Найти друг друга

– Марк Анатольевич! – донеслось из трубки. – Я упала, так больно…

– Кто это? – Марк замер.

– Это Света, я в кабинете.

– Иду.

Он виновато развел руками и развернулся к выходу. Господи, надо срочно просить у начальства другую сестру. Что там эта дурочка опять учудила?

Он распахнул дверь и сразу увидел Светочку, которая сидела на полу у шкафа, держась за лодыжку. Рядом валялась опрокинутая табуретка.

– Какого черта вы полезли на мой стул? – удивленно спросил Марк, присаживаясь рядом с девушкой на корточки. – Он же крутится.

Светочка опять хлюпнула носом.

– Так ноге больно, ужасно, – жалобно протянула она. – Вдруг перелом? Посмотрите, а?

Марк осторожно ощупал ногу. На его взгляд, перелома не случилось, хотя трещина была не исключена. Возиться на полу было чертовски неудобно, и раз нога сразу не отломилась, можно было устроиться получше. Он встал, подхватил Светочку на руки. Девушка пискнула и обвила его шею, словно он собирался нести ее к алтарю. Однако Марк сделал буквально пару шагов, водрузил медсестру на стол, включил лампу и опять принялся ощупывать ногу.

– Знаете, похоже, это просто ушиб.

– Ой, как хорошо! – Светочка уже улыбалась, с благодарностью взирая на него. – А я так испугалась! Вот ведь медсестра, знаю, что надо быть спокойнее, но все равно…

Марк невольно улыбнулся, глядя на девушку: дурочка, конечно, но это по молодости. И хорошенькая опять же. Голубые глаза, опушенные темными ресницами, все еще влажные, взирают на Марка с неприкрытым восхищением, свежие губы блестят влажно, они приоткрылись, хотя девочка вдруг замолчала. Взгляд доктора невольно скользнул дальше, и он разом увидел все: и полурасстегнутый халатик, и то, что под ним нет ничего, кроме кружевного белья, надетого на молодое, жаждущее ласки тело. Ему стало смешно, но организм среагировал независимо от разума, и Марк подумал, что, случись все раньше – до Ланы, – он не стал бы отказываться. Вдруг какой-то демон шепнул ему: а с какой стати он должен отказываться сейчас, ведь это добровольный, пусть и не совсем безвозмездный подарок. Девочка-то ничего. «Ай-ай-ай, – укорил свое естество Марк. – С ума сошел? Та же надувная кукла, только говорящая. Я до этого никогда не опускался». Светочка облизнула губы розовым язычком и подалась вперед.

Дверь распахнулась, в кабинет заглянул Армен. Сделав вид, что все происходящее его не удивляет – впрочем, так оно и было, потому как с Марком они были знакомы с аспирантуры, – сказал:

– Марк, освободишься – загляни ко мне. Это насчет конференции.

Марк торопливо шарахнулся от стола.

– Подожди, я с тобой. Что там с конференцией? – Уже у двери он обернулся и сказал сидевшей на столе девушке: – Нога цела, так что, думаю, вы справитесь без меня.

Собственно, он был уже почти уверен, что ни с какой табуретки она не падала, потому что на лодыжке не имелось даже покраснения. И зачем вообще было лезть на табуретку в комнате, где нет ни одного шкафа выше ста двадцати сантиметров?

Едва дверь за докторами закрылась, Светочка спрыгнула со стола, с губ ее сорвалось несколько крепких выражений, свидетельствующих о глубоком разочаровании исходом дела. Ну надо же быть такой дурой, а? И черт ее дернул выбрать эту… импровизацию! Она подскочила к сумочке, вытащила оттуда глянцевый журнал, разорвала его, хоть это было непросто – бумага, особенно на рекламных вклейках, оказалась весьма плотной. Черт! Дурь пишут, права была Муша. Или она просто зря поспешила? Там ведь был еще такой план, долгий. Но Светочка не любила оттягивать, что-то готовить и вообще излишне напрягаться. А потому выбрала импровизацию – быстрый натиск с намерением сломить противника. И ведь уже почти! Если бы не этот Армен! …Потом, собирая остатки журнала по полу, Светочка вспомнила взгляд доктора и поняла, что дело не в Армене. В красивых темных глазах Марка Анатольевича была насмешка – а значит, она его не зацепила и перспектив в плане развития отношений не было никаких. Светочка вздохнула и решила пойти танцевать. Ну и черт с ним, с этим доктором. В конце концов, тут в клинике полно народу. Да и приятель Мушиного бойфренда оказался вполне ничего…

Когда Марк вернулся домой, Лана уже спала. Она слышала, как он ходил в душ, но сил проснуться не было, и она просто прижалась к нему, когда он наконец устроился рядом, счастливо улыбнулась, согретая его теплом, и заснула окончательно.

Проснувшись на следующее утро, Лана некоторое время рассматривала Марка. Он такой трогательный, когда спит. Ладно, дадим гуляке еще минут пятнадцать. Лана проскользнула в ванную, увидела брошенные на корзину для белья вещи и укоризненно покачала головой. Вот ведь поросенок, неужели так трудно сунуть внутрь? Впрочем, такое случается не слишком часто, так что простим. Она взяла рубашку… И замерла. Пальцы осторожно повернули ткань к свету. Здорово, а ведь это след помады, подле воротничка… Так, в чем он еще был? Она бегом вернулась в спальню, схватила пуловер, лежащий на стуле, принюхалась. Когда отняла его от лица, увидела, что Марк удивленно таращится на нее с кровати.

– Лана, что с тобой?

– Он… твой свитер… – Она с отвращением отшвырнула ни в чем не повинную вещь.

– Что с ним? Испачкал?

– От него разит женскими духами!

– Да?

– А то ты не знаешь! Как ты мог?

– Ну-ка. – Марк встал и пошел к женщине, которая злобно таращилась на него из двери. Потом вспомнил, что он голый, а в соседней комнате спит девочка, и решил сперва одеться, а потом выяснять отношения. Торопливо натягивал спортивный костюм, поглядывал на Лану, прикидывая, не заболела ли его дражайшая половинка. – Лана, что случилось?

– Ты меня спрашиваешь? – Она даже не подумала, что может разбудить Настю, и почти кричала: – Твоя рубашка перемазана женской помадой, ты приходишь черт знает во сколько, от твоих вещей пахнет отвратительными дешевыми духами. А я-то дура! Я думала… Надо было слушать, когда твои тетки на работе намекали… Права была Тата – кобеля не переделаешь! – Слезы потекли из глаз, хотя она и не думала устраивать сцену. Как-то Лана всегда видела себя в роли леди, которая обливает холодным презрением недостойного. Но слезы брызнули помимо воли, и вот она уже выкрикивает обвинения, позабыв про гордость, достоинство и прочие глупости, не чувствуя ничего, кроме жгучей обиды.

Пока она ревела и ругалась, Марк натянул штаны, обошел бушующую посреди комнаты Лану и выглянул в коридор. Там переминалась с ноги на ногу испуганная Настя, прибежавшая на мамины крики. Он подмигнул ей, прижал палец к губам и махнул в сторону кухни. Девочка послушно побрела прочь, раздумывая, удастся ли использовать разборки взрослых, чтобы откосить от школы? Может, они поверят, что горло болит хуже вчерашнего, и вообще, сегодня две математики и две физры. Ну какой нормальный человек не захочет прогулять такой ужас?

Прикрыв дверь поплотнее, Марк подошел к женщине, остановился перед ней. Лана, обессилев, всхлипывала, закрыв лицо руками. «Вот сейчас он меня обнимет и станет убеждать, что ничего не было», – думала она то ли с надеждой, то ли со злостью. Марк некоторое время молча рассматривал ее, потом отошел к кровати, сел и сказал:

– Помнишь, мы с тобой смотрели какой-то американский фильм, такой, в жанре черного юмора. Смешно было – двое хотели пожениться, и все что-то мешало: то землетрясение, то родственники, то еще что-то. А потом они все же доползли до алтаря и хором повторяли красивые слова, мол, мы вместе и в горе и в радости, и все такое… Наверное, мне надо было тоже тебе это как-то озвучить, но я полагал, что ты и так понимаешь… я, может, не очень крут и сильно сентиментален, но, если я живу с женщиной, которую называю женой, – я живу только с ней. И раз я сказал однажды, что для меня есть только ты, – то так оно и есть. Прошу тебя мне доверять. – Он смотрел на нее без улыбки, и Лана вдруг испугалась, осознав, что мужчина говорит серьезно и подобные слова два раза не повторяются.

– Я вообще считаю, что доверие – это больше, чем любовь, – продолжал Марк.

– Как это? – растерялась Лана.

– А вот так. Любовь может пройти, потому что она складывается из многих причин. Она бывает светлой, а бывает темной и мучительной, думаешь – лучше бы миновала меня чаша сия… А доверие – это ответственность, и, если ты доверяешь, ты понимаешь человека, любишь его. Хочешь жить со мной – научись мне доверять.

Марк ушел завтракать, а Лана все сидела в спальне, пыталась прийти в себя и понять, что с ней происходит. Ведь она никогда не ревновала Вадима, хотя безумно любила его! Почему? Может, была так полна девчоночьей, всепоглощающей любовью, подчинялась обожаемому мужчине и такое собственническое чувство, как ревность, просто не могло возникнуть? Лана впервые с удивлением осознала, что когда-то была поглощена и подчинена другим человеком до такой степени, что практически потеряла себя… мысль эта показалась ей неприятной.

Само собой, тем же вечером они помирились, и довольно легко, потому что… ну, наверное, потому что оба этого хотели. Забравшись в постель и прижимаясь к теплому сонному Марку, Лана улыбалась. Просто удивительно, насколько она к нему привязалась. А ведь сперва этот мужчина казался ей не то чтобы странным… привычки их были весьма несхожи. Он обожал мясо и рыбу, а Лана уже много лет питалась почти исключительно овощами и овсянкой. Не из идейных соображений, исключительно из желания сохранить фигуру. Марк для тех же целей ходил в спортзал, а потом с чистой совестью наворачивал дико калорийные блюда китайской кухни, какую-нибудь свинину с ананасами в кисло-сладком соусе и заедал кольцами кальмара в кляре. Еще он любил джаз, а она была совершенно равнодушна к музыке. А «долгими зимними вечерами», то есть в те редкие часы, когда не надо было никуда бежать и ничего делать, Марк читал Асприна или Желязны. Лана заснула на первом же романе, запутавшись в богах и героях с дурацкими именами. Сама она читала зарубежные детективы и профессиональную литературу. Ну, под настроение – стихи Ахматовой, Цветаевой.

Однако, как выяснилось, не это главное для того, чтобы чувствовать себя рядом с мужчиной спокойной и счастливой.

– Девочка, ты Настя?

Настя обернулась. Ей улыбался шикарный мужик. Девочка сразу поняла, что мужик именно шикарный, потому что он показался ей копией рекламной картинки из глянцевого журнала. Журнал притащила Ленка, они вместе разглядывали его под партой на биологии – не Маргошу же слушать, с ее глупостями про цветочки и листочки.

И вот на тротуаре стоял человек, сошедший со страниц журнала про красивую жизнь: черные джинсы, бежевый пуловер, кожаная куртка цвета кофе. Красивое загорелое лицо, чуть небрит, короткие светлые волосы и невероятно яркие на смуглом лице серые глаза.

Настя таращилась на видение, приоткрыв рот. Девочка была слегка ошалевшей от биологии, шума в классе, двух уроков математики с утра, на которой, вот черт, опять ни фига не поняла. Она смотрела на мужика как завороженная и думала: точно как с картинки. Реклама чего это была? Часов? Духов? Девочка потянула носом – так и есть, сквозь пыль и гарь московской улицы до нее донесся терпкий запах кожи и дорогого парфюма. Настя взглянула на запястье незнакомца – полуприкрытые рукавом, тускло блеснули часы. «Ролекс», наверное, мечтательно решила она.

Мужчина поднял руку и взъерошил короткие светлые волосы. Настя успела заметить оригинальный перстень на безымянном пальце.

– Как тебя зовут? – ослепительно улыбаясь, спросил незнакомец.

– Настя.

– А фамилия?

– Стрельникова.

– А вы кто?

Вопрос прозвучал со стороны. Настя оглянулась. За спиной маячила Лизка. Надо же, опять следом за ней поперлась, липучка несчастная.

– Тебе чего? – нелюбезно спросила одноклассницу Настя.