Метроном вечности. Роман

– Давай назовём нашу дочку Златой, – предложил Леонид.

– А если будет мальчик? – Лёля улыбнулась.

– Мальчик станет Златом Белым.

– Договорились, – она рассмеялась. – Как же мне хорошо с тобой, Лёня. Длился бы и длился этот день. Так бы и пролежала на твоём плече весь век.

– Весь век тебя я буду согревать.
Весь век мой для тебя, моя отрада.
Весь век я буду слушать голос твой.
Весь век прожить с тобой мне рядом надо.
Да будет так сегодня и всегда!
Да будет так! Любить должны мы вечно.
Да будет так! Пусть длится этот миг
До точки под названьем бесконечность…

На следующий день он уехал в Сибирь, а она осталась в Москве. Осталась одна в огромном городе. Это одиночество было вымышленным, потому что рядом были родные люди: мама, сестра, отец, няня, подруги, однокурсники. Не было только Леонида, долговязого, угловатого паренька с огромными глазами, в которых Лёля утонула в первую их встречу. Утонула, погибла, а значит, её теперь тоже нет. Пустота. Боль где-то в межрёберном пространстве. Лёля не хочет от неё избавляться. С неистовым остервенением загоняет себя в угол воспоминаниями, ждёт писем из Сибири. Знает, что почтальон приходит по утрам, и если после его ухо- да ящик пуст, письмо там уже не появится до следующего дня. Но это не мешает ей открывать почтовый ящик по сто раз на дню и сокрушаться:

– Ну, почему, почему Лёня не пишет? Почему?

Разные, зачастую нелепые мысли взрывают Лёлькин мозг. Вы- ход один: сдать сессию досрочно и помчаться на край света к любимому, без которого она умирает, как Джульетта. Теперь ей ясны итальянские чувства. Она понимает, что умереть от любви можно. Ради любви, ради любимого она готова на всё…

Лёлька взяла билет на поезд, но решила до последнего момента маме ничего не говорить, чтобы та не смогла помешать ей, чтобы не стала удерживать свою безмозглую дочь.

Позвонила домой с вокзала, выпалила что-то не совсем внятное, повесила трубку.

– Ура! Свобода!

Влетела в вагон поезда отправляющегося в будущее. Радость неимоверная. Колеса стучат на стыках рельсов. Сердце поёт им в такт:

– Еду, еду, еду!!!

Сутки, вторые… и вот он долгожданный миг – станция Чугуевка. Пункт её назначения. По перрону бежит Лёнька с цветами. Это алая герань. Он вырастил её на подоконнике в горшке для любимой Лёлюшки. Чудо!

– Почему ты мне не писал? Почему? – ударяет она его кулачком в грудь.

– Писал, писал каждый день по два письма и отсылал по два…

– По два? – она не верит.

– Идём на почту. Там тебе скажут всю правду, – он тянет Лёлю за собой.

Неказистый домик – почта. Начальник почты, немолодая улыбчивая сибирячка, увидев их восклицает:

– Ай, Лёнечка, радость какая! Дождался таки свою зазнобу! – смотрит на Лёльку с интересом. – Он тут у нас все конверты скупил. План нам сделал на пятилетку вперед. По два письма в день тебе отправлял.

– Ты за таким парнем, как за каменной стеной будешь, – вступает в разговор другая женщина. Её взгляд не такой добрый. Он скорее бесцеремонный. Лёлька вздрагивает, потому что следующие слова хлещут её наотмашь:

– Только ты смотри, девка, гонор свой не очень-то показывай, а то проворонишь жениха…

– Какая же она девка, тётя Марина? – Леонид обнял Лёлю. – Она моя жена, моя муза, моя радость, моя жизнь…

– Жизнь-то она жизнь, только письмами своими она тебя не шибко баловала, – хмыкнула тётя Марина. – А в слове «девка» мы деревенские ничего плохого не видим. Нам сибирякам невдомёк, что вы – городские – на слова обижаетесь. Прощения просим, если что не так. У нас тут всё по-простому, привыкайте…

Эта простота Лёльку напугала. Не хотелось ей никому о себе рассказывать. Не желала она ни с кем своего дорогого Лёнечку делить. А хозяйка дома, тётя Маня, то и дело лезла с советами, учила, а порой отчитывала их, как собственных нерадивых детей.

– Не могу больше, – не выдержала Лёлька. – В Москву хочу. Леонид купил ей билет, пообещал выхлопотать отдельное жильё, чтобы им с Лёлькой никто не мешал. Решили, что она приедет летом…

По возвращении домой Лёлька первым делом спросила про письма Леонида. Оказалось, что их по приказу отца прятала старшая сестра Анна.

– Мы думали, что блажь твоя пройдёт. Ошиблись. Всё намного серьёзнее оказалось, – сказала та, протянув Лёльке целлофановый пакет с письмами. – Надеюсь, ты замуж за него не собралась?

– Нет. Мы с ним уже поженились, – Лёлька показала ей язык.

– Что??? – Анна опустилась в кресло. – И ты с ним в одной кровати…

– А у нас мама с папой, как спят? – Лёлька смерила сестру злым взглядом.

– Господи, – простонала Анна, схватившись за сердце. – Ты в своём уме? Ты меня без ножа… Ты смерти моей хочешь… Нельзя, нельзя младшим вперед старших замуж выходить…

– Начнём с того, что я не младшая, а средняя, – парировала Лёлька. – И моей вины нет в том, что на тебя никто не смотрит.

– Дура, – Анна побледнела. – Дура, дура… Нашла себе прощелыгу безродного. Да твой Белый – урод, урод. Нос длинный, как у гуся, шея тонкая, сам, как жердь, глаза из орбит вылезают. Мне такой кавалер даром не нужен. Лучше уж одной быть, черядом с кем попало, – Анна выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.

Лёлька покачала головой. Зла на сестру не было. Она жалела чересчур разборчивую Анну, которая видела в людях одни недостатки. Радоваться не умела или не хотела. А у Лёльки радость через край переливалась. Ещё бы, вот они письма Лёнечкины целы-целёхоньки, одно другого интереснее. Не письма, а поэма настоящая. Пусть не в стихах, зато какие чувства, какие слова!

И теперь, после поездки, она видит в каждой строчке настоящую, реальную Сибирь. Она слышит сибирский говор с выделяющейся «О» и уже больше не сердится на тётку Маню, потерявшую в войну мужа, а сочувствует ей. И уже телефонистка Вера кажется родной. И манит, манит к себе озеро Лесное, которое не замерзает даже зимой в лютые морозы…

– Леля, это правда? – строгий голос отца ударом ей в спину.

– Что, правда? – спросила она, повернувшись. Почувствовала, как кровь прилила к лицу. Отец был явно чем-то разолён. Глаза горят, желваки ходят, бледный, взлохмаченный, держится за дверь.

– Признавайся, ты беременна, да?

– Папочка, – Лёлька увидела за спиной отца сестру и всё поняла. – Милый мой, дорогой мой папуля, я не знаю, что именно наговорила тебе Анна, откуда она выудила такую сенсационную новость, о которой я слышу впервые. Но, если ты считаешь, что от чтения писем можно забеременеть, то так оно и есть. А, если нет, то паника ложная.

Отец развернулся и ушёл своей размашистой походкой.

– У-у-ух, – выдавила Анна и захлопнула дверь. Лёлька рассмеялась…

Беременность случилась летом, когда Лёлька жила в новом доме, который выделили Леониду. Дом дали в надежде на то, что молодой специалист Леонид Белый задержится в этих местах надолго. Он был не против, оставалось уговорить Лёльку.

– Куда же я теперь поеду? – она погладила свой округлившийся живот. – Меня в дом не пустят. Скажут, нагуляла.

– Как это нагуляла? – Леонид побледнел. – Мы же с тобой муж и жена. Вот документы из Загса. Или им этого мало?

– Да, не знаю я, что им нужно, – отмахнулась Лёлька. – Просто не поеду я в Москву и точка. Академку возьму. Потом догоню…

– Нет, так не пойдёт, – Леонид улыбнулся. – Мы с тобой последний курс вместе закончим. Я тебе помогать буду. Мы справимся, родная…