Краем глаза Лара видела обращенные к ней лица ребят. Но смотрела только на Ирочку. Конечно, это была она. Тот же зеленый костюм плотно обтягивал пышный бюст, волосы собраны в дурацкий пучок – должно быть, эта дурочка полагает, что учительница обязательно должна носить строгую прическу. Ирочка растерялась. Глаза у нее стали круглые. Рот приоткрылся, и с губ слетел какой-то полузадушенный писк.
Лара поймала себя на том, что отчества ее не знает, а потому сказала только:
– Выйдите на минутку, пожалуйста.
Но та словно примерзла к месту. Так и стояла, вцепившись в край стола и глядя на Лару круглыми глазами.
– Я вас жду.
Глядя на нее, словно кролик на удава, Ирочка подошла-таки к двери и даже сделала шаг за порог. Но дальше не пошла, вдруг испугавшись чего-то. Она вцепилась рукой в косяк, и Лара, сообразив, что та сейчас кинется обратно в класс, быстро спросила:
– Мы здесь только вдвоем. И я ухожу из этой школы, так что мы больше не увидимся. Но скажи, скажите мне правду – он… Сергей… вас… действительно домогался?
Прозвучало это ужасно глупо, и Лара рассердилась на себя. За то, что пришла к этой… вместо того чтобы послушать собственный здравый смысл, за то, что эта дура испортила ей удовольствие от работы.
– Ну же… Отвечайте!
Но Ирочка только мотнула головой и крепче вцепилась рукой в косяк, словно боялась, что Лара куда-нибудь ее потащит. Чтоб тебя, Лара злилась все больше.
– Вы все это придумали? Ну?
Опять мотает головой. Кукла чертова. Неожиданно даже для самой себя Лара с размаху влепила ей пощечину и, глядя в круглые и пустые от ужаса глаза, твердо сказала:
– Б…дь такая.
Та схватилась рукой за щеку и тоненько заверещала. Лара повернулась и пошла по коридору. От урока оставалось еще пятнадцать минут. Она вошла в класс, села на край стола и сказала:
– Знаете, ребята, давайте, кто хочет, прочтите свои сочинения. Если будет хорошо – поставлю пятерки.
Нашлось несколько добровольцев. Лара слушала внимательно, привычно исправляя погрешности стиля и ошибки. Потом сказала:
– А теперь давайте попрощаемся. Это наш последний урок. Я ухожу из школы.
Ребята взволнованно загудели. На короткое время ее согрело их искреннее сожаление, и она чуть не расплакалась, обнаружив, что они действительно расстроились. Но они это переживут. За перемену она написала заявление об уходе. Оставалось еще три урока. Все рабочее время Лара провела в классе, не имея ни малейшего желания идти в учительскую. Правда, очень хотелось курить. Тогда она заперла дверь на большой перемене, открыла окно, села на подоконник и с наслаждением курила, щурясь на еще теплое солнце и рассматривая школьный двор внизу.
После уроков она пошла в приемную директора. Мария Всеволодовна что-то печатала на машинке и при виде Лары сообщила, что директора нет.
– Жаль. Тогда передайте это ему, пожалуйста. – Лара положила перед ней листок с заявлением. – Я с завтрашнего дня на больничном, а за документами приду на следующей неделе.
– Я думаю, вы поступаете опрометчиво, Лариса Тимуровна. – Мария Всеволодовна печально смотрела на нее. – Почему бы вам не подождать с этим? – Она кивнула на бумагу. – Подумайте спокойно…
– Нет. Я уже все обдумала. До свидания. – И Лара ушла.
Глава 5
Вернувшись домой, она впала в какую-то растерянность. Что-то надо было делать, но что? Позвонила районному врачу и договорилась о больничном, потом пошла в кухню. Открыла холодильник, но есть не хотелось. Налила кофе и вернулась в комнату. Села перед телевизором. Теперь она безработная. Позвонить мужу? Смысл-то какой? Придет вечером, тогда и поговорим. Потом Лара вскочила и метнулась в спальню. Распахнула шкаф. Один за другим она вытаскивала костюмы Сергея. Выворачивала карманы. Обнюхивала, осматривала. Потом перешла к его столу. Бумаги, блокноты, жаль, нет записной книжки – она у него с собой. «А что я думаю там найти? Телефоны его сотрудниц? Ирочки? А почему нет? Отдел достаточно молодой, часто встречались помимо работы, куда-то ездили.
Я ведь знаю, что это неправда, не мог мой Сергуля. Это я бываю сумасшедшей, особенно весной накатывает что-то темное и тащит за собой». Звуки и краски становятся ярче и резче, и тогда ей требуется выплеснуть это на кого-то. «Да, – Лара взглянула на себя в зеркало, – я такая, и ничего с этим не поделать». Но муж – он нормальный и спокойный. Она всегда знала, о чем Сергей думает, всегда с полуслова понимала, что он чувствует. Само собой, иногда она устраивала сцены, или они ссорились, но это было как-то не всерьез. И Сергуля знал, что это не всерьез, что ей просто нужно покричать, пошуметь, иной раз уйти из дому, хлопнув дверью. В таких случаях Лара шла гулять. Просто ходила по городу до изнеможения. Сергуля подшучивал над женой, говорил, что у нее темперамент как у восточной женщины, а она лишь улыбалась, четко понимая, что есть граница, которую нельзя перейти. Потому что муж человек серьезный и если что – он не простит. Это Лара знала наверняка, хоть они и ни разу об этом не говорили. Просто инстинкт подсказывал ей не переступать черту. И муж никогда не стал бы ей лгать. Если бы другая женщина появилась в его жизни – она почуяла бы. А скорее всего, Сергей сказал бы сам, не захотел бы лгать. Она уставилась на вещи мужа, разбросанные по комнате. Идиотка. Теперь все убирать.
Лара аккуратно собрала все вещи, разложила и развесила по местам. Потом достала пылесос и принялась за уборку. Ей вдруг показалось, что в доме пыльно и душно. Она почистила ковры, вымыла пол, ванну и туалет, вытерла пыль. Квартира не слишком большая – стандартная двушка, правда, с планировкой им повезло – кухня десять метров и небольшой холл значительно увеличивали жизненное пространство. Лара устала, но ей все казалось, что надо сделать что-то еще. После перекура она решила помыть цветы: это трудоемкое дело, и оно обещало полную занятость еще на час как минимум. Цветов у нее довольно много, правда, в основном то, что называется декоративно-лиственные. Короче, было много зеленых и пестрых листьев, но цвели они как-то нерегулярно. Она по очереди таскала тяжеленные горшки в душ, пристраивала их в ванну на специальной табуреточке и осторожно поливала из лейки отстоявшейся водой. Часть листьев требовалось еще и протереть, а один огромный фикус и монстеру Лара регулярно натирала специальным воском, купленным за такие деньги, что стыдно сказать. Листья приобретали потрясающий блеск и значительно меньше пылились. В разгар операции «Душ» домой явился Данила. С удивлением уставился на взмыленную Лару:
– Ты чего это, мам?
– А что?
– Ты их мыла на прошлой неделе.
– Черт. Правда. – Лара, опустив лейку, тупо посмотрела на цветы. Потом упрямо сказала: – Ну и что? Ты же тоже каждую неделю моешься – может, и им понравится.
– Ну ты даешь! Смотри не ляпни где такое. А то люди и правда подумают, что я моюсь раз в неделю…
Он ушел в кухню, и через некоторое время его голос долетел, приглушенный недрами холодильника, куда он растерянно таращился:
– Мам, а что у нас на обед?
– На обед? – Лара, сидевшая на краю ванной и тупо возившая тряпочкой по листьям спатифиллума, встрепенулась. Ах ты господи, она забыла, что собиралась провернуть мясо и сделать картофельную запеканку. Чем же его кормить?
Отпихнув сына, она сама залезла в холодильник. Так. Творог, сыр… банка шпрот, а в морозилке? Кажется, там должны быть пельмени.
– Поставь воду и свари себе пельмени.
Лара плюхнулась за стол и притянула к себе пепельницу.
Данила некоторое время гремел посудой, потом спросил:
– Ты будешь?
– Нет.
– Мам, что-нибудь случилось?
– С чего ты взял?
– Ты какая-то… нервная.
– Нет, ничего.
– Мне в школе сказали, что вроде ты уволиться хочешь?
Ах, сплетники малолетние. Как бы ему это объяснить, чтобы ничего не объяснять?
– Знаешь, я действительно нервная и действительно хочу… поискать себе другую работу. Я… тебе попозже все расскажу, ладно?
– Как хочешь.
Лара беспокойно заерзала на стуле, глядя в спину сыну, который мешал пельмени у плиты.
– Не сутулься, – сказала она машинально, потом, помедлив, добавила: – Я просто не знаю, как тебе рассказать. Может, это у меня кризис среднего возраста начался – перемен хочется.