Шаман. Старушка и алабай. Часть вторая

– Причепурилась уже? – язвительно просипел дед Степан с кровати, наблюдая, как баба Света платочек беленький на голову вяжет. – Там тебя уже Петька твой, поди заждался.

– Постыдился бы, старый, глупости говорить. – проворчала в ответ баба Света, но с укладыванием складочек всё-таки поспешила. – Иди сам коз выгоняй, если хочешь.

– Иди уж, егоза. Петька, поди, ждёт уже.

Баба Света вышла во двор и пошла коз отворять. Выпустив во двор своё небольшое блеющее стадо из пяти рогатых, она увидела вышедшего из сарая пса. Опустив голову, он немигающим взглядом смотрел на сбившуюся в кучу скотину. У бабы Светы сердце ушло в пятки:

«Вот дура, надо было его сначала в сарае притворить. Он же за ночь поди оголодал, сейчас моих кормилиц порешит. Как отбивать-то буду у него».

Пёс подошёл поближе и баба Света уже открыла было рот, чтобы мужа позвать на помощь, но увидев, что он лёг в стороне и вроде живодёрствовать не собирается, потихоньку погнала коз к выходу.

Пёс провожал каждую козу долгим взглядом, как будто хотел сосчитать и запомнить, как они выглядят.

– Наши козы, дружок, наши, их обижать нельзя. – сказала ему со всей возможной строгостью баба Света и, открыв калитку, выпустила их навстречу небольшому стаду, которое уже собрал Петька.

– Утро добренько! – поприветствовала она Петра. – Как жив здоров?

– Помаленьку, Светик, помаленьку! – ответил ей с улыбкой бывший ухажёр. – Как сама, красавица?

В Петькиных глазах запрыгали те самые чертики.

– Красавицу нашел, Была, да нету.

– Для меня ты всегда красавица.

– Вот трепло, Еще за околицу меня позови, как стемнеет. – засмущалась вдруг баба Света.

– А, придешь? – тут же спросил Пётр, улыбаясь. – Я бы тебя до самой зорьки ждал.

– Вот малахольный, как был, так и остался, время тебя не берет. Принимай коз давай, тороплюсь я.

Пётр не унимался:

– Стёпка твой дрыхнет, что ли ещё? Всё то ты сама, да сама крутишься, вон забор починить надо, что же твой ленится? Может прийти помочь?

Баба Света ничего не ответила и. чтобы скрыть смущение не по годам, развернулась спиной к нему и пошла к дому, при этом не смогла не заметить, как дёрнулась, закрываясь, белая занавеска на окне – подглядывал за ней Стёпка-то.

«Вот уж смех и грех, – усмехнулась про себя баба Света, – о душе надо думать, а они всё как петухи».

И, пряча улыбку в платочек, затворила за собой калитку.

Зайдя в летнюю кухню, баба Света стала думать, в какой же кастрюле ей кашу варить для собаки. Прикинув, что такому великану каши надо много, она выбрала самую большую и поставила варить бульон для каши.

Выйдя во двор, она увидела пса, дремавшего возле сарая. Она решила налить ему свежей воды и пошла к сараю, он поднял голову и, не отрываясь, смотрел на неё.

Она подошла и протянула руку, чтобы он обнюхал её. Откуда она узнала, что так надо, баба Света не могла бы сказать, но почему-то решила, что надо именно так.

Пёс потянулся и начал обнюхивать её руки. Она, немного поколебавшись, несмело погладила его по голове, он закрыл глаза и не двигался. Осмелев, баба Света всё гладила и гладила его по голове, шее, спине и приговаривала вполголоса:

– Ничего, ничего, Дружок, всё будет хорошо, ты теперь не один.

Баба Света расстаралась и сварила такую наваристую кашу для собаки, что дед Степан не удержался и тоже попробовал.

– Ну, мать, всем кашам каша, мне почему такую не варишь? – облизывая ложку, спросил дед Степан.

– Дык, не знаю, – растерялась баба Света. – ты это, Дружку-то оставь, а то навалился, я вон тебе драники жарю.

– Дружку? – удивился дед Степан. – Ничего себе Дружок, вон у Пантелеевны Дружок, а этому имя надо посурьёзней, может, Потапыч назовём, на косолапого уж больно спереду похож.

– Не-а, пусть будет Дружок, мне так больше нравится.

– Ну, Дружок так Дружок. – согласился дед Степан. – А ты чего так долго с Петькой балакала, об чём говорили? Так и крутиться возле тебя, окаянный.

– Когда это он крутится? Совсем ты на старости разум потерял, лет-то сколько уже нам, а он всё Отеллу из себя изображает.

– Знаю я его, больно ушлый да бесстыжий. Зенки свои выкатит, а вы девки так и сохли по нему.

– Да, когда это было-то, да и не сохла я по нему, мне ты всегда люб был.

Баба Света улыбнулась и приобняла мужа за плечи. Дед Степан не поддался на женину уловку:

– Ты мне зубы-то не заговаривай, лиса. Так об чём балакали?

Баба Света отвернулась к плите и начала драники ворочать на сковородке:

– Да, так ни о чём, вызывался с забором помочь.

У деда Степана окончательно пропал аппетит и, стукнув в сердцах ложкой по столу, он вскочил с табуретки:

– Чтоб я этого малахольного близко возле дома не видел, с забором он хочет помочь. Пустобрёх.

Баба Света не испугалась, она хорошо знала нрав своего вспыльчивого, но отходчивого мужа, и сказала примирительно:

– Стёпа, ну, хватит тебе кипятиться, людей-то не смеши. Я пойду Дружку исть дам, а ты тоже давай закругляйся – в сельмаг надо сходить, хлеба нет, да крупы надо подкупить. Ты же со мной хотел пойти.

– Пойду, пойду, тебя одну разве отпустишь. – пробурчал дед Степан.

Баба Света отложила Дружку половину кастрюли, оставив вторую часть на вечер, и пошла кормить собаку.

Пёс с таким аппетитом съел предложенную кашу, что сердце бабы Светы радовалось, вот ведь смогла ему угодить.

– Ешь, Дружок, ешь, сил набирайся.

Забрав у него вылизанную начисто миску, баба Света погладила его по голове и пошла в дом собираться.

Уже на выходе она засомневалась:

– Стёп, как думаешь, может Дружка в сарае лучше притворить, а то ещё натворит чего?