– Ты что, от того поворота и до Васильевского пешком шла?
– Немножко подъехала, – уточнила Лида. – Без денег в метро не сунешься, и с автобусов меня два раза сгоняли… А вообще хотелось голову проветрить.
Профессор, вздохнув сочувственно, опустился на корточки и начал осторожно стягивать сапоги с ее распухших ног.
Позднее, согревшись, расправившись с двумя тарелками вкуснейшего жаркого и немного успокоившись, она спросила:
– Как они это делают, Лазарь? Или все Книга вытворяет? Это – магия, что ли?
Лазарь, уже подпоясавшийся полотенцем перед мытьем посуды, опустился на табурет напротив, и Лида вдруг поразилась и огорчилась тому, какой у него измученный вид. Похоже, он изрядно истощил себя мыслями в поисках ответа на эти же вопросы. А тут еще она со своими вечными выходками.
– Знаешь, Лида, не устаю удивляться, как же мало я знаю о той части человечества, к которой принадлежу вот уже два тысячелетия. И почти все это время я пытаюсь постичь нашу природу и цель существования. Но все без толку, слишком мало данных! Может, мы и не люди вовсе и пришли на эту землю из других миров? Или мы потомки тех самых легендарных нефилимов, о которых, увы, так скупо упоминает Библия? Что, если та, кого мы традиционно величаем смертью, вовсе не снисходит к горю наших близких – она просто узнает тех, кто ей нужен, и делает, что должно?
– Ух ты, – только и смогла пробормотать Лида. Такой оборот ей и в голову не приходил.
– Тогда можно предположить, что альтернативная ветвь обладала и альтернативными знаниями, позднее отчасти утраченными. И сейчас они воспринимаются как волшебство, хотя таковым, по сути, не являются. Про это нам многое могли бы поведать самые, так сказать, ранние вечники, особенно те, кто был причастен к созданию Книги. Не с неба же она свалилась. Но их унес Шаргаим, а, возможно, подобных ему городов было гораздо больше. Или – другое объяснение – срок нашей жизни все же ограничен, предположим, двумя тысячами лет, и именно поэтому сейчас уже не осталось тех вечников… Эй, Лидуся, что с тобой?
Лида в этот момент совершала судорожные попытки не свалиться с табуретки при условии полного окоченения конечностей и внезапной тьмы перед глазами. Она едва сумела шепнуть ледяными губами:
– ТЕБЕ две тысячи лет… но ты ведь не можешь…
Лазарь секунду взирал на нее озадаченно, потом расхохотался так, что, кажется, содрогнулись стены дома.
– Ох, Лида, я ведь говорю округленно. Сто лет туда-сюда значения не имеют. Поверь, ребят постарше себя я все же встречал.
И Лида очень постаралась поверить, чтобы окончательно не лишиться самообладания.
Последующие дни в школе оказались ничем не лучше. Лида исправно приходила в класс, вздернув подбородок и ни на кого не глядя, пробиралась к своему месту. Если кто-то поначалу и здоровался с ней, то ответа никогда не получал. Это сработало: через пару недель на нее перестали обращать внимание.
Иногда, в те моменты, когда класс, получив задание, с головой уходил в тетради и учебники, Лида, напротив, отрывала взгляд от парты и тайком поглядывала на красавицу Полину Юсупову. И размышляла о том, что при другом раскладе могла бы сблизиться с ней хотя бы временно и не страдать так сильно от одиночества и тоски по Миле. Если бы только не последний подарок от гада Сергея…
Лишь один человек внушал ей опасения: классная руководительница 10 «В» старенькая Серафима Яковлевна. Она уже на второй день самым решительным образом извлекла Лиду с задов класса и заставила пересесть на вторую парту в среднем ряду, «поближе ко мне и к народу», по ее выражению. И на каждом уроке усердно пыталась втянуть Лиду в дискуссию по вопросам литературы.
Даже когда учительница не допекала явно, Лида ощущала на себе ее вдумчивый ласковый взгляд, как будто та постоянно пыталась доискаться, что же заставляет новенькую держаться так нелюдимо. И однажды она попросила девушку задержаться после уроков.
Класс опустел, Лида сгорбилась за своей второй партой, но Серафима Яковлевна призывно помахала сухой узкой ладонью, приглашая поближе, к учительскому столу.
– Мне очень понравилось твое сочинение, Лида, – начала она. – Оценки я собираюсь объявить завтра и хочу заранее тебя спросить, могу ли я прочитать его перед классом.
Лида только плечами пожала: обычно учителя таких вопросов не задавали, просто читали, и все. Ей, в сущности, и дела не было до такой ерунды. Она уже и тему сочинения-то не слишком хорошо помнила… кажется, что-то о будущем.
– Я спрашиваю, потому что там есть очень личные мысли, грустные, даже отчаянные мысли. Мне кажется, ты приняла тему сочинения близко к сердцу, не так ли?
– Не помню уже, – буркнула девушка. – Наверно, настроение было плохое.
– Скажи, твоя мама все еще на лечении? – спросила учительница вроде как между делом, неспешными движениями наводя порядок на столе.
Лида кивнула, покосилась тоскливо на дверь. Лазарь наверняка уже приехал, решит, конечно, что она снова смылась из школы…
– Это нелегко, я понимаю, – вздохнула старая учительница. – Я разговаривала с твоим братом – для своего возраста он невероятно умный и чуткий юноша. Но все же сейчас у тебя такое время, когда материнский совет всегда должен быть под рукой.
Вдруг Серафима Яковлевна осеклась, замерла и несколько раз с шумом втянула воздух. Затем суетливо опустилась на стул и начала рыться в своей сумке, пока не извлекла из ее недр упаковку таблеток. При этом она не забывала ободряюще улыбаться своей ученице.
Лида заволновалась, спросила угрюмо:
– За водой сбегать?
– Не нужно, все свое ношу с собой, – из сумки была извлечена бутылочка питьевой воды. – В моем возрасте, Лида, уже приходится учитывать все возможные казусы. Но это не должно тебя волновать. Я лишь хочу сказать, что ты всегда можешь рассчитывать на меня, если возникнут сложности. Школа у нас своеобразная, особой теплоты между учениками нет, каждый – одинокий остров. Но, надеюсь, тебе удастся найти здесь подругу или друга. А пока, если понадобится совет, помощь, просто поболтать – подходи, не смущайся.
Скомкав конец речи, учительница неловкими движениями надорвала пачку, отвернулась, чтобы закинуть таблетку под язык.
В этот момент Лида проговорила ей в затылок громко и почти насмешливо:
– Знаете, в наше время это вообще не проблема! Я каждый день общаюсь с мамой по скайпу, так что советов и общения мне абсолютно хватает. А если вам заботиться больше не о ком…
Учительница изумленно повернула голову, и Лида смешалась, почувствовала, что краснеет: ну не умела она хамить людям без повода. Так что просто вскочила на ноги и сказала:
– Мне нужно бежать, меня брат ждет.
– Конечно, Лида, ты свободна. – Холода в голосе Серафимы Яковлевны вовсе не прибавилось, пожалуй, наоборот: теперь в нем отчетливо звучали тревога и сострадание.
И это было невыносимо.
На следующем уроке литературы – это было в пятницу – Серафима Яковлевна и в самом деле прочитала перед классом Лидино сочинение. Читала медленно и проникновенно, как будто каждому из учеников посылала сигнал: обратите внимание, какая необычная и глубокая девушка появилась среди вас, протяните ей руку, предложите дружбу.
Лида злилась, вжимала голову в плечи, волком косилась по сторонам, пытаясь придушить этот посыл в зародыше.
А самое скверное было то, что учительница во время чтения время от времени судорожно переводила дыхание и опиралась свободной рукой о стол. Заметила это не только Лида.
– Серафима Яковлевна, вам плохо? – вскочила поспешно на ноги та девица, которая вечно во все лезла.
Учительница на миг оторвала глаза от тетрадки, мягко качнула головой:
– Все в порядке, Доминика, не беспокойся. Разве что окошко приоткрой – душновато в классе.
Очкастая выскочка с первой парты метнулась исполнять ее просьбу, но Лида-то знала: воздух тут ни при чем. И когда женщина в очередной раз тяжело перевела дух, она не сдержалась – выскочила из-за парты.
Постояла секунду, ловя на себе недоуменные взгляды одноклассников и не решаясь сделать то, что задумала. Но учительница бледнела на глазах – и Лида шагнула вперед. Выхватила тетрадку из слабых пальцев, рванула ее пополам. Миг – и исписанные листы веером разлетелись по классу.
– Ну и нечего на работу являться, если едва на ногах стоите! Пенсия для кого придумана? – проорала Лида и выскочила из класса.
В субботу в школе проводилась очередная олимпиада, так что до понедельника можно было не думать о последствиях. Лазарю о своем «подвиге» девушка ничего не рассказала. Правда, все два дня ждала звонка от директора школы с сообщением об ее исключении. Не дождалась. Возможно, директор жаждал учинить расплату лично и очно.
Из коридора донеслись шаги множества ног, приглушенные голоса. Лида несколько раз глубоко вздохнула, выпрямилась на стуле и уперлась глазами в парту.
«Мне наплевать, что они мне скажут. Я их знать не знаю и не хочу. Я тут типа агент под прикрытием».
И тут в дальнем углу класса раздался сначала шорох, затем грохот падающих предметов. Девушка с испугом оглянулась и увидела, что к ней, натыкаясь на парты, несется какой-то парень. Он бесцеремонно дернул Лиду за руку, едва не сбросив со стула.