Новая жизнь Милы

Милочке удалось получить приглашения на два собеседования, и сначала она почувствовала прилив оптимизма. Но, подумав и полистав газеты, Мила вновь приуныла. Похоже, на рынке труда, особенно когда дело касалось секретарей, идут нарасхват «молодые, с европейской внешностью (отдает расизмом, правда?), владеют всем, чем можно, – и с опытом работы не менее трех – пяти лет», что как-то плохо сочетается с требуемым возрастом. Разве что секретарствовать надо начинать уже в старших классах. Кроме того, продолжая изучать прессу и обзванивая потенциальных работодателей, Милочка выявила еще один свой недостаток – незнание иностранных языков. Черт знает зачем мебельной фабрике, которая конкурентноспособна только в глубокой провинции, где других конкурентов просто нет, секретарь со знанием английского и французского, но они желают получить именно такого, в чем Милочка и убедилась, пообщавшись с теткой климактерического возраста и злобного вида, которая представилась начальницей отдела кадров.

– Иностранными языками владеете? – спросила она, буравя Милочку пристальным взглядом.

– Нет.

– Почему? В институте плохо учились?

– Не то чтобы плохо… С языком в медицинском обстояло не очень, да и давно это было.

– Ясно. Боюсь, вы нам не подходите. Требуется специалист со знанием иностранного языка, – буркнула тетка.

Должно быть, такова нынче мода, философски рассудила Милочка, покидая негостеприимную проходную и испытывая огромное облегчение от мысли, что она не будет каждый день видеть вахтера в будке и забор с колючей проволокой наверху. Второе собеседование, как и следовало ожидать, тоже закончилось ничем. И несколько последующих тоже. И все же Милочка не теряла надежды: покупала газету, обзванивала потенциальных работодателей, ездила на собеседования.

Сразу выяснилось, что существуют виды деятельности, где люди нужны всегда, – расклейщики объявлений, распространители рекламы. Милочка приободрилась, решив, что с голоду она не умрет. Но на зарплату уборщицы было трудно прожить, не говоря уж о содержании трехкомнатной квартиры. Так что эти варианты она оставила на крайний случай. Также оказалось, что мало кто ищет сотрудников напрямую – большинство телефонов вели в кадровые агентства. Мила объехала несколько, оставив резюме (чертова бумажка, над ней пришлось немало попотеть. Очень трудно что-то приврать, когда требуется только официальная информация: дата рождения, где работала…). Как выяснилось, чуть ли не самый большой спрос в Москве на гувернанток и нянь. Девушки в агентствах с надеждой взирали на Милу – но та качала головой. Ее опыт общения с детьми ограничивался племянниками и Наташкиными обормотами. Да, она могла покормить не очень маленького ребенка и сделать с ним уроки или погулять. Несколько раз сидела с ребятами, когда те болели. Но разве этого достаточно, чтобы быть няней? А может, стараясь держаться на расстоянии от цветов жизни, Мила инстинктивно не хотела бередить душу… Так или иначе, но на эту работу она не соглашалась, а другую обещали, «как только будет что-то подходящее».

В жизни Милочки произошли радикальные перемены. Она вспомнила, что такое метро в час пик и что творог, который, не моргнув глазом, отпускает плохо говорящая по-русски продавщица из ближайшего гастронома, может быть несвежим. И она вдруг поняла, что не стоит отдавать туфли консьержке, как обычно, а можно будет, пожалуй, сделать набойки и походить в них еще немного. Впрочем, консьержка, отличавшаяся наблюдательностью белорусского партизана и с полувзгляда определявшая рост или понижение благосостояния жильцов, ни о чем и не заикалась.

Милочка, преследуемая призраком голода и отсутствия туфель, посетила биржу труда. Место это ей категорически не понравилось. В кадровом агентстве в большинстве своем работали молодые или средних лет женщины, одетые и причесанные в соответствии с требованиями офисной моды: костюм или юбка, уложенные волосы и макияж. Держались они по-разному – кто-то приветливо, кто-то равнодушно, но в целом их заинтересованность результатом собеседования была видна. Здесь все оказалось иначе. Тетки среднего и старше среднего возраста, одетые в неизменные вязаные кофты и рыночные пиджачки многолетней выдержки, были непробиваемо равнодушны и брюзгливы. Тон разговора – как в незабвенном ЖЭКе или домоуправлении. Милочка, отвыкшая от бытового хамства, растерялась. Она никак не могла понять, что от нее требуется и почему дамы так враждебны. Не получив никаких стоящих предложений и выпав в коридор – обшарпанный и пахнущий супом, – Мила почувствовала, как поднимается давление. Нечасто, но такое случалось. Затылок наливался тупой ноющей болью, в висках стучали молоточки. Надо принять таблетку и лечь. Только вот таблетки дома. О господи! Она зашла в туалет, намочила платок холодной водой и положила на лоб. Женщина, вошедшая следом, взглянула с тревогой:

– Вам плохо?

– Ничего. – Мила жалко улыбнулась. – Давление поползло.

Женщина окинула Милу внимательным взглядом и покачала головой. Потом спросила осторожно:

– Вы здесь работаете?

– Нет, я хотела найти работу.

– Да? И как?

– Вот так… Как-то разговор меня не порадовал. Не пойму, в чем дело, но дамы упорно хотели отправить меня переучиваться на штукатура или маляра.

Женщина хихикнула, потом, увидев, что Мила достает сигареты, спросила:

– Можно?

Милочка протянула ей пачку.

– Вы, наверное, недавно ищете работу?

– Недавно, – осторожно подтвердила Мила.

– Позвольте дать вам совет. Вспомните, как в советское время вы ходили в ЖЭК, ДЭЗ и прочие интересные места. Что вы делали? Забыли? Ну как же: для начала покупали коробку конфет, вручали ее нужному человеку и уверяли тетку, что благодарность ваша не будет знать границ, если справка окажется сделанной вовремя. И к моменту получения документа покупали что-нибудь еще – чай, кофе.

– Точно, было такое. – Мила усмехнулась. – Вы хотите сказать, что я должна была пообещать отблагодарить за хорошее место?

– Конечно! И начать надо с трубки мира – конфет или того же чая. И вот еще что – в следующий раз оденьтесь попроще и не берите с собой сумку от Луи Вуиттона. Даже если это рыночная подделка, она стоит немалых денег.

Милочка бросила растерянный взгляд на свою изящную дамскую сумочку. Она покупала ее в фирменном магазине, и стоила та, честно сказать, не просто дорого, а очень дорого.

– Спасибо. – Она затушила сигарету под струйкой воды, сочившейся из неисправного крана, выбросила окурок и повторила: – Спасибо за совет.

– Да не за что! – Женщина хорошенько затянулась и ловким щелчком отправила окурок в открытое окно. – А лучше всего искать работу по знакомым.

Последние слова заставили Милочку задуматься. Она покинула негостеприимную биржу и отправилась домой. Торопиться было некуда, и Мила шла пешком. Погода радовала солнышком и ясным небом. Вскоре на пути попался симпатичный скверик. Лавочки, кустики и довольно аккуратные клумбы. Бесконечные петунии и прочая цветочная мелочь привлекали взгляд яркими красками. Детская площадка находилась на некотором отдалении, и опасность получить мячиком по голове была не выше среднестатистической, а потому, осторожно проинспектировав скамейку, Мила уселась и, жмурясь на солнышке, принялась перебирать своих друзей и знакомых.

Собственно, с друзьями было негусто. Возможно, в силу спокойного и ровного темперамента, но Милочка, умея поддержать хорошие отношения практически с любым человеком, близких подруг почти не имела. Девочек в детском и подростковом возрасте сближают страсти и страдания. Они перешептываются, вместе ввязываются в авантюры, делятся секретами. Но Мила не любила рискованных предприятий, с удовольствием участвовала в тусовках, но завести компанию не могла – да никогда к этому и не стремилась. Вот так и вышло, что с институтских времен у нее осталась одна-единственная близкая подруга – Наталья. Жмурясь на солнышке, Мила обдумывала перспективы трудоустройства через Наташку. Честно сказать, перспективы не радовали. Все друзья и знакомые как самой Натальи, так и ее мужа принадлежали к миру медицины. А работать по специальности Мила не то чтобы не хотела, просто считала, что не имеет права. Слишком давно был получен диплом, практического опыта так и не случилось, и Мила понимала, что заниматься медициной она не сможет. Вообще-то она и поступила в мед по настоянию мамы. Та мечтала, что дочь будет врачом – уважаемым человеком, который получает кучу конфет к празднику и всегда точно знает, что делать в той или иной ситуации. Не вышло, ну да и бог с ним.

Мила достала из сумочки печенье и принялась жевать. Тут же слетелись голуби, пришлось делиться. Она крошила твердые квадратики и обдумывала следующую кандидатуру потенциального работодателя. Вторая близкая подруга звалась Вероникой, но все звали ее Верой, так уж почему-то повелось. Они с Милочкой дружили со школы. Даже были чем-то похожи – светловолосые пухленькие девочки, спокойные и без выдающихся способностей. Вера после школы поступила в педагогический, потом вышла замуж, потом развелась, по специальности отработала год и занималась торговлей. Виделись подруги нечасто, но по телефону общались по два-три раза в месяц, и Милочка была в курсе всех ее событий. И что дочка-подросток отбивается от рук, и что завелся, наконец, милый мужчинка в жизни Веры. Моложе ее, но не это главное. Подает большие надежды как журналист и писатель, и вообще такой котик… Вера иной раз звала Милу в гости – на день рождения или под Новый год… Мила испуганно отдернула руку: какой-то нахальный голубь забил крыльями и поднялся в воздух почти вертикально – как суперсовременный самолет. Вытянув шею и вздымая пыль быстро бьющими крыльями, он пытался выхватить печенье из рук женщины. Мила бросила квадратик на землю – и голубь шумно обвалился следом. Итак, когда же они виделись в последний раз? Да, точно, зимой, под Новый год. Сева был занят, и ей пришлось вызывать такси и ехать одной.

Мила беспокойно заерзала на лавочке. Только сейчас она подумала, что, может, в тот Новый год Сева ездил вовсе не в командировку… Сам праздник, как всегда, встречали в офисе: торжественная часть, потом банкет и концерт приглашенных звезд эстрады. Положение процветающей фирмы обязывает, надо держать марку, и опять же – корпоративная культура. А вот буквально на следующий день Сева попросил собрать чемодан. Сказал, что руководители нескольких компаний летят в Таиланд, у них там своего рода выездной семинар. Милочка даже ни в чем не усомнилась. Почему бы и нет? И в Куршевель многие не развлекаться ездят. В неформальной обстановке порой легче наладить нужные отношения и обсудить щекотливые вопросы. Мила надавала мужу кучу лекарств – кто его знает, что там в жаркой Азии может приключиться. Сто раз повторила, чтобы воду пил только из бутылок – никаких местных чаев. После обеда пришла машина от фирмы, шофер поднялся, забрал вещи. Мила расцеловала мужа, и Сева улетел. А через день позвонил один из знакомых – крупный бизнесмен. Мила объяснила, что муж уехал по делам, на конференцию. Тот вроде как удивился, начал что-то мямлить «вы уверены?», но Милочка порекомендовала ему звонить на сотовый и повесила трубку. И еще подумала тогда, что сболтнула лишнее – вдруг человека специально обошли приглашением? Конкуренция – вещь суровая. Сева пару раз позвонил, она тоже несколько раз набирала его номер. Все разговоры были рутинны и абсолютно нормальны: «Ты как?» – «Ничего. Стараюсь острого не есть, беру что попроще. Если заботит, там в сумке… да-да». – «Жарко тебе, наверное?» – «В отеле кондиционер, а на улице конечно». Вот и весь разговор. Теперь-то Мила поняла, что в Таиланде Сева грел на солнышке ту, другую женщину.

Она всхлипнула. Потом постаралась взять себя в руки. Нельзя так реагировать. Если она начнет перебирать последний год, то найдет много таких нестыковок, и каждая из них причинит боль и вызовет слезы. Только есть ли в этом смысл? Милочка откинулась на спинку скамьи и, как в детстве, взглянула на солнце сквозь сомкнутые, мокрые от слез ресницы. В разные стороны брызнула радуга, заискрившись на капельках. Вот и все – нет обиды. И не надо. Она не хочет ненавидеть Севу. Пусть останутся хорошие воспоминания, то теплое и живое, что было меж ними когда-то. А то, что он обманывал… так на то он и мужчина. Инстинкт потянул к молодой, может, захотел детей. Бог с ним. Мила открыла глаза, слезы высохли.

Итак, этой зимой она ездила к Верочке одна. Гостей набралось неожиданно много, человек пятнадцать. Стол ломился от салатов и закусок, что немало удивило Милу. Верочка никогда не любила и не умела готовить. То есть у нее были два блюда, которыми она могла порадовать семью в праздник, – цыпленок табака и салат с крабами. Остальное либо не готовилось вовсе, либо приобретало странные формы и специфический вкус, строго в зависимости от настроения хозяйки. Но в тот день гости просто рассыпались в комплиментах. Вера, выглядевшая свежей и молодой, улыбалась и с гордостью посматривала на своего бойфренда. Константин – так именовался данный экземпляр – усиленно исполнял роль хозяина дома, снабжая гостей выпивкой и развлекая беседой на политические темы. Периодически он ненавязчиво вставлял фразы типа «Захожу я тут в Госдуму, и как вы думаете, кого встречаю?» или «Когда мы с руководством московской фракции ЛДПР…». Мила, из рассказов Верочки знавшая, что на самом деле молодой человек является мелким деятелем лимоновской партии и рядовым сотрудником какой-то политической газеты, улыбалась, снисходительно наблюдая, как молодой павлин распускает перья. Сначала Костя ей совершенно не понравился. Вера познакомилась с ним около года назад, и он как-то удивительно быстро занял место на ее диване. Милочка сочла молодого человека альфонсом. Но Верочка, уязвленная осторожными предостережениями подруги, рьяно защищала свое новое приобретение. Он такой талантливый! Он пишет книгу! Он войдет в ряды оппозиции, которая так необходима любому демократическому обществу для здорового развития! Пусть, решила Мила, глядя, как сияет подруга. Если Верочке нравится – почему бы и нет? По крайней мере, выглядит она прекрасно: похудела, посвежела. Вон сколько всего наготовила, не иначе дочка помогала.

– Кстати, а где Света? – поинтересовалась Мила, улучив минутку.

– К подруге ушла, – быстро ответила мать. – Нечего взрослым в рот смотреть, и так больно много самомнения.

Выпив пару бокалов вина, Милочка ощутила непреодолимое желание покурить. Вообще-то она уже этого удовольствия давно себе не позволяла – Сева не курил и пару раз заметно морщился, когда они целовались. Но вот поди ж ты, редко, но желание почувствовать вкус и запах табака возвращалось. Мила выбралась из-за стола и отправилась на лестничную клетку, куда Вера, как человек некурящий, отправляла всех желающих посмолить. На лестнице обнаружилась еще одна школьная подруга – Татьяна. Она опоздала к застолью и теперь стояла в расстегнутой шубе, зажав под мышкой пакет с подарком, и дымила, болтая с соседкой. Мила стрельнула сигаретку, и дамы принялись самозабвенно сплетничать. От соседки они узнали секрет изобильного стола:

– Сама готовила? Ха! Дочка? Да у этой мелкой прошмандовки такие ногти, что она даже хлеб порезать не сможет, не то что миску салата нарубить. Вон у нас магазин за углом, там прилавок с готовыми салатами. Верка пошла да с хозяйкой договорилась. Она всего нарезала-наготовила, да и горячее сделала. Хоть поедим по-человечески.

Мила покачала головой. Ай да Вера! Просто удивительно, что делает с человеком желание соответствовать. Даже елка у нее в этом году такая… стильная. Прозрачный пластиковый короб, в котором стояло деревце, был доверху засыпан яркими оранжевыми апельсинами. Мила даже потрогала их украдкой; апельсины оказались самыми что ни на есть настоящими. Сама же елочка была увешана бантами – золотыми с синей отделкой и синими с золотой каймой. Мила похвалила вкус хозяйки, но про себя вздохнула – ей нравилось, когда игрушки старые… ну не то чтобы старые, а скорее семейные. Эти грибочки – еще от бабушки. Это мамина любимая игрушка. А эти шарики мы в прошлом году купили. Однако такое случалось только в детстве. Мила с Севой елку никогда не ставили: детей нет, а сами вроде выросли уже. Милочка доставала из кладовки пару гирлянд и вешала над аркой в прихожей, ну еще покупала пару еловых веток, чтобы в доме пахло празднично. Ветки стояли в вазе на столе в гостиной, нити серебряного дождя искрились, и Мила не могла удержаться от детской улыбки. Она смущалась этой свой слабости, но если уж признаться честно-честно, то Новый год всегда ждала с трогательно-щемящим чувством радости. Елку она ездила наряжать к Наталье и Сергею. Те притаскивали живое, пахучее и колючее дерево и, выгнав детей из комнаты, наряжали его, сопровождая процесс распитием шампанского. Наташка ругалась и каждый год грозилась купить искусственное деревце, потому как совесть замучила, потом ведь выбрасывать… да и иголки эти по всему дому валяются. Но Мила знала, что друзья пребывают в таком же детском восторге, как их малолетние отпрыски. Как-то, уже после Нового года, Наталья, с грустью глядя на изрядно осыпавшуюся елочку, вздохнула:

– Вот и кончился медовый месяц.

– Ты чего, Наташ? Медовый месяц у тебя был давно… А это Новый год.

– Ну да, да. – Подруга смущенно захихикала, а потом, оглянувшись на дверь, шепотом пояснила: – Мы с Серегой просто тащимся от елки. Ну как подростки! Не знаю, почему так происходит, но каждый Новый год у нас просто медовый месяц. И у елки, и под елкой. Вот на елке еще не пробовали.

Мила, вытаращив глаза, смотрела на подругу, которая задумчиво созерцала колючую верхушку, украшенную красным шпилем. Потом они долго хохотали, а Мила подарила подружке на ближайший день рождения очень сексуальное неглиже, расшитое снежинками. В комплект входил бюстгальтер, трусики и полупрозрачная сорочка, отделанная белыми перьями, которая, при известной доли фантазии, могла сойти за наряд Снегурочки.

Мила смотрела на голубей, которые, отталкивая друг друга, боролись за крошки печенья, и думала: удобно ли просить Веру о помощи? Насколько она знала, бизнес у подруги шел ровно. Богатой женщиной Верочка не стала, но на жизнь хватало. То есть имеется машина, квартира отремонтирована, в Турции отдыхают регулярно. Впрочем, последнее время подруга зачастила не в солнечные страны, а в Карловы Вары пить целебные воды. В Турцию, правда, наведываться все равно приходилось, так как бизнес Верочки зижделся на торговле, а откуда товар? Да все оттуда же! Сначала она арендовала место на рынке и возила постельное белье и тряпки, но потом, прикинув конкуренцию и поговорив с милым другом – по специальности архитектором, – сменила специализацию. Теперь у нее имелась пара магазинчиков на стройрынках, где продавали все для украшения интерьера: ткани, подушки, лампы необыкновенные, кувшины, бронзовые и медные дверные и мебельные ручки необычной формы, панно, безделушки, рамочки, шкатулочки и так далее и тому подобное. Милочка сама не раз наведывалась в пестрый закуток и с удовольствием перебирала милые дамскому сердцу вещички, а потом обязательно что-нибудь покупала.

Пожалуй, Вера как работодатель выглядит гораздо более многообещающе, чем Наталья, сказала себе Милочка. Даже если у нее нет нужды в персонале, торговля – это такое разнообразное занятие, где что-нибудь да подвернется.

Решив не откладывать дело в долгий ящик, Мила решительно встала, стряхнула с юбки крошки от печенья и двинулась в сторону метро. По дороге достала мобильный и, дозвонившись до Веры, убедилась, что та на боевом посту, то есть в магазине. Подруга настроилась поболтать, но Милочка, помня о необходимости экономить, пообещала рассказать новости лично и отключилась.

«Стройдвор» расположился рядом с метро, оккупировав здание бывшего высокоточного производства. Впрочем, здание было таково, что, кроме «Стройдвора», там же обосновались пара ресторанчиков, магазин, торгующий мебелью, меховой салон, дисконтный центр известной спортивной фирмы, магазин садовой техники и масса всякого рода офисов и контор. Мила дождалась лифта, не спеша поднялась на третий этаж и пошла по бесконечному коридору, мимо множества магазинчиков встроенной мебели, ковров, штор, люстр, отделочных материалов и прочих ужасно нужных для обустройства быта вещей. Вот, наконец, и Верочкин магазин: пышные драпировки богатого пурпурного цвета, по ним стилизованные под арабскую вязь буквы «Пещера Али-Бабы». Внутри слегка пахнет чем-то сладковато-восточным. Мила подняла портьеру, тонко зазвенели маленькие колокольчики, гроздью свисавшие с притолоки. Хозяйка подняла голову:

– Милочка! Здравствуй!

– Здравствуй, Верочка.

Вера сурово сказала молодой девушке, сидевшей за прилавком: