Антикварная история
В зале у стойки в самом деле толпился взволнованный народ. Наташа стояла с круглыми глазами, Костик – с восторженной по случаю незапланированного развлечения улыбкой, бухгалтер Ангелина – со степлером. Наверное, отбиваться собралась.
Маша оглянулась на дверь, за которой, как в аквариуме, сидел охранник. Он смотрел в монитор и незаметно поглядывал в телефон. Там, в телефоне, была вся его жизнь. Он ничего не слышал. Но самым интересным было то, что ни директор, ни сотрудники, ни сама Маша даже не подумали позвать его на помощь, когда начались крики. Отличная у мужика работа!
– Ребята, Лев Моисеевич просил всех заняться своими делами.
Наташа с бухгалтершей синхронно кивнули. Костик фыркнул. Тоже нашлась парламентерша! Без году неделя работает, а уже начальницу из себя корчит. Как это ей удалось так быстро окрутить лошару Суслина?
Костик вразвалочку пошел к двери.
– Ничего не говори охраннику, пожалуйста.
– Я покурить, – бросил Костик, не оборачиваясь.
Уф! Ну и дела! Маше вдруг ужасно захотелось позвонить Вадиму Гильберту. Хотя что она ему скажет: Молохов не вернет саблю и ни у кого прощения просить не станет? Не такой он человек, этот Петр. Наверное, весь в прапрадеда, в честь которого и назван. Зря они надеялись, что потомок убийцы поймет и прочувствует. Такие вообще ничего не понимают. Сабля моя, и идите все на фиг!
Нет, не станет она звонить Гильберту. Нечего ей ему сказать.
За стеклянной стеной у входа расхаживал Костик. Охранник смотрел на него с завистью. Ему бы тоже прогуляться на морозце. Нельзя. До конца смены еще долго. Сейчас этот хмырь вернется в салон, и тогда можно будет попросить его присмотреть за входом, а самому сходить в туалет. Все развлечение.
Целый день Маша маялась от желания позвонить тому, кому звонить было нельзя, и от опасения, что позвонит тот, слышать которого ей вовсе не хотелось. Однако никто ей не позвонил вообще. Шагая домой по растаявшей снежной каше, она в конце концов рассердилась на обоих. Этому Гильберту совсем не интересно, что стало с саблей? Ну нет так нет! А Ширяев тоже хорош! То навязывается беспардонно, на свидание зовет, то пропадает неизвестно куда!
Придя домой, она быстро переоделась и, собрав сумку, поехала на тренировку. Даже чай пить не стала. И телефон оставила на столе. Будут знать! Всю дорогу она пыталась отвлечься от навязчивых мыслей о Вадиме Гильберте, подсчитывая в уме, сколько раз за тренировку ей придется шмякнуться на татами. Выходило, что немало. Безжалостный Михаил Юрьевич ставил ее в пару к обладателю четвертого дана, мужику по имени Серафим, который не брал в расчет ни вес, ни пол партнера. Этот Серафим был если не шестикрылым, то шестируким точно. Маше долго не удавалось достать его, а когда все же получилось, он, поднимаясь с ковра, посмотрел на нее, словно впервые увидел, и пробасил:
– Ну ты даешь, Маха.
В этот момент она испытала такое счастье, что даже просто вспоминая об этом, начинала гордиться собой. Но сегодня сладкое воспоминание не помогло, и на татами ей пришлось валяться чаще, чем обычно.
Она не стала проверять, звонил ли ей кто-нибудь, даже вернувшись с тренировки. Просто умылась и легла спать. Кому нужно, тот сам ее найдет. Если кому-нибудь, конечно, нужно…
Утром их всех нашли неприятности. Ночью магазин ограбили.
Еще за сто шагов Маша увидела, что у входа стоит полицейская машина и три мужика на крыльце. Один из них оказался охранником. Он был совершенно спокоен. На ночь магазин ставили на сигнализацию, и сотрудник вневедомственной охраны удалялся домой до утра. Сейчас он курил с полицейскими, с любопытством поглядывая внутрь.
Машу остановили и, проверив документы, пропустили. Посредине салона стоял Ширяев и записывал что-то в блокнотик. Сотрудники во главе со Львом Моисеевичем толклись неподалеку в ожидании распоряжений. Все, включая Изольду Христофоровну, были на месте. Наташа, как всегда, испуганно таращилась, переглядываясь с бухгалтершей, Костик, вытянув шею, пытался заглянуть за спину капитана. Ему было весело. Еще бы! Вместо ожидаемого скучного рабочего дня – такое приключение! Будет о чем рассказать в интернете. Вот бы еще селфи с ментами сделать!
Лев Моисеевич, потирая бледную от волнения лысину, стоял вместе со всеми и посмотрел на Машу осуждающе. Обычно последней на работу приходила Наташа, ей пилить через весь город, а сегодня, как назло, все явились раньше, только Маша опоздала.
Ширяев повернул голову и равнодушно мазнул взглядом. Ну и хорошо.
Она пробралась за спинами к Костику и дернула его за рукав.
– Что случилось?
Блестя глазами, тот поведал, что ночью из магазина увели несколько очень дорогих вещей.
– А сигнализация?
Костик пожал плечами.
– Подробности пока неизвестны. Мы все только подошли. Ты, кстати, что так поздно?
– Почему поздно? Я же к открытию пришла!
– Ну, обычно ты раньше других приходишь. Ты же у нас старательная.
Маша показала ему язык и подошла к Суслину. Однако спросить ничего не удалось.
– Так. Прошу не расходиться. Мы будем всех опрашивать по очереди, – громко объявил Ширяев и кивнул Льву Моисеевичу.
Тот покорно последовал за капитаном в свой кабинет.
Подойти к Суслину удалось только после обеда, когда полиция уехала, а все сотрудники отпущены по домам до завтра. В магазине остались только Маша да охранник, который с достоинством занял свое место в аквариуме.
Она заглянула в кабинет.
– Лев Моисеевич, может быть, чего-нибудь нужно?
– Нет, но если хочешь, зайди.
Она присела на стул.
– Что говорит Ширяев? Версии есть?
– Есть, должно быть. Но нам он ничего не скажет. Мы все – в списке подозреваемых.
Это Маша и так уже поняла. Капитан разговаривал с ней сухо, в глаза не смотрел, расспрашивал дотошно и все подробно записывал. Как ни странно, Машу это не задело. Служба службой, как говорится. Она честно ответила на все вопросы. В конце концов, чем она лучше других?
– А можно узнать, что именно украли, если не секрет? – осторожно спросила она у печального директора.
– Да уж какой секрет! Часы золотые от Павла Буре, пару редких курительных трубок, табакерку восемнадцатого века, еще пару-тройку безделушек на письменный стол. Ну, помнишь? В стиле ампир? Самое ценное из всего – серьги-жирандоли и склаваж с бриллиантами, который принадлежал фрейлине последней императрицы Головиной.
– Жирандоли я помню. Смешное название, но серьги красивые.
Лев Моисеевич хмыкнул.
– Красивые! Лучше подумай, сколько они стоят!
– Понимаю. Немало. Склаваж я вообще не представляю, что такое.
– Склаваж – это чокер, ну то есть полоска бархата, на которой закреплены драгоценные камни. Носится высоко на шее. Лежал в витрине возле напольных часов.
Склаваж она вспомнила. Дивная вещь! Все мечтала примерить.
– Вот уж не думал… – продолжил сокрушаться Суслин. – И главное, вещи все некрупные. По карманам рассовал, и все. И сигнализацию знал, как отключить, мерзавец. Готовился.
– А камеры? Они же на каждой ветке!
– Оказалось, что камеру, на которой виден служебный вход, три дня назад отключили. Она на стене дома закреплена была, а стену стали ремонтировать. Строители, как водится, камеру вывернули.
– Так они ж предупредить должны!
– Так они ж и предупредили!
– Вас?
– И меня, и охрану. Так я, старый дурак, сказал, что ладно. Пару дней перетерпим. А грабитель как раз через черный ход и зашел, и вышел.
Лев Моисеевич пригорюнился.
– А вы сами кого-нибудь подозреваете?
Суслин мигом встрепыхнулся, поморгал глазками и прикрыл ладошкой ухо. Сейчас скажет что-то архиважное.
– Подозреваю. Более того, набрался наглости назвать его имя милиционэрам.
– Вы про Молохова? – догадалась Маша.
– Про кого же еще?
– И что тут наглого? Все на него подумали.
– Не указывай на другого, ибо этим перстом он укажет на тебя. Я вообще не должен был делиться своими, возможно нелепыми, подозрениями. Пусть этим делом занимаются специалисты. Мне стыдно, что я опорочил человека в глазах власти.
– Знаете, что сказала бы Бина Рафаэльевна? В глазах власти мы все давно опорочены, поэтому смущаться не стоит.
– Уверен, она ни за что не стала бы кидать в человека камнем только за то, что он на меня рассердился.
– Костик, между прочим, тоже сказал следователям про Молохова. Все слышали его угрозы.
– Наплевать на всех. Мне стыдно персонально. Хотя… Нет, все равно стыдно.
Как ни старалась Маша успокоить старика, он был непреклонен.
По дороге домой она тоже прикидывала и так и эдак, и по всему выходило, что это Молохов осуществил свою угрозу наказать Суслина за отказ.
Параллельно с размышлениями на криминальную тему она все время гадала, почему ей не звонит Гильберт. Неужели она ему совсем не интересна? Или он узнал от нее все, что хотел, и больше в ней не нуждается?
Все равно мог бы позвонить, хотя бы из вежливости. Может, еще позвонит?
Но он так и не позвонил.
Свидание
На следующий день выяснилось, что Суслин не зря посыпал пеплом свою плешивую голову. Молохов не мог ограбить магазин, потому что накануне вечером был арестован по подозрению в убийстве своего деда.
Об этом Лев Моисеевич узнал от Ширяева, который вызвал его в отдел и там просветил.
Патологоанатом, готовивший заключение о смерти Ефрема Климентовича, обратил внимание на характер повреждений у умершего. Раньше предполагалось, что старик, будучи дома совершенно один, не дождался внука и, хотя почти не вставал с кровати, отправился самостоятельно то ли в туалет, то ли на кухню. По пути его настиг сердечный приступ, он упал и ударился виском о край низкой дубовой тумбочки в коридоре. Это казалось очевидным, тем более что рядом никого не было. Соседи видели возвращающегося домой Петра. К тому времени старик был уже мертв. Так как смерть не носила насильственного характера, судебно-медицинскую экспертизу назначать не стали. У патологоанатома было много работы, до старика очередь дошла не скоро, тем более что родственники не торопили, поэтому он взялся за труп в последнюю очередь.
И тут врач заметил некоторые странности. Рана на голове не соответствовала углу падения тела. Она выглядела так, словно голова падала не сверху наискосок, а налетела на угол сбоку. По прямой. Как будто старика просто взяли за головушку и приложили о тумбочку. Сильно приложили. Сам он так не смог бы.
Звонок из морга принял дежурный. Ширяева с группой на месте не было, поэтому на задержание Петра Молохова выехали другие оперативники. Потом они поведали капитану, что Молохов был дома и пил. Удивился приходу полиции. Видно, в своем алиби был абсолютно уверен.
Лев Моисеевич вернулся из следственного комитета окончательно раздавленным. В зале были покупатели, поэтому Маша не смогла пойти за ним.
Разбитые вором витрины уже убрали, в салоне все было как всегда, хотя зловещий отблеск недавнего преступления лежал на лицах сотрудников. Даже Костик не прикалывался, как обычно, и Наташа не пыталась неловко обратить на себя его внимание. Бухгалтер Альбина не показывала носа из кабинета, новый охранник сидел на рабочем месте как пришитый и даже в туалет не бегал. Бедняга. Только несгибаемая Изольда Христофоровна методично курсировала по залу, смахивая пыль.
Маша промаялась целый час, пока не появилась возможность юркнуть в коридорчик, который вел к кабинету директора.
Она зашла и с удивлением увидела, что у директорского стола стоит Ширяев. А он как сюда попал? Материализовался из воздуха, как бывший регент Коровьев? Хотя нет. На Фагота он не похож. Ему больше подошла бы роль Азазелло. Впрочем, кем бы он ни прикидывался, пройти незамеченным все равно не смог бы. Откуда тогда?
Маша поздоровалась и быстренько ретировалась в коридор. Встречаться с капитаном ей совсем не хотелось. Она только успела заметить, что у Льва Моисеевича дико ошарашенный вид.
Однако Ширяев вышел следом и поймал ее за рукав.
– Привет. Сердишься?
– За что? – Маша посмотрела равнодушней некуда.
– За то, что пропал. Не пишу, не звоню.
– Я же вижу, ты работу работаешь. Поэтому нет. Не сержусь. Даже в голову не приходило.
Почему с Ширяевым она может общаться так? Спокойно, насмешливо. Наверное, потому, что чувствует свою власть над ним. С Вадимом Гильбертом так не выходит. Наоборот, она чувствует себя хрупкой и даже как будто ниже ростом. Почему?
Ширяев не дал ей времени поразмыслить над этой коллизией.
– После работы я встречу тебя у входа. А сейчас иди в зал и ничему не удивляйся.
– А чему я должна уди…
Но Ширяева уже и след простыл. Как есть Коровьев. На этот раз растворился.
По пути на рабочее место она зашла в туалет, а когда появилась в торговом зале, оказалось, что в нем полно полицейских и двое из них держат Костика с вывернутыми назад руками.
Маша остолбенело замерла у стены, равно как и Наташа с Ангелиной – у стены напротив. Пока она пыталась понять, что происходит, все как-то быстро закончилось. Костика увели, и капитан строго приказал всем отправляться на рабочие места. Все послушались мгновенно. Полицейские ушли, и в салоне стало тихо.
Это что за светопреставление такое?
Она вернулась в кабинет директора и застала Льва Моисеевича в полуобморочном состоянии. Увидев Машу, он только горестно махнул на нее рукой и повалился на антикварный диванчик в углу. Она было кинулась за водой, но Суслин ее остановил и слабым голосом поинтересовался, настигло ли преступника справедливое возмездие.
– Лев Моисеевич, вы только не волнуйтесь. Все ушли.
– А преступник Константин?
– Он тоже.
– Надеюсь, в тюрьму?
Маша пожала плечами. Ну а куда же еще?
Приставать с расспросами к совершенно разбитому морально директору было жестоко, поэтому она позвонила Бине Рафаэльевне. Та всегда знает, что и как делать.
Когда Лев Моисеевич, ведомый под руки женой, отправился горевать домой, Маша наконец присела на стул в опустевшем – Наташа тоже куда-то подевалась – салоне и задумалась.
Что же все-таки произошло? Как Костик мог быть в этом замешан? Ничего не понятно. И узнать не у кого. Впрочем, почему не у кого? Скоро явится наш бравый капитан и, возможно, прольет свет на сегодняшние события.
Вечера пришлось ждать долго. Обычно конец рабочего дня заставал ее врасплох, но сегодня она еле домаялась до шести вечера.
Наконец она увидела сквозь стекло плавно подкатившую машину Ширяева.
Ну что ж. Надо значит надо. Сама обещала поужинать с ним в качестве благодарности за помощь. Теперь, как сказала бы Любаша, «сетовать неча»!
Она уже почти забралась на сиденье рядом с капитаном, как сзади кто-то назвал ее имя. Маша оглянулась. Из стоящей неподалеку машины вышел Вадим Гильберт.
– Здравствуй, Маруся. Можно с тобой поговорить? – произнес он и двинулся навстречу.
– Здравствуй, – ответила она и подошла.
Он был без шапки, в расстегнутой куртке. Снег падал на темные волосы и воротник. У Маши сжалось сердце. Какой же он красивый.
– Я бы хотел поговорить, – повторил он. – Ты сможешь?
Сможет ли она? Да она мечтала об этом все эти окаянные дни!
– Извини, но я занята. У меня важная встреча.
Голос немного дрогнул на слове «важная».
Вадим хотел сказать что-то еще, но тут из машины вышел Ширяев и громко спросил:
– Милая, так мы едем?
Она обернулась, полная желания прибить его за эту «милую». Диман стоял у раскрытой двери, широко улыбаясь.
– Извини, я не знал. Хорошего вечера, – сказал Вадим и быстро пошел к машине.
Маша поморгала, чтобы не зареветь. Она оттолкнула важного для нее человека, чтобы провести вечер с тем, кто ей совсем не нужен. Вот ведь гадство какое!
Весь путь до ресторана довольный Ширяев заливался соловьем. Будто бы она уже согласилась выйти за него замуж.
Когда они устроились на мягких ресторанных диванах, она решила: раз уж так случилось, то она заставит его выложить все.
Оказалось, что никаких усилий с ее стороны для этого не требуется. Капитан был рад похвастаться удачей. Оказалось, он сразу заподозрил, что украл кто-то из своих. Костику хорошо был виден стол охранника. Наблюдая через стекло, он довольно быстро сообразил, как отключить сигнализацию.
– Ты знала, что по профессии он – специалист по электронным устройствам? Целый колледж по этой теме окончил.
– Нет. Что он тогда делал у нас? Готовил кражу века?
– Да нет. Идея возникла почти спонтанно. Он знал про камеру у служебного входа, знал, что можно взять. Маленькое по размерам и максимально дорогое. А тут еще посетитель скандал устроил. Костик ваш решил, что все складывается как нельзя лучше. Я прошел путем вора и сразу вычислил, кто это может быть.
Диман запихнул в рот кусок стейка и стал энергично его жевать.
– Костик что, совсем дурак? Кроме него, подумать все равно не на кого. Мы с Наташей да Ангелина с Изольдой. Надеюсь, нас ты не подозревал?
– Почему не подозревал? Подозревал, – невозмутимо ответил Ширяев и, дожевав стейк, отпил изрядный глоток коньяка, – но недолго. Пока на всех не посмотрел. Извини, милая, но таким курам в криминальном бизнесе делать нечего. Шучу.
«Шути сколько угодно, не пойму только, как ты собираешься везти меня домой?» – подумала Маша, а вслух сказала:
– Ты прекрасно справился. Такую скорость в раскрытии преступления только в кино можно увидеть.
Польщенный капитан рассмеялся.
– Самое прикольное, что он даже еще не пытался сбагрить ворованное! Все мило лежало у него дома на столе. Не верил, что его так быстро вычислят! Идиот! А ты не видела, этот Молохов, про которого Суслин говорил, приходил к нему один или с кем-то?
– Один. А зачем тебе? Он же ни при чем оказался.
– Так я теперь убийство деда расследую. Выясняю, за что он укокошил единственного родственника.
– За наследство?
– Да какое там наследство? Жили в хрущевке. Довольно бедно. Этот Молохов, кстати, потомок известного Петра Стаха, красного командира, героя и все такое. Не слыхала?
– Да откуда? – пожала плечами Маша.
Зачем мусорить ширяевскую головушку этой историей? Все уже выяснилось и про героя, и про Молохова.
– Суслин сказал, тот приносил наградное оружие. Просил купить. А почему ваш директор его не взял?
– Не знаю. Я всего лишь продавец.
– Мне показалось, он тебя привечает.
– В каком смысле?
– Хорошо относится.
– Да он вообще человек хороший.
– Ну-ну, – кивнул Диман и пододвинул к себе сырную тарелку. – А ты не слышала от него фамилию Васнецов? Или имя Аленка?
У Маши, которая лениво ковыряла салат «Цезарь» – неизменное дежурное блюдо всех российских ресторанов, – застрял в горле кусок курицы. Она быстро схватила стакан с минералкой и выпила большими глотками. Курица благополучно провалилась в желудок.
– Не припоминаю. А это кто такие?
– Неужели Суслин так и не рассказал тебе о человеке, который приходил к вам в магазин, а потом его убили?
– Да с чего он будет рассказывать мне все это? Я его подчиненный, а не адвокат!
– Да помню, помню. Ты говорила, что не в курсе, когда давала показания.
– Его что, прямо в магазине убили?
– К счастью, нет. К счастью для вас. Может, ты все же что-то слышала от него про Молохова или Васнецова?
– Ширяев, ты меня на допрос пригласил или на ужин?
– Ни на то, ни на другое. Я пригласил тебя на свидание. Ты не поняла? – самодовольно улыбаясь, спросил Диман.
Маша просто взбеленилась от этих слов.
– А… так это оно? Ни капли непохоже, по-моему! Ты только… лопаешь и вопросы дебильные задаешь! Про Аленку, про Буренку! Дурацкое какое-то свидание у нас получается!
От неожиданности Диман икнул и испуганно вытаращил глаза. Стрельчатые ресницы затрепетали.
– Да я всего лишь…
– Ничего не знаю! Вызови мне такси!
– Милая…
– И не называй меня милой! Я тебе еще ничего не обещала!
Маша чувствовала, что завелась, и не только из-за испугавших ее вопросов о Васнецове и Молохове. Ей было плохо с самого начала. Потому что сидит на свидании не с тем, потому что тот уже потерян для нее навсегда и потому, что она, кажется, любит этого непонятного Вадима Гильберта.
Когда немного ошалевший от Машиной вспышки Ширяев сажал ее в такси, она уже чуть-чуть остыла и потому нашла в себе силы извиниться, сославшись на пережитый в последние дни стресс. Отмазочка так себе, но бедный Диман был рад и такой. Он так заметно расстроился, что страдающая излишней эмпатией Маша напоследок чмокнула его в щеку. И тут же пожалела об этом, потому что Диман сразу сильно сжал и поцеловал ее по-настоящему. Не ожидавшая бурного натиска Маша успела только пискнуть.
Где же ты, хваленая реакция айкидоки?
До самого дома Маша доругивала себя, предвидя, что отвязаться от Ширяева будет нелегко. Наверное, другая сумела бы сделать это на раз-два, но ее опыт в таком деликатной вопросе был мал настолько, что ничего оригинального, кроме как не отвечать на ширяевские звонки, в голову не пришло.
Да в принципе все можно пережить, если бы была хоть малейшая надежда или повод увидеться с Вадимом. Она раз пять начинала набирать его номер, но каждый раз одергивала себя.
Уже засыпая, она вдруг подумала, что повод для встречи у нее, пожалуй, есть. Надо попросить разрешения посмотреть архив его отца.
Суслины
Однако утром все громадье планов, как добраться до Гильберта, вылетело у нее из головы.
С порога Ангелина сообщила ей, что Льву Моисеевичу плохо, поэтому на работу он не придет.
– Я тут десять лет, а такого еще не бывало, – посетовала бухгалтерша, щелкая степлером. – Он всегда на посту, как штык. Даже не болел все это время ни разу. Жена за ним всегда хорошо смотрела. Доконали нашего Суслика эти передряги.
Наташа в ответ только вздохнула. Она не могла прийти в себя от известия, что Костик оказался вором. Да еще и ограбил свой собственный родной магазин! Как он только додумался до такого? Он же хороший! Немного взбалмошный, но добрый и веселый! Что же ей теперь делать? Она-то рассчитывала, что у них срастется. Где ж ей теперь мужа искать? Увольняться и в другое место идти? А там ее ждут? Там небось своих незамужних хватает! Вот беда так беда!
Растравив себя горькими мыслями о неудавшейся женской доле, Наташа пару раз всплакнула в туалете и потом долго запудривала следы слез. Паршиво будет, если все догадаются, что она плачет из-за гнусного ворюги. Все утро она старалась прятать покрасневшие глаза от Маши, поэтому, когда та попросила ее подстраховать, если вдруг задержится после обеда, страдалица с готовностью кивнула. Все равно во вторник народу почти никогда не бывает.
Вылетев из дверей, Маша помчалась на маршрутку. Ехать к Суслиным полчаса, не меньше, и это если повезет. Она уже заворачивала за угол, как сзади раздалось деликатное бибиканье. К тротуару подъехала машина Элеоноры.
– Подвезти? – осведомилась она, выглянув из окна автомобиля.
В другое время Маша отказалась бы, но сегодня было не до политесу.
– Вы к Суслиным собрались? – спросила Элеонора, поворачивая к Дворцовой.
– Да. А как вы догадались?
– Вчера разговаривала с Биной Рафаэльевной. Мне из окна видно, что у вас там происходит. Чтобы не умереть от любопытства, позвонила ей.
– Так вы все знаете?
– Не все, разумеется. Бина Рафаэльевна была расстроена, поэтому докапываться было неприлично. Но в основных чертах…
– Хочу навестить Льва Моисеевича. Не знаете, что с ним?
– Ничего страшного, по-моему. Просто перенервничал. У магазина остановиться? Вы ведь, наверное, мандарины покупать собрались?
– Хотела вообще-то…
– Тогда лучше купите бананов. Лев Моисеевич их обожает.
Затарившись двумя большими связками бананов, они поехали дальше.
У дома Суслиных Элеонора попрощалась. Она заедет к Бине Моисеевне вечером, а сейчас ей нужно в другое место.
Дверь Маше открыл Лев Моисеевич в расписном шелковом халате. Однако, несмотря на веселенькую одежку, выглядел он больным.
– Ну зачем ты побеспокоилась, – слабым голосом сказал он, когда Маша всучила ему пакет с бананами.
– Суслик, живо в постель! Я сама буду обихаживать гостью.
Бина Рафаэльевна выплыла из кухни, вытирая руки.
– И зачем было тащиться в такую даль, да еще тяжесть на себе переть? – тут же приступила она к «обихаживанию». – Никто не умер, никто не рыдает. Просто Суслик сгорел на работе. Но с кем не бывает? Проходи, Муся. Так и быть, мы все вместе съедим мой суп, а потом отправим тебя на такси проливать кровь за российский антиквариат. Ты что, на автобусе ехала?
– Меня Элеонора привезла, но заходить не стала.
– Деликатная женщина, – вздохнула Бина Рафаэльевна, разливая по тарелкам суп. – Только несчастная до самой невозможности. Этот Крамер ногтя ее не стоил, засранец! Хорошо, что в конце концов он осчастливил Элечку своим отсутствием! Она же просто застряла на этих галерах! Сидела и ждала его с борщами и чистыми рубашками! Он ее бросил, и она начала жить! Иначе этот хрен собачий принес бы ей триппер! Удивляюсь, что ему хватило совести оставить бывшей жене магазин! Мог бы и просто так свалить! Ой вей! Мы тогда все в счастье пребывали! Променял ее на какую-то куклу с губами и сиськами. Но тут уж у каждого свой вкус: кто любит арбуз, а кто – свиной хрящик!