Глеб оглянулся и покачал головой:
– Да понял я, что ты не пешком сюда пришла. Только зря так далеко отходишь. Пойдем-ка обратно.
Но Глаше не хотелось возвращаться, к тому же неожиданное появление Глеба ее смутило. Нет, вряд ли он станет ее трогать – отец бы ему потом голову открутил. Елисей преподавал в медицинском и был у Глеба руководителем практики, Глаша наконец вспомнила, что видела парня пару раз, когда заходила к отцу на работу. Но все равно было что-то неловкое и пугающее в их встрече.
– Ты меня, что ли, испугалась? – Глеб поднял руки ладонями вверх и снова улыбнулся. – Напрасно, я ж не дикарь какой. – Он остановился, ласково глядя на нее. – Ей-богу, Глафира Елисеевна! Аж обидно как-то.
«Узнал, – с облегчением подумала Глаша. – Значит, и правда не тронет».
– Я не слышала, как ты шел, – останавливаясь, шепотом произнесла Глаша. – Что ты здесь делаешь?
Ей вдруг мучительно захотелось, чтобы их встреча осталась тайной для тетки Варвары. И без того будут сейчас с бабкой Агафьей кости ей мыть – так уж лучше не давать им свежую пищу.
– Лист земляничный собираю, – Глеб тоже понизил голос. – А чего шепчешь? Не хочешь, чтоб услы-шали?
Глаша кивнула. Парень грустно улыбнулся:
– Уже успели запретить со мной разговаривать? Хоть не побили? Некоторых мамки бьют за то, что со мной разговаривают.
– Глупости какие! – Глаша нахмурилась. На дворе начало двадцать первого века. Каким бы захолустьем ни была Ведьмина роща, но должна же и сюда цивилизация добраться!
– Глупости, – согласился Глеб. – Да только понимаем это ты, да я, да дядька Трофим.
Глаша опустила голову. Слова резанули по больному, снова до слез захотелось домой.
– Тяжко тебе здесь? – Глеб подошел совсем близко и осторожно протянул руку к ее волосам. – И мне тяжко. Но это ничего. Знаешь, кому на самом деле тяжелее всего, Глаша?
Та пожала плечами, мол, да многим нынче плохо, это понятно. Глеб качнул головой в сторону деревни:
– Местным хуже всего. Это для нас с тобой Хожий с ведьмой сказки, а для них нет ничего реальнее. Они живут в вечном страхе, который сами же создали, транслируют его из поколения в поколение. А мы с тобой просто на одно лето приехали, хоть и не на самое удачное, но все же на одно.
Слова Глеба для Глаши вдруг точно окошко приоткрыли из ее каморки, и она увидела, что вокруг тоже люди живут, что им тоже бывает обидно и тоскливо, но чаще страшно. Потому что они действительно верят в то, что рассказывают, и бьют дочерей из жгучего, первобытного страха перед необъяснимым. Глаша невольно вздрогнула.
– А чем это лето не самое удачное?
Глеб убрал руку, так и не коснувшись ее волос, и вздохнул:
– Ефросинья Ильинична умирает, рак у нее. И правду Кондрат вчера сказал, до Купалы она не дотянет. А как не станет ее, народ неизбежно будет новую ведьму высматривать. И Хожего с ней заодно.
– Зачем? Они с радостью и от этой избавились бы давно, если бы не выдумали себе страх. Не станет ведьмы – не станет и повода бояться.
За деревьями послышались голоса и замелькали фигуры. Тетка Варвара будила дядьку Трофима.
– Нет, Глаша, не так все просто. – Глеб тоже оглянулся и заговорил совсем тихо: – Деревня эта, ты видела, когда проезжала, больше чем наполовину брошенная. Кто в райцентр уехал, кто в город. У тех, кто уехать не смог, осталась только их изба, пара-тройка собутыльников да страшная сказка. Сказка, которую они превратили практически в религию. Она росла и пускала корни вместе с самой деревней, вместе с рощей, что они ведьминой прозвали, вместе с Ефросиньей Ильиничной, которая сама под конец жизни поверила в собственное ведовство. Люди опираются на эту сказку и чувствуют землю под ногами, только пока эта сказка для них реальна: пока ведьма у всех на виду в огороде своем копается да в лес за травами таскается и пока засылают к ним изредка самых отчаянных или бестолковых из города. В этом их жизнь, их мироустройство. И за эту сказку, за эту опору они будут цепляться до последнего и биться насмерть с каждым, кто попытается выбить ее у них из-под ног.
Глаша молчала, забыв дышать. Вот у кого-кого, а у нее опора под ногами сейчас действительно пошатнулась и пошла трещинами. Вчера, посмеиваясь над рассказом Витька, она искренне полагала, что ребята на самом деле не верят ни в какого Хожего, а серьезные такие, потому что хотят попугать городскую. Но то, что сказал сейчас Глеб, распахнуло под ногами пропасть, в которую она даже заглянуть боялась.
– Сядь, Глаша, сядь. – Глеб поддержал ее под локоть, усадил прямо на тропинку и принялся копаться в небольшой поясной сумке. – Ну-ка, вдохни хорошенько.
Глаша вдохнула и закашлялась от резкого противного запаха. Голова быстро прояснялась.
– Лучше? – Глеб убрал ватку и протянул флягу с холодной родниковой водой. – Прости, не хотел я тебя пугать. Только предостеречь, чтоб ты местных сильно не высмеивала, не любят они этого. Понимаешь?
Глаша плеснула на руку воды и протерла лицо.
– Понимаю. Все в порядке. Просто жарко нынче, еще дорогой укачало.
Парень кивнул и снова полез в сумочку.
– Держи, хорошо от укачивания помогают. – Он протянул ей горсть мятных леденцов.
Глаша с благодарностью приняла их и спрятала в карман платья. Она привезла с собой пакетик таких, но Егор обнаружил их в первые же дни и, как Глаша ни просила, не оставил даже одного.
Глеб встал и с беспокойством посмотрел на нее:
– Идти можешь?
Глаша улыбнулась ему, оперлась о землю и легко поднялась:
– Да, спасибо.
– Да не за что. – Глеб со вздохом развел руками. – Иди. Тебя зовут. Увидимся в деревне.
Глаша снова улыбнулась, потрепала босой ногой земляничник и направилась к машине.
Глава 4
Видишь мостик над рекою, роща ветками качает?
Не ходи по той дороге, не гляди туда с тоской!
Нет, не смейся! Эта роща только ведьму привечает.
Только ведьма да сам Хожий бродят в роще колдовской.
Бабка Агафья коротко приласкала Аксютку и долго и пристально разглядывала Глашу.
– Ишь, вымахала за год! И в кого такая чернявая?
– А она в ведьмы собралась, вот и чернявая! – хохотнул Егорка, пытаясь проскользнуть мимо бабки в дом.
Глаша так и обмерла, едва пироги не выронила. Бабка Агафья нахмурилась и схватила мальчишку за ухо:
– Это что еще за глупости?!
Егор заюлил и захныкал:
– У-у-у-у… Баба, пусти! Я пошутил!
– Язык не помело, нечего по ветру трепать-то! Ишь, моду взял на сестру наговаривать! Она гостья твоя, ты ее защищать должен! – едва не поднимая мальчишку за ухо, сурово произнесла бабка. – А ты небылицы сочиняешь!