– Хорошо. Я вернусь. Переоденьтесь.
Капитан усадил Анну на диване и набросил на её ноги плед.
– В Англии в такую погоду разжигают камины, не правда ли? – улыбнулся он.
Взял сигару, но курить не стал, а просто держал в руке, задумавшись.
«Как странно, – вглядывалась в его лицо Анна, – как странно, что этот человек в первую минуту знакомства показался мне юным. Сейчас он таким не кажется: видно, что он многое пережил, о многом размышлял». Весь облик капитана выдавал характер сильный, решительный, бескомпромиссный. Ей всегда были по душе такие люди. Но ещё более странным казалось то, что в какой-то момент, и это произошло незаметно, Анна перестала чувствовать себя пленницей, напротив, в его присутствии она ощущала себя герцогиней.
«Сегодня в нём нет и тени иронии, – размышляла она, приготовившись слушать, – он прост, добр и очень учтив. Долго ли будет таким?» Анну ещё смущала неприятность вчерашнего знакомства, насмешливый тон капитана и то, как он её разыграл. Но как ей хотелось простить ему это! Пусть только всегда остается таким, какой он сейчас.
Наконец, капитан заговорил. Он рассказывал ровно, спокойно, будто всё случилось не с ним, а с кем-то другим, – так говорят люди, у которых их сильное страдание давно отболело.
Его история началась шесть лет назад, после того, как он завершил образование и начал искать работу. Это оказалось непросто. Имея за плечами всего двадцать два года и диплом, не подкрепленный должным опытом, трудно найти хорошее место. Он отказался от амбиций и устроился в качестве судового офицера на двухмачтовый бриг, курсировавший между Англией и её колониями в Южной Африке. Ему удалось быстро завоевать расположение всей команды, но не самого капитана. Старый моряк, по-видимому, завидовал смелости, удачливости и большей, чем у него, популярности молодого помощника. Он старательно выживал его с корабля. Ричард не мог смириться с унижением и оставил судно. Рекомендации, которые он получил, оказались самыми неблагоприятными. В них он выглядел напыщенным, самодовольным и бездарным. Судовладельцы и думать не хотели о том, чтобы взять его. Он промучился на берегу с полгода и нанялся вторым помощником на торговое судно. Всё шло неплохо, но порою знающим взглядом Ричард замечал промашки, которые допускал капитан: неточность курса, запоздалость команд. Он молчал, сжав зубы: его знания пропадали впустую. Но он приобрёл нечто другое: опыт, бесценный опыт, который можно получить только в плаваниях. Так прошло ещё два года.
Как-то раз они попали в шторм. Корабль раздирало. Капитан умело маневрировал между волн, но неожиданно в трюме открылась течь. Насосы не успевали откачивать воду, положение стало угрожающим, и тогда прозвучал приказ оставить судно. Бросить корабль! Мечта, вожделение, единственное желание Ричарда! Он не мог на это пойти и принял решение остаться и спасать барк. С ним остались пятеро его друзей. В этот момент они находились в Тихом океане, недалеко от Соломоновых островов. Как только команда погрузилась в шлюпки и отшвартовалась, Ричард начал действовать. Он мгновенно рассчитал курс и повел судно прямо на сушу. Это был очень рискованный приём, применявшийся моряками лишь в исключительных обстоятельствах, но в случае удачи он гарантировал спасение корабля. Итак, молодой капитан направил судно в сторону ближайшего острова и позволил волнам выбросить его на песок. Удар оказался ужасным, но корабль выдержал! Когда буря стихла и начался отлив, вода из трюма ушла, и Ричард вместе с друзьями принялся спешно заделывать щели. А следующий прилив поднял судно на воду.
Что дальше? По закону корабль переходил во владение Ричарда, или же хозяин мог предложить ему компенсацию, чтобы оставить судно у себя. Бывший владелец так и сделал, но сумма вознаграждения оказалась столь ничтожной, что на неё можно было купить лишь рыбацкую шхуну. Ричард возмутился, нанял адвоката и очень надеялся выиграть дело.
Тяжба тянулась несколько месяцев, а тем временем капитан всё более и более привязывался к своему кораблю. Когда же он получил любезное письмо, из которого узнал, что дело проиграно, то вскипел от гнева и, подняв якоря, оставил берега Англии…
Анна едва дышала. Это был самый потрясающий рассказ из всех, когда-либо слышанных ею! Оправдывала ли она его? Нет! Или оправдывала? Она не знала, но сочувствовала каждому слову, каждому движению его души. С нетерпением она ждала продолжения, и капитан вновь заговорил. Он рассказывал очень искренне, не пытаясь приукрасить себя, лицо дышало вдохновением, и ей на миг подумалось, что теперь она понимает, за что вся команда любила его.
Итак, Ричард не вернул судно. Это был безумный поступок, но капитан даже не предполагал, как далеко он его заведёт! Шли месяцы, и капитан уже жизни не представлял без своего корабля. Они его починили, переменили название, поставили новые мачты. Идя вдоль кормы, он гладил поручни, взглядом ласкал паруса. Никакая сила не могла бы заставить его вернуть барк хозяину! Душа его прилепилась к кораблю так, как привязываются к женщине. Это чувство сохранилось и до сего дня.
Почти год он провёл в Южной Индии, но команда, состоявшая большей частью из англичан, тянулась к своим семьям. На свой страх и риск Ричард вернулся в знакомые моря, однако тут его ждал весьма холодный приём: он был объявлен вне закона…
Капитан сделал паузу. Рука нервно теребила сигару.
Внезапно его лицо изменилось. Он заговорил о ряде ошибок, которые сделал потом, и начал сбиваться. Искренность давалась ему с трудом. Он обращался к ней – и неожиданно назвал Анной. Не леди Анной, а просто по имени, как если бы был другом или братом. Женщина вспыхнула, но не от задетой гордости и не оттого, что он нарушил общепринятые правила, – кажется, этот человек вообще не очень-то подчинялся правилам, – а от чувства близости, промелькнувшего между ними. И теперь только она могла либо протянуть ему руку, либо отвергнуть его.
У Анны ответ готов был в сердце. Она не могла оттолкнуть человека, доверившего ей рассказ о своей жизни с такой глубиной и правдивостью. И, ломая все преграды, она отвечала ему со смелой простотой:
– Ричард, если вам тяжело говорить об этом, не говорите. Я всё поняла.
– Невероятно тяжело… Я мог бы рассказать о нелегальных перевозках, о поисках средств к существованию, но хочется сказать о другом. О том, что шторма и бури – ничто перед человеческой ненавистью. На нас началась охота, нас травили, как диких зверей. В портах не находилось места, провизию закупали с трудом. Стоило в открытом море приблизиться к другому судну, как нас встречали грохотом пушек. Конечно, я мог бы продать барк и купить простой галиот, но мне легче снять с себя шкуру, чем распрощаться со своим кораблём. Он – мой дом, моя жизнь, моя душа.
Ричард резко поднялся и, отойдя к окну, замер. Анна не шевелилась. Молчание, воцарившееся в каюте, было гнетущим и одновременно очень тёплым: молчанием доверия, молчанием понимания. Женщина искала верные слова, но они были бы лишними, и Анна только мягко смотрела на капитана.
– Вы меня оправдываете, – вдруг полувопросительно сказал он.
Она улыбнулась:
– Вы это почувствовали?
– Я чувствую, что вы не осуждаете меня, – в его взгляде читалась скорбь.
Нет, ей показалось, что его страдание отболело: не отболело, только сгладилось временем.
– Как тихо, – сказала Анна.
Он повернул голову. Действительно, море успокоилось, корабль шёл ровнее и лишь иногда нырял в глубокую водную яму. Волосы Ричарда высохли и теперь вились лёгкими темными волнами.
Капитан бросил взгляд на часы.
– Анна, я совсем замучил вас, – спохватился, – а ведь вы, верно, голодны!
Она засмеялась:
– Смертельно!
– Тогда подождите, – он вышел и отдал несколько приказаний, спустя минуту вернулся. – Это займёт какое-то время. А пока – хотите вина?
Пока он разливал вино, Анна ненавязчиво следила за ним. Капитан был очень хорош собой, но если вчера она и замечать этого не хотела, то сегодня, почувствовав духовную близость, уже легко могла это признать. Среднего роста, подвижный и вместе с тем сильный, как все моряки. Черты лица – гармоничные, строгие, но улыбка смягчала их, делая весь облик необыкновенно приятным. Глаза капитана – синие, что неожиданно при тёмных волосах; на загорелом лице они сияли, как два озера. Он встряхнул головой, отбрасывая непослушную прядь, и Анна невольно залюбовалась. Сколько энергии! Он сдерживает её, но она проявляется в каждом жесте! Анна видела слишком много «комнатных» мужчин, выросших в душных залах дворцов, а потому могла оценить эту живую, свежую красоту. К тому же, в отличие от других, он и одет был очень просто: никаких кружев, манжет; белая рубашка свободного покроя с высоко закатанными рукавами, кожаные брюки и хорошей работы сапоги. Всё просто, неброско, и от этого – ещё более красиво. «Как странно, – думала Анна, – чем меньше человек стремится украсить себя, тем привлекательнее он. Такой человек живет той гармонией, которая находится внутри него самого. Не потому ли так мучается капитан, ведь он в самом себе нарушил эту гармонию, эту красоту…»
Она и не подозревала, насколько верно подметила основную черту капитана. Человек, жизнь которого должна была быть предельно простой, неожиданно для себя сделался преступником, убийцей. Разорять, поджигать – разве об этом он мечтал? К этому стремился? Сильный, цельный характер, и только одна маленькая слабость, и вот – всё разрушено, а будущее туманно и неопределённо. Потеряна цель, путь назад закрыт сводом законов и ненавистью, для которых он – отверженный. А эта женщина, – Ричард мельком взглянул на Анну, – эта женщина всё понимает своим непостижимым сердцем, всё знает, всё чувствует. И оттого так близка… Что за загадка таится в ней? И как могло случиться, что он, никогда бы не доверивший муку своего сердца мужчине, доверил её женщине?
Он поднёс ей бокал. Наверное, дело в ней самой. Эта ласковость, мягкая нежность, какая-то особенная доброта. Анна пытается скрыть её за маской внешних приличий, но она невольно проливается в каждом движении. Ричард сел, пригубил вино, незаметно наблюдая за Анной. «Как странно, – думал он, – что зло выступает в человеке сразу и ярко, даже если его пытаются скрыть, а доброта всегда таинственна и может быть заметна не тотчас же. Но если она есть, то непременно проявится: в слове, жесте, даже простом повороте головы…».
Анна молчала. Казалось, она задумалась.
– Как я хотел бы, – негромко сказал капитан, – как хотел быть не привязанным ни к чему земному, а просто плыть и плыть, глядя на линию горизонта. И думать лишь о ветре и силе волн.
– Так будет, Ричард, – ответила Анна. – Однажды вы подниметесь на борт своего собственного корабля и возьмёте курс туда, куда вам захочется, а прошлое просто забудется.
Он посмотрел на неё с улыбкой:
– Это из области мечты. Такое прошлое не забывается. Никто не доверит мне даже крохотную шлюпку.
– Кто знает…
Вечером, гуляя по палубе, Анна наслаждалась покоем, воцарившимся в её душе. Выслушав рассказ капитана, она словно приняла те обстоятельства, что понудили его к такому отчаянному шагу. Жизнь непроста и порою ставит нас в ситуации крайне сложные, запутанные, неподвластные нам. Сердце Анны оправдывало капитана и прощало ему всё: и излишнюю привязанность к кораблю, и его ошибки, и заблуждения. Даже то, что была его пленницей, она прощала ему. И лишь одно волновало Анну: как прекратить это горестное стечение обстоятельств, как помочь Ричарду вернуться в нормальное течение жизни, стать полноправным членом общества?
Она не знала. Ни одна мысль, приходившая ей в голову, не была подходящей, ни один план не мог осуществиться.
Женщина вздыхала, кусала губы, постукивала носком туфли о дощатый пол палубы. Всё не так, всё не то…
– Леди Анна, – вдруг раздался за спиной тихий голос, – не желаете ли вы наведаться вместе со мной на камбуз?
Ричард стоял рядом, держась за поручень.
– На камбуз? – она растерялась. – А что мы там будем делать?
Он засмеялся:
– Воровать еду, конечно. Кок ушёл спать, а мой слуга-матрос не рискнёт вторгнуться в его царство, чтобы соорудить мне бутерброд с ветчиной. Придётся сделать это самому. Не хотите присоединиться?
Глаза капитана весело блестели, и Анна, хоть и не была голодна, заразилась его озорством.