих вод пролива. Они подставляют свою гранитную грудь неистовым ударам северо-западного ветра, тем самым защищая дома богачей, угнездившиеся на своих мощных фундаментах с другой их стороны. Полуразрушенные коттеджи на открытом берегу – хлипкое убежище для бедняка. Но они лишь следуют великому закону выживания самых приспособленных. Но почему же именно ИХ следует защищать?

А как красиво утро на рассвете, когда его первые золотисто-янтарные лучи словно целуют скалы этого прекрасного берега? Слышится радость в песне жаворонка, когда он, вылетая из своего травяного гнезда, пьет утреннюю росу из глубоких чашечек цветов; когда розовые бутоны трепещут от первого ласкового прикосновения солнечного лучика, а земля и небеса улыбаются в обоюдном приветствии. Только вот печальна Душа-Эго, когда она наблюдает за пробуждающейся природой с высокой постели, стоящей напротив огромного эркера.

Как спокойно и тихо приближается полдень, когда тени солнечных часов решительно ползут к отметке часа отдохновения. Теперь жаркое солнце начинает расплавлять облака в прозрачном воздухе, и последние полоски утреннего тумана, все еще обволакивающие вершины отдаленных холмов, наконец, исчезают. Вся природа в этот жаркий и ленивый полуденный час готовится к отдыху. Крылатое племя прекращает свое пение; их мягкие, цветистые крылья изнемогают, и птицы опускают усталые головки, выискивая убежище от нестерпимого пекла. Утренний жаворонок занят тем, что гнездится в кустах под гроздями цветов граната, растущих вдоль гладкого средиземноморского пляжа. И даже самый громкий певец в эти мгновения замолкает.

– Его сладкий голосок снова весело запоет, но это будет завтра! – вздыхает Душа-Эго, прислушиваясь к замирающему жужжанию насекомых, обитающих в зеленых болотах. – А запою ли вновь когда-нибудь я?

И вот напоенный цветочным ароматом легкий ветерок едва скользит по верху утомленной растительности. Одинокая пальма, пробившаяся сквозь щель в покрытой мхом скале, почти ухватывает взгляд Души-Эго. Ее одиночный торчащий вверх цилиндрический ствол весь изогнулся и почти переломился от мощных порывов ночных северо-западных ветров. И раскинув из стороны в сторону свои похожие на перья утомленные руки, пальма раскачивается туда-сюда в голубом прозрачном воздухе, она вся трепещет и чуть ли не ломается надвое от первого же шквального порыва ветра.

– А после отделившаяся часть рухнет в море, и этой одинокой величественной пальмы больше не станет, – говорит сам с собой Душа-Эго, печально взирая в окно.

Все возвращается к жизни, когда в час заката в старой беседке наступает прохлада. Тень на солнечных часах с каждой минутой становятся длиннее, и оживившаяся природа пробуждается даже сильнее, нежели в самые холодные часы приближающейся ночи. Птицы и насекомые чирикают и жужжат, исполняя свои последние вечерние гимны вокруг этой мужественной и все еще могущественной Формы, когда она медленно и устало ступает по покрытой гравием тропе. И теперь ее суровый взгляд с тоскою и затаенной завистью взирает на голубую вздымающуюся грудь умиротворенного моря. Пролив искрится, подобно ковру из синего бархата с вкрапленными в него самоцветами, в этом прощальном танце солнечных лучей и улыбается, как задумавшееся утомленное дитя, усталое от долгого гуляния по берегу. А еще дальше, спокойное и безмятежное в своей коварной красоте, все дальше и дальше расстилается море, своими холодными водами напоминая гладкое зеркало… соленое и горькое, как человеческие слезы. Оно лежит в своем предательском покое, подобно гигантскому спящему чудовищу, и стережет непостижимую тайну своих черных бездн. Оно действительно являет собой кладбище без памятников, где нашли свой последний приют миллионы утонувших в его глубинах…

Без могилы, без погребального звона,
И не положенных во гроб,
непогребенных и безвестных…

Когда печальные останки единственной благородной Формы проходят там, как только их час пробьет и гулкоголосые колокола звонят по усопшим, отделившуюся душу следует подготовить к погребению и похоронить с помпой. Об ее разрушении и распаде возвестят миллионы трубных гласов. Короли, принцы и все могущественные люди на земле явятся на ее похороны или пошлют своих представителей с печальными ликами и изъявлениями соболезнования тем, кто навеки остался после них…

– Выиграно лишь одно очко у тех, непогребенных и безвестных, – вот горькое размышление Души-Эго.

Таким образом один день стремительно сменяется другим; и когда быстрокрылое Время убыстряет свой полет, каждый исчезающий час разрывает некую нить в материи жизни, а Душа-Эго – это постепенно преобразованные в своих видах предметы и люди. Проносясь между двумя вечностями, гораздо дальше от своего места рождения, одинокая среди толпы своих врачей и слуг, эта Форма с каждым днем все ближе и ближе тянется к своей Душе-Сущности. И теперь другой свет, не доходящий и недоступный в дни радости, мягко опускается на изможденного пленника. Теперь это кажется тем, что прежде никогда нельзя было постичь…

6

Как велики и таинственны весенние ночи на морском берегу, когда ветры словно цепенеют, и все стихии утихают! Тогда в природе воцаряется торжественная тишина. Едва слышен шум серебристой волны, мягко набегающей и нежно ласкающей влажный песок, ракушки и голыши. Совершая свое бесконечное путешествие вверх и вниз, шум волны достигает слуха, подобно нежному нескончаемому дыханию, исходящему от мерно вздымающейся груди спящего. До чего же ничтожным, маленьким и беззащитным чувствует себя человек во время этих спокойных часов, когда он находится между двумя гигантскими непостижимыми величинами: усыпанном звездами небесным куполом и спящей землею. Небеса и земля погружены в сон, но их души бодрствуют, и они ведут между собой бесконечную беседу, шепотом передавая друг другу невыразимые тайны. Вот тогда-то оккультная, сокровенная сторона Природы и приподнимает для нас свою завесу, и открывает нам тайны, которые мы тщетно попытались бы отыскать днем. Кажется, что небесный свод, настолько удаленный от земли, в эти мгновения приближается и склоняется над нею. Звездные луга обменивается объятьями со своими более скромными земными братьями – полянами, усыпанными маргаритками и спящими изумрудными полями. Небесный свод падает ниц в объятья величественного умиротворенного моря; и мириады звезд, что усыпали небосвод и смотрели на землю, словно купаются в каждом озерце и лужице. Для изрезанной скорбными морщинами души эти мерцающие светила как глаза ангелов. С невыразимой печалью они взирают с вышины на страдающее человечество. И не ночная роса покрывает лепестки спящих цветов, а слезы сострадания, что падают из этих глаз при виде ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ГОРЯ.

Да, нежна и прекрасна южная ночь. Однако…

Когда мы молча наблюдаем за одром,
В мерцании ночного света,
И все, что любим, спешно ускользает прочь,
Ох, до чего ж ужасна Ночь…[6 - Ложе старой женщины в сером: Доверская легенда.]

7

Каждый день хоронит с собою еще целую череду дней. Далекие зеленые холмы и хрупкие ветви цветущего граната незаметно сливаются с густым ночным мраком, а одновременная печаль и радость погружают в оцепенение спящую душу, жаждущую покоя. В королевских садах замирают все шорохи, и во всеобъемлющей тишине не слыхать ни голоса, ни звука.

Улыбающиеся звезды навевают быстрокрылые сны на разноликие толпы людей, и, спускаясь на землю, эти сны рассеиваются среди простых смертных и бессмертных, среди животных и людей. Они парят над всеми спящими, и каждый сон притягивается спящим по своей близости к нему и характеру; это сны радости и надежды, сны сладкие и невинные, ужасные и кошмарные, и все эти сны, проходя сквозь закрытые очи, ощущаются душою; некоторые вселяют надежду и утешение, иные вызывают рыдания, и тогда вздымающаяся грудь чувствует нестерпимую тяжесть, глаза – выступающие слезы, а разум – мучения; и все это бессознательно готовит спящих к их пробуждающимся мыслям о завтрашнем дне.

Даже во сне Душа-Эго не знает покоя.

Жар и лихорадка ее тела вызывают у нее почти нескончаемую муку. Поэтому время счастливых снов – теперь лишь исчезнувшая тень и долгие воспоминания о прошлом. Физические страдания терзают полностью пробудившуюся Душу. С холодных и неприветливых идолов мира снимается иллюзорный покров, тщета и пустота славы и богатства стоят перед глазами полностью обнаженными, а нередко и отвратительными. Мысли Души падают, как тени, на мыслительные способности этого стремительно разрушающегося тела, преследую думающего днем, ночью, каждый час…

Зрелище фыркающего боевого коня больше не радует его взгляд. Воспоминания об оружии и стягах, отбитых у врага; о покоренных городах, о траншеях, пушках и походных шатрах, о побежденных армиях теперь совсем мало щекочут его национальную гордость. Подобные мысли больше не двигают им, а тщеславие становится бессильным, чтобы разбудить в его больном сердце величественное признание героических рыцарских подвигов. Совершенно другие зрелища теперь преследуют его скучным днем и бессонными ночами…

Теперь он видит столпотворение воинов, кромсающих друг друга среди дыма и крови; тысячи изуродованных трупов покрывают землю. Они разорваны и разрублены на куски при помощи смертоносного оружия, изобретенного наукой и цивилизацией, благословляемыми на успех слугами его бога. Теперь он видит истекающих кровью, израненных и умирающих людей, с оторванными руками и ногами и всклокоченными волосами, в одеждах, пропитанных кровью насквозь…

8

Отвратительный сон сам отделяется от череды проплывающих видений и тяжело опускается на его больную грудь. В этом кошмаре он видит людей, умирающих на поле боя и в последнюю секунду проклинающих тех, кто послал их на эту бойню. И каждый приступ боли приносит ему во сне воспоминания о муках еще более сильных, о болях, которые доводилось некогда претерпеть ему. Он видит и чувствует мучения погибших миллионов людей, которые умирают после долгих часов жуткой мысленной и телесной агонии; которые испускают свой последний дух в лесах и на равнинах, в придорожных канавах с застоявшейся водою, умирающих в лужах крови под черным от дыма небом. Его пристальный взгляд снова и снова впивается в потоки крови, каждая капля которой – это слеза отчаяния, пронзительный вопль разорвавшегося сердца и беспредельной печали. Снова он слышит их леденящие кровь крики безысходной скорби, и эти крики громко звенят над горами, лесами и долинами. Он видит старух-матерей, навеки лишившихся света души; он видит целые семьи оставшихся без кормильца. Он замечает молодых вдов, выброшенных в огромный, равнодушный мир, и нищих сирот, жалобно плачущих на улицах среди тысяч других. Он видит молодых дочерей своих самых храбрых солдат, обменивающих свои траурные одежды на цветастые, мишурные платья проституток, и Душа-Эго невольно вздрагивает в своей спящей Форме… Его сердце разбито от отчаянных криков умирающих от голода; его глаза ослеплены дымом горящих деревень, разрушенных домов, городов и сел, превращенных в тлеющие развалины…

И в этом кошмарном сне он вспоминает тот момент безумия в жизни солдата, когда, стоя над грудой погибших и умирающих людей, он махал вправо и влево рукою, сжимающей обнаженный меч, красный по рукоятку от запекшейся крови, и падающего к его ногам воина, погибшего от его руки, и как громоподобным голосом посылал он молитвы к трону Всевышнего, благодаря его за одержанную победу!..

Он спит – и просыпается в ужасе. Все его тело сотрясается, как осиновый лист, и он откидывается на подушки, совершенно измученный воспоминаниями. И тут он слышит голос – голос Души-Эго, которая говорит ему:

– Слава и победа – тщеславные слова… Благодарность и молитвы за уничтоженные жизни – злобная ложь и богохульство!..

– Что же принесли тебе или твоей родине эти кровавые победы? – шепчет Душа, затаившаяся внутри него. – Народ облачился в металлическую броню, – доносится до него ответ. – Много миллионов людей теперь мертвы для духовных стремлений и жизни Души. И оттого народ глух к мирному голосу долга самых достойных граждан и питает отвращение к мирной жизни. Он слеп к искусству и литературе, равнодушен ко всему, кроме корысти и тщеславия. Ну, и каково же твое будущее, Королевство? Легионы военных марионеток, как единое целое, и огромный дикий зверь в их общности. Теперь этот зверь мрачно дремлет, как море за твоим окном, но он готов впасть в лютую ярость при виде первого врага, на которого ему укажут. Укажет, но кто? Как будто бессердечный, гордый дьявол, внезапно принявший на себя власть, олицетворяющий собою Тщеславие и Могущество, охватил железной дланью разум целого государства. Благодаря какому злому колдовству перенес он народ на много веков назад, к примитивной жизни, когда его предки, желтоволосые свебы и грозные франки, странствовали, охваченные воинственным духом, жаждя убивать, чтобы истребить каждого десятого и покорить друг друга. Благодаря каким адским силам все это свершилось? И все же изменение произошло, и это стало таким же неизбежным фактом, что один лишь враг рода человеческого радуется и похваляется тем, что это изменение свершилось. Весь мир затаил дыхание в ожидании. Не жены или матери, а появляющейся в ее снах черной, огромной штормовой тучи, нависшей над всей Европой. Эта туча надвигается все ближе и ближе… О, горе и ужас!.. Я снова предвижу для земли страдания, которыми я уже был свидетелем. Я вижу роковую участь по выражению лица цветущей юности Европы! Но пока я живу и обладаю властью, никогда, о, никогда моя страна не снова не примет участие в этом! Нет, нет, я не увижу…

Смерть ненасытную, что жадно поглощает
измученные жизни…

Я не услышу —

Как мать пронзительно кричит,
Та, у которой отняли ее дитя,
В то время, как из рваных ран мужчин
Жизнь истекает – и быстрей, чем кровь!..

9

Все сильнее растет в Душе-Эго чувство нестерпимой ненависти к ужасной мясорубке, именуемой войной; все глубже поражают мысли об этом Форму, в которой томится ее пленница. Порой в ноющей груди пробуждается надежда, которая окрашивает долгие часы одиночества и раздумий; как утренний луч, рассеивающий мрачные тени уныния, она озаряет долгие часы одиноких раздумий. Но как и радуга не всегда разгоняет штормовые тучи, а часто является лишь преломлением садящегося солнца на проплывающее облако, так и за короткими мгновениями призрачной надежды, как правило, следуют часы еще более черного отчаяния. Почему, ну, почему, ты, насмешливая Немезида, среди всех властелинов этой земли очистила и озарила его, которого сделала беспомощным, немым и бессильным? Почему ты зажгла пламя священной братской любви для человека, сердце в груди которого уже чувствует приближение хладной руки смерти и разложения и силы которого с каждым мгновением покидают его, а его жизнь вытекает из него, подобно пене на гребне волны?

И вот рука Славы лежит на одре боли. Наконец настал час, когда природа исполняет свой непреложный закон. Старого короля больше нет; и с этого мгновения монархом становится более молодой человек. Еще не умеющий говорить и беспомощный, тем не менее, он – могущественный, аристократический хозяин миллионов подданных. Жестокая Судьба вознесла его на трон над открытой могилой и приманивает его славой и властью. Терзаемый мучениями, он вдруг находит себя коронованным. Опустошенная Форма выхвачена из теплого гнезда посреди пальмовой рощи и роз; ее уносит ветром с ароматного, благовонного юга на морозный север, где вода превращается в кристаллический лес и «волна на волне вырастают суровые горы»; и туда он теперь спешит царствовать и… спешит умереть.

10

Все дальше и дальше вперед устремляется черное, огнедышащее чудовище, изобретенное человеком, чтобы частично завоевать Пространство и Время. Вперед, и с каждым мгновением еще дальше летит поезд из целебного, благоухающего юга. Подобно дракону с изрыгающей пламя головой, он жадно пожирает расстояние, оставляя позади длинный хвост дыма, искр и вони. А когда его длинное, огромное, гибкое тело, извиваясь и шипя, как гигантская черная рептилия, стремительно скользит вперед, преодолевая горы и болота, лес, туннель и равнину, он, своим монотонным движением убаюкивает усталого пассажира, изможденную и опечаленную Форму, чтобы дать ей уснуть…

В этом движущемся дворце воздух теплый и благовонный. Роскошное средство передвижения полно экзотических растений; а от огромного количества ароматных цветов поднимается вместе с этим запахом Королева грез в сопровождении свиты из веселых эльфов. В чашечках из листьев смеются дриады, а когда поезд мчится дальше, рассылая дурманящий бриз на зеленые отдаленные поля и сказочные видения. Рокочущий звук колес постепенно превращается в рев отдаленного водопада, чтобы потом утихнуть в серебристых трелях прозрачного ручейка. Душа-Эго пускается в полет в Страну грез…

Она путешествует через эоны времени, через жизни и чувства под самыми разнообразными формами и обличиями. Теперь это гигант, Один, напавший на Муспелльсхейм. [7 - В скандинавской мифологии – огненная земля, существовавшая еще до начала творения), которую охранял Сурт со своим огненным мечом.]

Она бесстрашно сражается против огромного количества чудовищных животных и поражает множество их одним взмахом своей могущественной руки. Потом она видит себя в Северной Стране туманов, она проникает под видом храброго лучника в Хельхейм, Царство Мертвых, где Черный Эльф открывает ему несколько своих жизней и их таинственную связь. «Почему человек страдает?» – спрашивает Душа-Эго. – «Потому что он остается человеком», – следует насмешливый ответ. Тотчас же Душа-Эго предстает перед священной богиней Сага. Она поет ему песнь о подвигах германских героев, об их добродетелях и пороках. Она показывает Душе могучих воинов, погибших от рук множества их же прошлых Форм, как на поле брани, так и свято защищая свою родину. Она видит себя в разных обличиях, то девственниц, то женщин, молодых мужчин и старцев, маленьких детей… Она чувствует, что умирает намного больше раз, чем в одной этой Форме. Она погибает, как герой… Дух, она видит, как сострадательные Валькирии уносят ее с поля брани в обитель Блаженства, находящееся под сияющей листвою Валгаллы. Она испускает свой последний вздох в другой Форме, и тут ее с силой бросает в холодные и безутешные угрызения совести. Она закрывает невинные глаза в своем последнем сне, как дитя, и тотчас же прекрасные Эльфы Света переносят ее в другое тело… обреченное на вечные Страдания и Боль. И каждый раз смертельный туман рассеивается и проходит мимо взора Души-Эго, ничуть не быстрее, чем переправа через Черную Бездну, что разделяет Царство Живых от Королевства Мертвых. Тем самым «Смерть» становится для нее ничего не значащим словом, просто пустым звуком. И в каждом случае вера Смертного принимает объективную жизнь и форму для Бессмертного, как только между ними она перекидывает Мост. Потом они начинают постепенно исчезать, пока не исчезнут окончательно…

– Каково же мое Прошлое? – вопрошает Душа-Эго Урд, самую старшую из сестер Норн. [8 - Богини судьбы в скандинавской мифологии: Урд – судьба, Вернанди – становление, Скульд – долг.] – Почему я страдаю?

Та разворачивает длинный пергаментный свиток и открывает долгую вереницу смертных существ, в каждом из которого Душа-Эго узнает одно из своих убежищ. Когда она добирается до последнего, душа видит руку, залитую кровью из-за бесконечных жестоких деяний и предательства. И тут она вздрагивает… Простодушные жертвы окружают ее и взывают к Орлогу за отмщением.

– Каково мое немедленное Настоящее? – спрашивает смятенная Душа Верданди, среднюю сестру.