Антикварная история

Совпадения

Элеонора позвала ее к себе в конце рабочего дня. Оказалось, фея-крестная приготовила ей подарок. Платье. Очень красивое. Таких Маша не только никогда не нашивала, но даже и не видела.

Маша ахнула и тут же отказалась принимать. В конце концов Элеонора рассердилась.

– Я имею право сделать вам подарок к Новому году или нет? Оно идеально подходит к вашему цветотипу и совсем не дорогое.

Она нарядила ее и поставила перед зеркалом. Платье было чудесное, а Маша в нем – еще лучше.

– Почему-то мне кажется, что вам будет куда в нем пойти, – сказала довольная Элеонора.

– Как вы догадались?

– Поживите с мое. Это тот самый мужчина, которого вы разыскивали? Могу я узнать его имя?

– Вадим. Только он пока… еще… не совсем…

– Не рассказывайте, если не хотите. Я не претендую на откровенность такой глубины.

– Да нет никакой глубины! Он не такой, как другие. Сейчас ведь стараются нахрапом девушку взять. Ухаживать и заботиться некогда. И не модно.

– А он ухаживает?

– Не знаю. Но он заботится. Мне кажется, он даже целовать меня не станет без разрешения.

– Так разрешите! Или спугнуть боитесь? Он слишком робкий?

– Нет, что вы! Он решительный и даже жесткий. Слышали бы вы, как он про свои полноповоротники и манипуляторы разговаривает! Мне кажется, его все слушаются. А со мной он бережно. Словно я ваза хрустальная.

Элеонора задумчиво провела ноготком по губам.

– Породу видно сразу.

– Что?

– Я говорю, что чувствуется благородная кровь. У него за спиной десятки поколений русских дворян. Это вам не Ванька-ключник!

– Он зовет меня Марусей. Как вы думаете, это о чем-то говорит?

– Уверена, что он видит в вас силу, смелость и цельность.

– Не многовато для Маруси?

– В самый раз! Маруси, они такие! Подождите, как, вы сказали, его фамилия? Гильберт?

Маша кивнула. Элеонора задумчиво помешала ложечкой чай.

– Что-нибудь еще о семье Вадима известно?

– Только о далеких предках. Его прапрабабка родом из Дармштадта, ее отца звали Людвигом, и он владелец ювелирного завода. У нее был брат.

– О нем что-нибудь известно?

– Только то, что он унаследовал бизнес отца, жил в Германии. После прихода к власти Гитлера, в тридцать четвертом, кажется, эмигрировал с семьей в Америку. У него были сын и дочь. Дальше следы потерялись.

Элеонора посмотрела на нее странным взглядом.

– Что? – испугалась Маша.

– Вы не поверите, но, кажется, я смогу помочь найти родственников этого Вадима.

Маша уставилась на Элеонору. Та была по-настоящему взволнована.

– У моего бывшего мужа в Америке есть родственники по линии матери. Их фамилия Гилберт.

– Фамилия похожа, но другая.

– Вовсе нет, просто англоязычный вариант. Без мягкого знака. Но дело не в этом. Крамер много рассказывал об этой семье. Они перебрались из Германии в Америку в тридцатых, не хотели служить нацистам. Ювелиры в седьмом поколении. У них несколько фабрик и магазинов по всей стране.

Маша замерла, как сурикат, выскочивший из норки. Даже уши встали торчком.

– Крамер хвастался, что в свое время у Гилбертов были связи с российской императорской семьей. Я плохо слушала, думала, что врет. Он всегда много врал.

Элеонора криво усмехнулась.

– И знаете, что самое интересное? Их визитная карточка – камеи на полудрагоценных камнях.

Маша оттянула воротник свитера и подула на грудь. Жарко как!

– Сейчас, – продолжала Элеонора, – самому старшему члену семьи почти сто лет. И он вполне адекватен. Если предположить, что это те самые Гильберты, которые вас интересуют, то получается, еще жив внук этого самого Людвига. Тогда, возможно, он приходится Анне Гильберт племянником. Есть еще его сыновья. То есть правнуки Людвига. И разумеется, праправнуки. Их много. Один из них – мой бывший муж.

Маша перевела дух и покрутила головой.

– Не могу поверить. Неужели мир в самом деле так тесен?

– Погодите радоваться. Возможно, я ошибаюсь и эти Гилберты к вашим Гильбертам не имеют никакого отношения.

– Мы можем это выяснить?

– Думаю, да. Я иногда звоню им. Скоро католическое Рождество. Вполне приличный повод. Впрочем, можно и не ждать так долго.

Маша молитвенно сложила ладошки.

– Элеонора, я всегда восхищалась вами, восхищаюсь теперь и буду восхищаться вечно!

Прекрасная Элеонора добродушно рассмеялась.

– Я тут вообще ни при чем! Если чем и стоит восхищаться, так это вашей, Мария, настойчивостью. И это я особенно в вас ценю, – неожиданно закончила Элеонора и отправилась варить кофе.

Феликс

Последние три дня Феликс только и делал, что пытался вспомнить все. Неимоверные усилия увенчались частичным успехом. Вспомнился звонок бывшего друга Игорька. Вспомнился первым, потому что раздался после десяти лет молчания. А ведь когда-то они перезванивались по двадцать раз на дню. Общее детство, общие приятели, общий бизнес. Только жены разные. У Игорька они менялись с завидной быстротой, а Феликс любил свою Свету и менять ни на кого не собирался. Все началось с поездки в Париж. Женщин брать с собой не предполагалось, так как поездка была деловая. Недалеко от столицы Франции находился завод, который предложил их с Игорем фирме собирать микросхемы к сложному медицинскому оборудованию.

Светка просила взять ее с собой под гарантии невмешательства во внутренние дела фирмы. Феликс упирался, но лучший друг неожиданно встал на Светкину сторону. Вдвоем они его уломали.

Там, в славном городе на Сене, у них все и началось. Как водится, Феликс узнал обо всем случайно.

С тех пор прошло ровно десять лет. Все эти годы они не встречались ни разу. И с бывшей женой – тоже. И вдруг в офисе раздался звонок.

Феликс плохо помнил, о чем они говорили. Видимо, о чем-то хорошем, потому что в результате преданный друг и брошенный муж согласился пожаловать к Игорю на день рождения. В самом деле, сколько можно обижаться? Десять лет прошло!

Феликс решил, что для начала надо расслабиться. И расслабился с бутылкой коньяка. Настроение резко полезло вверх, он вызвал водителя и поехал выбирать имениннику подарок. Купить предполагалось что-то дорогое, но не слишком объемное, поэтому они заехали в ювелирный магазин.

Феликс пытался воспроизвести в памяти его название, но не смог. Где-то в центре. Там он долго дефилировал вдоль витрин, сопровождаемый улыбчивой продавщицей, ничего не мог выбрать, пока взгляд не упал на запонки в форме Эйфелевой башни из белого золота. Ему показалось, это будет прикольно: подарить напоминание о том месте, где они со Светкой его кинули. Как раз под этой чертовой башней все и случилось. Он тогда долго задирал голову, разглядывая прекрасное чудище, и вдруг обернулся. С улыбкой. Обернулся и в один миг все понял. По их лицам.

Феликсу стало так тошно, что, пока продавщица упаковывала подарок, он незаметно приложился к фляжечке с коньяком, которую прихватил на всякий случай.

Все, что случилось после этого, он помнил местами и смутно. Кажется, водителя он отпустил и пошел пешком. Ветер, огни на елках. А дальше?

Он выпил зараз три чашки кофе, но это не помогло. Рабочий день прошел вяло, потому что все силы он тратил на попытки восстановить память.

К вечеру в мозгу всплыло, что на середине пути идти к бывшему другу он передумал. Какой дурак добровольно потащится туда, где ему заранее будет плохо? Ради чего? Ради дружбы? Так ее давно нет! Пить с ними обоими и делать вид, что все поросло густым быльем? Да какого черта!

На второй день к обеду, вяло перебирая бумаги, Феликс вспомнил еще кое-что: он решил вернуться в ювелирный и отдать запонки. Точно! Интересно, нашел он магазин или нет? Кажется, нашел, только тот уже был закрыт. Он припомнил, что долго стоял на крыльце, видимо решив дождаться открытия, а потом допил коньяк. Это была уже вторая бутылка, поэтому дальнейшее кануло во мрак беспамятства.

Феликс устал от усилий и попросил секретаря принести ему еще кофе. Покрепче. Почему-то чесались кисти рук. Он посмотрел. Кожа словно иголками исколота. Где это он лазил? В ельнике? Может, на городскую елку пытался забраться? Вообще, как он не замерз? На улице в тот день было минус десять. Домой он пришел сам или такси вызвал? Консьерж говорил, что дверь ему открыл какой-то мужик. Значит, такси. Какой он все-таки молодец! Пьяный до беспамятства, а сообразил, как вызвать такси!

Дома Феликс хотел найти запонки, но их нигде не было.Таксист спер?

На третий день, окончательно обессилев от потуг, Феликс решил, что надо просто выкинуть всю эту историю из головы, и тут ему позвонили из ювелирного магазина – оказывается, он назывался «Сапфир» – и сообщили, что обнаружили приобретенные им запонки. Готовы отдать.

– Где обнаружили? – поинтересовался Феликс.

– На улице. Под елкой. У входа, – вежливо ответила девушка.

Вечером он все же решился заехать в «Сапфир». Хотя бы спасибо сказать. Нашли его чек, узнали номер, позвонили. Не явиться неудобно.

Мимо дюжего охранника – не он ли запонки обнаружил под елкой? – он зашел в магазин и огляделся по сторонам в поисках улыбчивой девушки.

– Добрый день. Чем могу помочь?

Феликс обернулся. Девушка была другая, но тоже улыбчивая.

– Я … запонки забрать, – неохотно сообщил он, страдая от неловкости момента.

– Ах да! Они у директора. Сейчас позову!

Девушка куда-то позвонила и, прикрыв ладошкой рот, шепотом сказала несколько фраз. Сообщила, что пришел чудила, который лазил под елкой, догадался Феликс и с тоской огляделся по сторонам.

– Добрый день, – услышал он.

Обернулся на голос и обомлел.

Неужели в реальной жизни существуют такие женщины? Или у него на почве алкоголизма видения начались?

– Я… – начал он и завис, мучительно пытаясь сообразить, чем закончить фразу.

– Вы за забытой покупкой? Вот она.

Женщина протянула ему коробку с бантом.

– Спасибо, – выдавил он, сгорая от стыда.

– Пожалуйста. Будем рады видеть вас снова, – мило улыбнувшись, произнесла женщина, повернулась и ушла.

На автомате Феликс вышел из магазина, сел в машину и поехал в офис. Однако поработать не удалось. Весь день ушел на лихорадочные поиски предлога, чтобы снова увидеть ту необыкновенную женщину.

Как назло, ничего не придумывалось. В конце концов он разозлился на себя. Школьник он, что ли? Не знает, как обходиться с женщинами? В этом деле главное – решительность!

Он очень решительно сел в автомобиль, доехал до ювелирного, вошел и спросил, на месте ли директор.

– Элеонора Степановна у себя, – несколько растерянно ответила продавщица и хотела спросить что-то еще, но он большими шагами прошел по коридору и открыл дверь.

Она стояла у окна и повернулась, когда он вошел.

На этом решительность закончилась.

– Вы ко мне? – удивленно спросила прекрасная женщина с дивным именем Элеонора.

– К вам… видимо… Хочу вас… пригласить… так сказать… в качестве… благодарности… в… в…

– В ресторан? – подсказала она.

Феликс кивнул. Черт, в горле пересохло!

– Спасибо, конечно, но не стоит.

– Как это не стоит? Почему?

Он совершенно потерялся и ляпнул уже совершенную глупость:

– Мне очень нужно.

Элеонора удивилась:

– Что? Что именно вам от меня нужно?

И тут Феликс понял, что, если сейчас он облажается, этой женщины ему не видать никогда.

– Элеонора, я прошу дать мне шанс доказать, что я не идиот, не алкоголик и не сумасшедший. Примите мое приглашение. Оно ни к чему вас не обязывает, а меня просто осчастливит.

– Но я не хожу в рестораны с незнакомыми мужчинами.

– Тогда хотя бы кофе.

– Простите, нет.

Это прозвучало так окончательно, что он просто повернулся и двинулся к выходу.

– Постойте. Как ваша фамилия?

Он удивился и ответил:

– Блинов.

– Просто Блинов, и все?

Он удивился еще больше.

– Феликс Блинов. И… все.

Элеонора посмотрела на него внимательно и вдруг улыбнулась.

– Тогда можете рассчитывать на кофе.

Американские Гилберты

Элеонора сдержала слово и позвонила в Америку в тот же вечер. А утром Маша уже знала, что тамошние Гилберты действительно приходятся Вадиму родней. Сама не своя от возбуждения, она тут же ему позвонила. Выслушав ее рассказ, состоящий из одних только восклицательных предложений, он так долго молчал, что она не вытерпела и крикнула в трубку:

– Ты должен срочно лететь в Америку!

Он вздохнул.

– Конечно. Завтра же сяду в самолет и полечу. Где, кстати, они живут?

– Штат Нью-Джерси. В столице штата, по-моему. Забыла название города. Но это недалеко от Нью-Йорка.

– Понятно. Хорошо, что не в Техасе. Через всю страну не лететь.

– Ты говоришь таким тоном, как будто тебе все равно.

– Мне не все равно, просто быстро, как ты предложила, не получится. Американскую визу вообще получить крайне сложно сейчас.

– Может, попробуешь?

– Попробую. А они точно хотят меня увидеть?

– Жаждут!

Они действительно жаждали, поэтому визу Вадим получил через неделю. А еще через день улетел. Они даже не успели увидеться. Поговорили по телефону, и все. Она хотела приехать в аэропорт, но Вадим строго-настрого запретил.

– Не смей садиться в машину. Ты видела, что на улице творится?

– Ну метель… И что?

– Сегодня по городу семьдесят три аварии в час.

– Таксист что, не знает, как ездить?

– Таксисту на тебя наплевать.

– А тебе? – с замирающим сердцем на вдохе спросила она.

– А мне нет. Просто дождись меня, и все. Обещаешь?

В Тренто было плюс десять. Ни тебе ветра, ни тебе дождя. Сплошное солнце.

Джордж Гилберт, его непонятно по чьей линии и какой воды племянник, поминутно интересуясь, всем ли он доволен, привез его в отель и оставил там, предупредив, что заедет без пятнадцати восемь. На ужин в семье Гилбертов было принято приезжать без опозданий, минута в минуту.

Когда родственники предложили поселиться в их доме, Вадим отказался сразу и решительно. Жить среди людей, которых он видит первый раз в жизни, слишком дискомфортно. Отель привычнее и проще. Настаивать Гилберты не стали. Наверное, и сами не были уверены, что поселить русского в семейном гнездышке – хорошая идея.

Была одна вещь, о которой он забыл спросить. В чем вообще у них следует являться на ужин? Конечно, Америка славится своим демократизмом, но его родственники все же немцы, к тому же богачи.

Поразмыслив, он позвонил портье и спросил, могут ли ему помочь. Это был отличный ход. Выяснилось, в отеле постоянно снабжают своих постояльцев одеждой для выхода в свет.

Смокинги он никогда не носил, но оказалось, что они вполне удобны и немногим отличаются от обычных пиджаков, только выглядят пошикарнее и сидят получше.

Джордж, встретивший Вадима в холле, одобрительно кивнул.

– Дедушка ценит людей, умеющих, что называется, держать марку.

Особняк Гилбертов находился за городом, поэтому времени было достаточно, чтобы Джордж успел назвать всех, с кем предстояло познакомиться. Оказалось, различной родни у него больше сорока человек. Некоторые приедут из других штатов, а два его тро- или даже четвероюродных брата грозились прилететь из Канады. Ничего себе семейку они тут вырастили! А он всю жизнь один как перст. На всей необъятной территории России у него один близкий человек – Маруся. Да и та еще об этом не знает.

Особняк Гилбертов выглядел ровно так, как изображают жилища богачей в кино. Дом с колоннами, лужайки, собаки, вычищенные дорожки. Вадим улыбнулся про себя.

Сразу за дверью, которую распахнул перед ними лакей – или их теперь иначе называют? – начинался огромный холл, по которому расхаживали с бокалами в руках люди.

Хорошо, что родственники не навалились на него всей кучей. Он бы с ума сошел от новых лиц и наверняка никого бы не запомнил. Умница Джордж подводил его к небольшим группам и знакомил, одновременно ненавязчиво погружая в историю семьи. Когда он видел, что на лице Вадима появлялось осмысленное выражение, то понимал, что новый родственник врубился, и вел его дальше.

Вадим боялся начала ужина, предполагая, что все рассядутся за бескрайним столом и станут на него пялиться или, что еще хуже, все вместе начнут оказывать ему внимание. Но оказалось, что это дефилирование от группы к группе с бокалом в одной руке и тарелкой с канапе, которые ежесекундно подносил официант, в другой, и есть тот самый семейный ужин. Поняв это, Вадим немного успокоился, и дело пошло веселей. Английский он знал неплохо, к тому же деликатные Гилберты специально старались говорить медленнее, поэтому проблем с общением почти не возникало.

Когда он решил, что знаком со всеми, Джордж повел его на второй этаж, чтобы представить тому, кто приходился Вадиму, получается, двоюродным прадедом. Целых три поколения назад!

Маруся говорила, что он адекватный, но все-таки сто лет почти человеку. Мало ли.

Однако Готтлиб Гилберт оказался не просто вполне вменяемым. Он оказался потрясающим.

Увидев Вадима на пороге своей комнаты, старик уперся руками в подлокотники кресла и поднялся ему навстречу. Красивая молодая женщина пыталась его удержать, что-то вскрикнув по-немецки, но старик оттолкнул ее руку и, шагнув, обнял Вадима так неожиданно крепко, что тот еле удержался, чтобы не заплакать. Это было очень странное чувство, не испытанное им ранее. Здесь вокруг него родные люди. Его деды, братья и сестры. Здесь его ждали. Здесь ему рады. Вот какое это было чувство.

Старик что-то сказал. Женщина перевела на английский:

– Запомни, ты дома.

Вадим сглотнул ком в горле и молча кивнул.

– Разговор у нас будет долгим, так что сегодня отдыхай. Завтра жду у себя. Клара подготовит для тебя то, что есть в семейном архиве. Будет переводить на русский, – перейдя на английский, сказал Готтлиб.

Красивая Клара улыбнулась. Вадим благодарно на нее посмотрел. Надо же, и это предусмотрели!

– Поужинай со мной, – предложил старик, осторожно усаживаясь в кресло. – В этом муравейнике толком не поешь. Напьешься только, как свинья, и все. Ненавижу званые ужины. Какие-то дурацкие бутерброды – и никакой приличной еды! Тьфу! Я уважаю свиную рульку под пиво. А? Что скажешь?

– Дедушка, побойтесь бога! Какая рулька? Салат и немного спагетти! Про пиво и говорить не стоит! – воскликнула по-английски Клара и посмотрела на Вадима с притворным ужасом.

– Я согласен на салат и спагетти, – подыграл ей Вадим.

– Кормят всяким дерьмом, – скривился Готтлиб, – и еще удивляются, что я собираюсь покончить жизнь самоубийством.

– Ну что вы такое говорите, дедушка! Мы вас не отпустим!

– Тогда прикажи принести мясной рулет и клопсы кенигсбергские!

– Ни за что!

– Ну хотя бы вареные телячьи колбаски или вайсвурст.

– Вайсвурст вредные. Там свиного сала много, – заявила Клара.

– Зато без красителей, – парировал дед.

– Хорошо. Но лишь для гостя. Пойдет?

– Мне что, только нюхать можно?

Готтлиб возмущенно затряс головой.

– Да. Нюхать можно! – кивнула Клара и с победным видом удалилась.

Готтлиб посмотрел на Вадима и неожиданно подмигнул.

– Пока она ходит, мы выкурим по сигаретке. Будешь?

Ну что было делать? Не спорить же с хулиганом! Вадим сел на соседнее кресло, и они закурили.

– Ты в России чем занимаешься? – спросил Готтлиб, с наслаждением затягиваясь.

– Я ремонтирую теплосети. Ну, трубы, по которым подается горячая вода.

– Достойное занятие, – одобрительно кивнул старик и добавил: – У Гилбертов руки всегда росли откуда положено. Мы все умели делать сами. Ты копаешь траншеи экскаватором?

– Ну да.

– А мне довелось копать эти самые траншеи голыми руками. Впрочем, сейчас другие времена. И слава богу.

За дверью послышались шаги.

– Кларе ни слова, – шепнул старик, быстро загасил сигарету, смял ее и сунул куда-то за спину. Ну и дед!

Клара вошла не одна. Две женщины быстро вкатили накрытый столик и поставили перед ними. Клара принюхалась.

– Дедушка, вы курили?

– Только гость, – заявил старик.

Вадим поперхнулся и закашлялся.

– Простите. Не смог удержаться, – выдавил он.

Красавица посмотрела недоверчиво.

– Честное слово, – невинно глядя на девушку, сказал старик. – Устал человек с дороги, понервничал. Он же не знал, что мне нельзя.

Клара осуждающе покачала головой.

– Я больше не буду, – покаянно произнес Вадим и подумал, что с Готтлибом надо держать ухо востро.

В отель он вернулся за полночь и еще долго не мог заснуть.

Готтлиб Гилберт

В десять утра в номер позвонил портье и сказал, что его ждут. Оказалось, за ним заехала Клара. Очень загорелая, очень уверенная, очень красивая.

– Предлагаю общаться на русском, – сразу сказала она и улыбнулась, сверкнув безупречными зубами. – Мне нужна практика.

– Буду только рад. По правде говоря, ваш английский я понимаю с трудом.

– Верю. Американский – это уже как бы не совсем английский. Ментальность разная.

Всю дорогу она трещала, мешая русский и английский. Выходило забавно. Вадим слушал и думал о Марусе. Он здесь два дня, а ощущение такое, будто они не виделись вечность. Наверное, большие расстояния усиливают боль от разлуки. Интересно, а у нее так же?

В большом доме было тихо.

– Сегодня мы поработаем с архивом, я подобрала документы, нужно еще чуть-чуть. Закончу, приду за тобой. Готтлиб уже ждет. Он просыпается раньше всех. Только, пожалуйста, следи, чтобы дедушка не слишком нервничал. Не все воспоминания приятные.

Вадим кивнул. Последнее время он все время кивает. Видимо, заполняет кивками пробелы в английском языке.

Готтлиб встретил его нетерпеливым возгласом:

– Ты что, спать сюда приехал? Я уже устал ждать. Мой язык весь исчесался от желания рассказать все, что я знаю.

Старческие глаза возбужденно сверкали.

– Ты думаешь, когда Соболева объявили изменником, его жена в это поверила? Ни на минуту! – нетерпеливо притягивая Вадима за руку и усаживая рядом с собой, заявил Готтлиб. – Она решила бороться! Доказать, что это невозможно! Она же была Гильберт! А Гильберты упрямы!

Оказывается, правдами и неправдами в разгар боевых действий в конце семнадцатого или в начале восемнадцатого года Анна сумела связаться с братом и попросила того найти доказательства, что в Германии полковник Соболев не появлялся.

Переход на сторону противника офицера такого ранга – событие. Случись подобное, и все немецкие газеты захлебнулись бы от счастья. Крысы бегут с тонущего корабля под названием Россия! Но если даже его переход должен был остаться тайной, то следы пребывания все равно бы утаить не удалось. Генрих был дотошен, как все немцы. Будучи допущенным во многие нужные кабинеты, он тщательно изучил донесения и сводки с линии фронта. Аккуратно наводил справки у знающих людей. И ничего не нашел. То есть совсем. Никаких следов. Более того, высокопоставленные и осведомленные больше других военные утверждали, что на этом участке фронта вообще не было ни одного перебежчика, даже из рядовых. Имени Соболева никто не слышал, даже если при этом Генрих гарантировал конфиденциальность при получении информации. В конце концов, Соболев не был невидимкой. Если бы он появился в Германии, кто-нибудь об этом обязательно бы узнал. Все это Генрих передал сестре в письме, черновик которого сохранился в семейном архиве.