Культура и политические системы стран Востока

О последующих поколениях. В «Книге Перемен» есть четыре пути к совершенной мудрости: 1) через слова подойти к пониманию текста изречений; 2) через действия подойти к пониманию изменчивости; 3) через устройство орудий подойти к пониманию образов и 4) через гадание подойти к пониманию предсказаний.[11 - Щуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга Перемен». – М., 1992.] Самое скрытое в ней – ее закономерность, а самое явное – ее образ.

Следующее древнее государство – Чжоу (XI–III вв. до н. э.) возникло в результате покорения Шан-Инь народностью, известной как чжоусы, точная этнокультурная принадлежность которой до сих пор дискутируется в науке. Тем не менее не вызывает сомнений, что чжоусы унаследовали и развили все цивилизационные достижения иньского государства. В рамках чжоусской эпохи особо выделяется период, обозначаемый как период Борющихся царств (475–221 гг. до н. э.). В этот период централизованное чжоуское государство, расцвет которого приходится на X–VIII вв. до н. э., распалось на несколько фактически самостоятельных царств, ведущих непрерывные междоусобные войны. Несмотря на ситуацию территориально-административной раздробленности страны, во всех царствах и отдельных регионах Китая того времени имели место общие социально-экономические и культурные процессы, носившие бурный новаторский характер. К важнейшим из них относятся появление имущественной знати, интенсивное развитие ремесел, торговли и городов, активное использование железа, повлекшее за собой качественные изменения в системе землепользования и прикладном искусстве.

В духовной жизни китайского общества этого периода выделяют формирование национальной религиозной и философской мысли, а также становление философских школ.

Религия Китая была своеобразной: люди верили во множество духов. Человеку нужны были надежные защитники, и китайцы видели их в духах предков, которые должны были заботиться о потомках, ограждать человека от козней злых духов, ударов судьбы. Эти духи изображались в виде страшных, ужасающих образов. Это объясняется тем, что суровые природные условия породили страшные образы богов в фантазии людей, обожествляющих гром, ветер, дождь, горы, ручьи. Часто духи представлялись им в образе чудовищных животных и птиц. Религия древних китайцев представляла собой, с одной стороны, обожествление и обоготворение космоса и природы, с другой стороны – развитый культ предков. В родовом строе возник культ преклонения перед волей Неба. В эпоху Инь культ почитания предков был зеркальным отражением порядков, существующих на земле. В эпоху Чжоу происходит утверждение системы ритуала «обрядов». Ритуальная обрядовая культура укрепила положение правителей, роль которых более значительна, чем роль злых и добрых духов.

Когда человек умирал, никакой трагедии из этого не делали. «Считалось, что он все равно остается среди живых, но уже как усопший. Здесь так же, как и там. Мертвый уходит от живых условно. Он нас не покидает. Мир плотно заселен „живыми мертвецами“. Они перешли в другое состояние, но не ушли в другой мир. Вот почему в этой культуре символика смерти носила земной характер. За бог-дыханом (императором Китая) повсюду следовал гроб, что свидетельствовало о заботе и милосердии. Покинув этот мир, усопший отправлялся к другим людям, которые умерли раньше, но никуда не исчезли. Отсюда появился культ предков в Китае».[12 - Токарчик А. Мифы о бессмертии. – М., 1992. – С. 10.]

Важным событием для Китая было создание письменной культуры, сопровождавшееся возникновением книги как таковой. Создаются первые письменные поэтические памятники и художественная проза. Кроме того, V–III вв. до н. э. ознаменовались расцветом шелкового, лакового производства и ювелирного дела с широким использованием благородных металлов.

С середины I тыс. до н. э. начинается двухвековой так называемый период Чжаньго. Эпоха Чжаньго вошла в традицию как классический период в истории духовной культуры Китая. И действительно, она была неповторимой эпохой многообразия идей, не стесняемых никакой идеологической догмой. Ни до, ни после на протяжении древности и Средневековья общество Китая не знало такой напряженности интеллектуальной жизни. На городских площадях, на улицах и в переулках, во дворцах правителей и домах знати происходили идейные диспуты. В знаменитой на весь чжаньгоский Китай «академии» Цзися («У ворот Цзи») в цзиской столице Линьцзы одновременно сходились до тысячи «мужей, искусных в споре», состязавшихся в красноречии.

В эту эпоху «соперничества ста школ», как ее называют источники, складывались основные направления философско-политической мысли Древнего Китая: конфуцианство и даосизм. Однако еще долгое время продолжало господствовать нерасчлененное народно-мифологическое мышление.

Эпоху Чжаньго назвали «золотым веком» китайской философии. Даосизм и конфуцианство оказали огромное влияние на все последующее развитие китайской духовной культуры, философской и общественно-политической мысли.

Возникновение даосизма традиция связывает с именем полулегендарного мудреца из царства Чу Лао-цзы (VI – первая половина V в. до н. а). Он считался автором натурфилософского трактата «Дао дэ цзин» («Книга о дао и дэ», IV–III вв. до н. э.). Основная категория учения дао трактовалась как «путь природы», «мать всех вещей».[13 - История Древнего мира. Древний Восток. – Минск, 1998. – С. 404.] «Дэ» понималось как благость, качественная природа, нравственная сила. Человек, обладающий «дэ», «движим внутренней чистотой».[14 - Лао-цзы. Дао дэ цзин (Учение о Пути и Благой Силе). – М., 1998. – С. 36.]

Лао-цзы говорил о многогранности дао. Наиболее показательными его определениями являются: «Дао есть глубина людей», «Большая дорога (Дао) и гладка, и ровна, но люди любят ходить по тропинкам», «Дао производит вещи, питает их, дает им расти, совершенствует, делает зрелыми, кормит и защищает», «Не выходя из дома, мудрецы знают, что делается на свете. Не глядя в окно, они видят Небесное Дао», «Дао произвело одно, одно – два, два – три, а три – все вещи. Всякая вещь носит на себе инь и заключает в себе ян», «Дао скрыто от нас, поэтому оно не имеет имени», «Вечное Дао не имеет имени».[15 - Лао-цзы. Дао дэ цзин, или Писание о нравственности. – Ростов-н/Д, 1994. -С. 21–40.] Социальным идеалом древнего даосизма был возврат к «естественному» состоянию, которому свойственно внутриобщинное равенство. Даосы осуждали социальный гнет, войны, выступали против богатства и роскоши знати, поборов властей, доводящих народ до нищеты, бичевали жестокость правителей и самоуправство сановной элиты.

Лао-цзы выдвинул теорию недеяния, которая отражала в себе идею деятельности без разрушительного действия, деятельности в резонансе с природной жизнедеятельностью: «делать, не делая», «действовать, бездействуя». В позитивном смысле это выражение означает «жить так, как живет природа».[16 - Лао-цзы. Дао дэ цзин. – М., 1998. – С. 37.] Лао-цзы признавал объективность мира, выступал против обожествления неба. Он учил, что небо, как и земля, всего лишь часть природы. Даосы отрицали культ предков, отвергали жертвоприношения небу, земле, рекам, горам и другим обожествленным явлениям природы.

Центральное место в даосизме, особенно на раннем этапе его развития, занимала идея «воплощения» даосом божественных сил космоса в самом себе. Мудрость и святость в даосской традиции приравнивались к состоянию «сохранения единства» (шоу и), то есть обереганию предвечной всеобъемлюще-пустотной целостности «небесной природы».

Другой отличительной чертой даосизма являлась практика получения откровений от верховных богов, что соответствовало пробуждению нового этического самосознания в человеке. Так, в раннедаосском трактате «Тайпин цзин» возвещается о приходе «Божественного человека, не имеющего облика», который откроет «небесные письмена» своим ученикам – «настоящим людям», а те разъяснят их смысл «правителю высочайшей добродетели». С IV в. верховным божеством даосизма считался Высочайший Старый правитель, каковым был не кто иной, как обожествленный легендарный основатель даосского учения Лао-цзы.

Даосские проповедники учили, что царство даосского мессии уготовано лишь для избранных, так называемых «людей-семян» (чжун минь), и развивали идею личной ответственности за прегрешения и неизбежности возмездия за них. Вместе с тем даосизм многое унаследовал от традиционных общинных идеалов крестьян.

Главными качествами идеального общественного состояния в ранних даосских сочинениях объявляются «сообщительность» (тун) и «всеобщность» (гун), а тягчайшим грехом – «накопление праведности для самого себя». Целью даосского подвижничества считалось постижение в себе сокровенного «подлинного государя», или, другими словами, «семени», символа бытия, который предвосхищает все сущее и дает власть над миром. Именно к области «внутреннего» относились верховные божества даосского пантеона, которые, по представлениям даосов, «не имели облика».

В политическом отношении даосизм претендовал на роль «внутреннего» дубликата светской империи. Даосы выдвигали образ двойника земного правителя, являющегося верховным повелителем в мире духов. С V в. многие императоры в Китае принимали даосские принципы, тем самым как бы удостоверяя свои державные полномочия и в мире божественного. В течение V–IV вв. даосизм завоевал признание образованных верхов китайского общества Конфуцианство возникло на рубеже VI–V вв. до н. э. Его основоположником считается Учитель Кун (Кунцзы, в латинской транскрипции – Конфуций, 551–479 гг. до н. э.) – странствующий проповедник из царства Лу, который был впоследствии обожествлен. Государственный культ Конфуция с официальным ритуалом жертвоприношений, учрежденный в стране в 59 г., просуществовал в Китае вплоть до 1928 г. Учитель Кун излагал свое учение устно в форме диалогического собеседования. Изречения Конфуция были затем записаны его учениками и сведены в трактат «Лунь юй» («Беседы и суждения»).

На протяжении многих веков «Лунь-юй» являлся своего рода катехизисом конфуцианства. Он вплоть до XX в. составлял основу начального обучения в китайских школах, где от учащихся требовалось его зазубривание наизусть. Официальная традиция связывала с именем Конфуция исключительный пиетет в Китае к грамотности, «книжной учености».

Конфуцианство прежде всего связано с проблемами нравственности и управления. Конфуций уделял главное внимание не вопросам бытия, а человеку и обществу. Впоследствии конфуцианцы создали свою каноническую литературу, в которую включили будто бы отредактированные Конфуцием «Книгу Перемен», «Книгу песен», «Книгу преданий» и летопись «Чуньцто». Конфуцианство восприняло традиционные древние верования в силу Неба как верховного божества, развивало учение о сознательной воле Неба и о священном характере власти земного правителя как Сына Неба.

По конфуцианскому учению, общественная структура, как и устройство мира, вечна и неизменна. Каждый в ней по воле Неба занимает строго определенное место. Небом предопределено деление людей на «управляющих» – «благородных мужей», «способных к нравственному самоусовершенствованию» (Конфуций относил к ним лишь аристократов по рождению) – и «управляемых» – «низкий, презренный люд», аморальный по природе, которому предначертано свыше заниматься физическим трудом, «кормить и обслуживать» интеллектуальную и правящую элиту. Главная мысль Конфуция: «Правитель должен быть правителем, отец – отцом, сын – сыном». Конфуций был противником введения писаного права, призывая к возрождению древних обычаев и методов управления.

Согласно конфуцианству, необходим постулат о Воле Неба, осуществляемой через «гуманное правление» высоконравственного государя. Основу «гуманного правления» составляло беспрекословное следование традиции, не допускающее отступления от заветов Божественных предков – правителей «золотого века» древности.

Последователь Конфуция Мэн-цзы выдвинул концепцию Кары Небес – Гэмин (изменения Воли Неба), пытаясь представить насильственную смену власти не как бунт снизу, а как возмездие, ниспосланное свыше.

Конфуцианство освящало общественное неравенство как необходимую иерархию, стояло на страже монархии, представляя ее единственно угодной Небесам формой правления. «Как на небе не может быть двух солнц, так и у народа не может быть двух правителей». Учение Конфуция о «гуманном правлении» было призвано обосновать право потомственных знатных родов на политическое господство, возведенное к Воле Неба.

Одна из важнейших заповедей в учении Конфуция – сыновнее благочестие (сяо), то есть любовь сына к своим родителям, и прежде всего к отцу. Дети обязаны не только исполнять волю родителей и верно служить им, они должны любить их всем сердцем, быть преданны им всем своим существом. Если человек не любит своих родителей, если не признает своих сыновних обязанностей, он – существо ненормальное. Не любить и не почитать родителей – это все равно, что сознательно сократить или погубить свою жизнь.

Концепция сыновней почтительности занимает центральное место во всей философии Конфуция, о чем говорил сам Учитель: «Сыновняя почтительность (сяо) – это основа всех принципов безупречного поведения; из нее вырастает все воспитание и просвещение»[17 - Сяо цзин, гл. 1.]. Будучи философски осмысленной Конфуцием и превращенной им в целое учение, данная концепция не является все-таки творением самого Конфуция. Она зародилась спонтанно в недрах древнекитайского общества за много веков до мыслителя. Она выросла на базе культа предков, зародившегося, как можно судить по археологическим находкам (статуэтки цзу), по меньшей мере, в позднем неолите (III тыс. до н. э.), а скорее всего – значительно раньше, о чем косвенно говорит обычай помещать «сопроводительный инвентарь» в могилы, зафиксированный уже на этапе раннего неолита.

Знак сяо в самых ранних (XIV/XIII–XII/XI вв. до н. э.) текстах-надписях на гадательных костях не обнаружен, зато он часто встречается в инскрипциях на западночжоуских (XII/XI VIII вв. до н. э.) бронзовых изделиях, где его смысл «сыновняя почтительность» не вызывает сомнения.

Чтобы внедрить в сознание людей идеи Конфуция о сыновнем благочестии, в Китае развивались следующие темы: «Всем добродетелям угрожает опасность, когда сыновнее благочестие поколеблено»; «Недостоин имени сына тот, кто любит другого человека более, чем своего отца»; «Когда сын спасает жизнь отца, теряя свою собственную, – это самая счастливая смерть»; «Любовь подданных к государю равносильна любви последнего к своим родителям»; «Всякий злодей начал с того, что стал дурным сыном» и др.

В древнекитайском сознании факт смерти оценивался как нечто не имеющее глубокого значения.

Принцип сыновнего благочестия распространялся не только на взаимоотношения между отцом и детьми, но и на общество в целом: на отношения между императором и министрами; между честным чиновником, которого называли «отцом и матерью» его подопечных, и населением данного района.

Особенную роль в учении Конфуция играет культ Неба. Отношения между правителем и народом уподобляются отношениям «между всадником и лошадью». «Всадник» – это император, наделенный великой мудростью, а «лошадь» – народ, не способный к самостоятельным поступкам. Император управлял народом не непосредственно, а при помощи «узды» и «вожжей» – чиновников и законов. Древнее правление было таковым: Сын Неба считал придворных вельмож своими руками, добродетель и закон – уздой, чиновников – вожжами, уголовные наказания – стимулом, народ – лошадьми. Чтобы хорошо управлять лошадьми, нужно правильно взнуздать, нужно ровно держать вожжи и прибегать к стимулу, следует соизмерять силы лошадей и наблюдать за согласным бегом последних; при этих условиях правителю можно не издавать ни одного звука, вовсе не хлопать вожжами и не подстрекать стимулом – лошади сами собой побегут.

Не знатное происхождение и имущественное положение давало право человеку называться «благородным мужем», а образование и высокие моральные качества, которые приобретались в результате длительного обучения и воспитания. Люди делились на образованных и необразованных. Конфуций верил, что человек по своей природе добр, люди по природе своей одинаковы, различаются же они только вследствие своих привычек, и если не учить человека, то его добрая природа извратится. Почему же человек, когда он становится взрослым, проявляет дурные наклонности? Конфуций и его последователи объясняют это отсутствием должного морально-этического воспитания.

Этико-политические взгляды Конфуция и его последователей легли в основу духовной жизни старого Китая. И какую бы сторону этой жизни ни рассматривать – взаимоотношения между людьми, воспитание и обучение, быт и нравы, обряды, привычки – везде заметно влияние конфуцианских идей. Каждый китаец во всем должен был руководствоваться конфуцианской моралью, и пусть он не мог прочитать сложных изречений в древних конфуцианских книгах – не это считалось главным. Главное было воспитать любого человека в духе учения Конфуция.

Период Борющихся царств завершился новым объединением Китая и возникновением первого в истории страны собственно имперского государства – империи Цинь (221–207 гг. до н. э.), основателем которой стал государственный деятель, вошедший в национальную и мировую историю под своим официальным титулом – Цинь-ши-хуан-ди (дословно «Божественный владыка, открывающий эру Цинь»). Окружением Цинь-ши-хуан-ди был разработан и проведен в жизнь ряд глобальных реформ. Благодаря им были созданы законодательная база и управленческие структуры, обеспечивающие имперскую верховную власть. К числу важнейших реформ Цинь-ши-хуан-ди относятся также унификация системы мер и весов, письменности и денежной системы, строительство единой сети казенных дорог. Все это способствовало урегулированию товарно-денежных отношений и их полному подчинению государственному контролю. С циньской эпохой связаны многие достижения китайской цивилизации в области рациональных знаний и производственной деятельности. Они нашли воплощение в таких всемирно известных памятниках, как Великая китайская стена и Великий китайский канал. Еще одно уникальное во всех отношениях наследие Цинь – так называемая «глиняная армия Цинь-ши-хуан-ди» – несколько тысяч глиняных фигур воинов, лошадей и моделей колесниц в натуральную величину, найденных на подступах к погребению этого императора.

Таким образом, несмотря на кратковременность своего существования, циньская империя занимает важнейшее место в истории Китая.

Следующая древняя империя – Хань (206 г. до н. э. -220 г. н. э.) является самым могущественным из древних китайских государств. В глазах последующих поколений она стала олицетворением величия национальной древности, ее политического и духовного расцвета. Показательно, что название этой империи используется во всех этнологических терминах, отражающих самосознание китайцев: «люди Хань» – «китайцы», «язык Хань» – «китайский язык» и т. д. Но справедливо считаясь временем окончательного утверждения и наивысшего подъема древнекитайской имперской государственности, ханьская эпоха не содержит в себе каких-либо принципиальных культурных новаций. Все процессы, составляющие духовную жизнь общества этого периода, носят преимущественно экстенсивный характер. Они лишь укрепляли, умножали и развивали культурные достижения чжоусской эпохи[18 - См.: Троицкая М. История Древнего Китая как зеркало новорусской эволюции // Свободная мысль-ХХI. – 2005. – № 3.].

Для ханьского искусства характерно дальнейшее развитие погребальной пластики, появление собственно живописи в виде настенных росписей и монументальной каменной скульптуры.

К числу наиболее значительных событий ханьского времени относится начало функционирования Великого шелкового пути (II–I вв. до н. э.), связавшего Китай со многими странами и государствами. По маршруту Великого шелкового пути в Китай проникло множество культурных, идеологических и технологических новаций, главной из которых является появление на Дальнем Востоке буддизма (I в.).

Ханьская империя погибла в горниле народных восстаний и междоусобных войн, завершив собой эпоху древности в национальной истории.

Своеобразие классической культуры Китая состоит в акценте на ритуальное, то есть символическое действие как таковое. Империя, как конкретное государство, только символизировала собой истинную «небесную» империю. Власть полностью отделялась от ее физических представителей. Отсюда специфическое для Китая сосуществование двух концепций: магико-религиозной концепции власти императора как средоточие космического порядка и чисто светской теории государства, руководствовавшейся исключительно соображениями эффективности административного аппарата.

Империя в глазах людей была проявлением всеобъемлющей и священной по своей значимости гармонии бытия, и каждая деталь ее устройства получила свой небесный прототип. Однако религиозный смысл имперского порядка воплощался не столько в официальных культах, сколько непосредственно в мироустроительных жестах императора. Официально он являлся фокусом космического всеединства, и его божественная ипостась пребывала в точке рядом с Полярной звездой, вокруг которой вращается небесная сфера.

В древнекитайской империи общественный, правовой и политический статусы индивида не различались. Показательно, что социальная мысль Китая не знала вопроса: что есть человек? Ее занимало лишь, что он значит для государства. Человек в китайской империи не имел «гражданского состояния»: он был представителем духовной культуры, обладал только «талантом» (цай) и мог надеяться на то, что его «используют» (юн) в согласии с совокупным движением космического ритма. Осмысление человека в категориях иерархии врожденных талантов, определявших «удел» (фэнь) каждого индивида, стало господствующим в древнекитайской империи, оттеснив на задний план идею равенства людей, свойственную философским учениям эпохи «Борющихся царств».

Китайская идеологическая доктрина объявляла идеалом государственной политики поддержание благосостояния человека. Она была направлена также на обогащение государства и преследовала цель не допустить чрезмерного обогащения частных лиц. Это обусловливалось стремлением иметь послушных и притом доверяющих власти подданных. В известном древнем трактате «Гуань-цзы» говорится о том, что народ не должен быть слишком богат или слишком беден, так как слишком богатых нельзя заставить служить, а слишком бедные не имеют стыда. Это именовалось «великим выравниванием» (май пин), которое отразило значение регулятивного аспекта власти в императорском Китае.

Вместо западноевропейского понятия личности в Китае формировалось традиционное для китайской культуры понятие «лица», которое обозначало социальные претензии индивида и сумму его обязательств перед обществом. Мерой же «лица» являлось признание правомочности его претензий к другим. Таким образом, «лицо» представляло собой своеобразное поле взаимозависимости людей, в рамках которого индивид не имел возможности открыто преследовать личные цели. Это означает также, что «лицо» можно было потерять помимо своей воли и его следовало постоянно удостоверять, выражая заботу о других людях.

Средством защиты от репрессивного характера этики «лица» было усиленно пропагандировавшееся ханьскими «ши» требование хранить «покаянный вид», «все промахи относить на свой счет, все доброе относить на счет других». Отсюда и особенность общественной позиции, как стремление критически оценивать современные им нравы.

Несмотря на постоянную апелляцию служилых верхов древнекитайской империи к «общему мнению», их культура насквозь элитарна. Ее героем выступает незаурядный человек и прирожденный вожак, обладающий «церемонно-грозным обликом», способный без принуждения повелевать толпой простых людей и по своим нравственным устремлениям, ценностной ориентации, образу жизни радикально отличающийся от массы «глупого люда». Однако идеальный человек в китайской традиции был лишен возможности преследовать цели для себя, отчего его «возвышенной воле» было суждено оставаться принципиально сокровенной. Мудрецу в Древнем Китае полагалось пребывать в «глубоком уединении».

Историческая фаза, обозначенная как Традиционный Китай, тоже подразделяется на несколько самостоятельных историко-культурных периодов, которые в целом совпадают с выделяемыми в традиционной историографии династиями и эпохами: эпоха Шести династий (или предклассический период III–VI вв.), эпохи Тан и Сун (или классический период VII – начала XII в.), эпохи Южная Сун и Юань (или период чужеземных экспансий и монгольского владычества, начало XII – середина XIV в.), эпоха Мин (или период реставрации национальной государственности, середина XIV – середина XVI в.) и эпоха Цин (или период маньчжурского владычества, середина XVII – 1912 г.).

Эпоха Шести династий – период новой раздробленности страны. Она дополнялась частичным завоеванием (с IV в.) Китая несколькими кочевыми народностями, создавшими на его территории собственные государства (Северное Вэй – 386–534 гг.). Китайская государственность уцелела только в южных районах страны (регион к югу от р. Янцзы). Однако, как и период Борющихся царств, эпоха Шести династий, несмотря на драматические историко-политические события, ознаменовалась бурными преобразованиями, охватившими все сферы духовной жизни общества.

Формирование китайско-буддийской традиции превратило исходно чужое для китайцев учение в одну из трех нормативных, наряду с конфуцианством и даосизмом, систем, сочетание которых стало называться «Три учения».

Дальнейшая эволюция даосской традиции привела к появлению даосских монашеских организаций и светских культурных течений. Взаимодействие «Трех учений» на уровне сознания личности позволяло одному и тому же человеку следовать идеалам, проповедуемым различными вероучениями. В этом заключается китайский феномен вариативности индивидуального вероисповедания, когда даосизм, конфуцианство и буддизм совмещались в одном сознании.

Для художественной культуры характерен переход к ведущим для китайской поэзии тематическим направлениям, включая знаменитую пейзажную лирику, становление традиции художественной прозы, формирование и расцвет национальной литературно-теоретической и эстетической мысли, выдвинувшей учения о сущности и функциях художественного творчества – поэзии, изобразительного искусства (живопись), формирование традиции светской живописи и отдельных ее жанровых разновидностей; возникновение искусства пейзажного сада.