Карантин: чёрная команда

Уже после новогоднего корпоратива, на который она взяла с собой и дочь – «дитя кафедры», Лаура заболела. И Марина думала, что это её обычный фарингит или простое ОРВИ. Высокой температуры не было, поэтому мать, в нарушение своих обычных правил, не надевала маску, думая, что не заразится. Она заметила, что с возрастом болеть даже обычными вирусняками становится все тяжелей.

Марина Дмитриевич гордилась тем, что всегда придерживалась здорового образа жизни, и сейчас не страдала хроническими заболеваниями, как большинство её сверстников. Но вечером 1 января она почувствовала сумасшедшее першение в горле. К тому же, отчаянно чесался левый глаз.

– Похоже, я все-таки от тебя заразилась, – с удивлением констатировала мать, размешивая фурацилин, – хотя, у тебя же нет конъюнктивита?!

Дочь виновато посмотрела на неё.

– Да успокойся, ты-то тут причем? Сама виновата.

Дмитриевич проживали в однокомнатной квартире, поэтому рассредоточиться им было невозможно. Разве что, Марина могла пойти спать на кухню, на узенький диванчик. Поэтому, она обычно и надевала маску. Но в этот раз прохлопала профилактику – придется лечиться.

На следующий день мать почувствовала себя совершенно разбитой. Сил не было оторваться от подушки, температура была небольшая, но горло горело так, будто с него сорвали всю слизистую, голова раскалывалась. А левый глаз тёк безостановочно. К заразе присоединилась и аллергия? На что? Зимой! Вот тебе, врач, и специальное расследование! Как известно, врачу, в собственной семье тяжелей всего правильно выставить диагноз. Потому что знаешь из теории всё, что может быть, и невольно преувеличиваешь. Тут драматизировать нечего! Самый худших вариант – грипп, придется отлежаться, ничего не поделаешь.

Лаура, вроде, легче переносила все это и, слава Богу.

С чувством облегчения, Марина вновь вспомнила, что завтра не нужно будет идти на работу. Такая ситуация складывалась каждый Новый год. У студентов были каникулы, а от преподавателей требовали выходить на работу, заниматься методической работой и наукой. В этот год шеф решил рискнуть, надеясь, что проверки не будет, и вызвался сам подежурить 2-го и 3-го числа. Так что до Рождества можно было спокойно полечиться и выздороветь, и выйти здоровой.

Малой было хорошо – в их колледже им дали каникулы аж до февраля месяца. Будущие же врачи выходили на учебу сразу после Рождества.

Вообще, начало года пошло наперекосяк. Ни старший сын Никита, ни средний – Тимофей, так и не смогли к ним приехать. Поэтому, как смеялись мать и дочь, они на все выходные «девствовали». Друзья семьи тусовались по домам. Да и какое к черту празднование, когда больной?! Марина удивлялась, как быстро встала на ноги Лаура. Ей же с каждым днем становилось всё хуже и хуже. Температура оставалась невысокой, но появился пугающий свист в горле на выдохе, сумасшедший сухой кашель, особенно при перемене положения тела, такой, что даже слезы начинали течь, и одышка. Хотя, слёзы из левого глаза продолжали течь постоянно. Марине стало понятно, что это не может быть какая-то односторонняя аллергия.

Также она поняла, что с ней вообще что-то не так и подключила тяжелую артиллерию, начала систематически принимать парацетамол, антибиотики «от горла», ингаляции, полоскания и т. д. Однако даже к Рождеству её не очень попустило.

Сыновья, обычно наплевательски относясь к своему здоровью, по телефону требовали, чтобы мать обязательно пошла на больничный. Но Марина отвечала, что её некем будет заменить, двое на работе пошли на курсы, у всех были свои группы в две смены.

– Ты понимаешь, что тебе никто орден на грудь не повесит за такую добросовестность? – кричал в трубку Никита.

– Да знаю я, – оправдывалась мать, – но у меня уже и температура упала.

– Так что? Ты же врач! А если будет осложнение?

– Ну, когда будет, тогда и…

– Ты неисправимая!

Марина знала, что дети были правы. Но она не могла повесить ещё и свой груз на коллег. Так случилось, что все её друзья сейчас изнемогали под грузом собственных проблем.

У Риты Надточий отец загремел в больницу со своей диабетической стопой, и она разрывалась между работой на кафедре, в деканате, между поездками с детьми к репетиторам (её старший сын в этом году оканчивал школу), и поездками в больницу.

У Олега Звонарева тоже был сын-выпускник, с которым он нянчился один, так как их мама работала в городе-спутнике и постоянно отсутствовала дома. Мальчик был аллергиком, с хроническим заболеванием костной системы. Олегу приходилось работать на двух работах, чтоб хоть как-то оплачивать дополнительную учебу английскому языку и лечение.

У Вадика Гречки тоже было трое детей, среди которых был и выпускник, к тому же он сам был председателем домового комитета, и его постоянно дергали то решать проблемы с мусором, то – со светом, то ещё с чем-то. К тому же, он, как и Олег, подрабатывал на четверть ставки в морге, а вскрытий давали на полную ставку, так как экспертов общего профиля в столице было очень мало.

На кого же из них Марина могла взвалить свои группы? Конечно, друзья всегда старались помогать друг другу и «подхватывать» чужие группы, если была возможность. Но сейчас такой возможности не было.

Поэтому, рано утром, Марина засобиралась на работу и с ужасом отметила, что не может наклониться, чтоб зашнуровать ботинки. Её, буквально, парализовал приступ одышки, мышцы груди блокировали движение, и она окаменела, не имея возможности сделать вдох.

Хорошо, что этот ужас заметила в зеркале Лаура, выбежала из комнаты и принесла стакан холодной воды. Дочь всегда так боялась за мать, что её выразительное лицо запечатлело и сейчас состояние ужаса.

Марина, пытаясь не пугать дочь, медленно начала выпрямляться. Постепенно она смогла сделать вдох и восстановить дыхание.

– Что случилось?

– Представляешь, такая одышка – не могу наклониться, – в ужасе ответила мать.

– Так ты меня зови, – ответила дочь, быстро наклонилась и принялась зашнуровывать ботинки маме, стараясь скрыть лицо, чтобы та не заметила её испуга.

С детства Лаура боялась, что с мамой может что-нибудь случиться и тогда она останется одна. Конечно, братья очень любят её и заберут к себе, если что, но они – не мама, у них своя жизнь…

– Тебе надо к врачу. Немедленно.

– Да. Но ты забываешь, что я – сама врач. И кто из врачей лучше знает мой организм, чем я сама?

Лаура сердито сверкнула глазами. В ответе матери была логика, но отсутствовала самокритика. А если она недооценивает свое состояние?

Добравшись на работу, Марина начала подниматься на третий этаж и задыхаться от невозможности сделать вдох.

– Станиславовна, ты чего? – задержался возле неё Вадик, мчавшийся к своей группе студентов.

– Слушай, не могу дышать! – призналась Марина, хватаясь за грудь.

– Бронхоспазм?

– Похоже, я же астматик бывший.

– Бывших астматиков не бывает, ты же знаешь. Давай я тебя послушаю.

– Ок, сейчас дам задание студентам и спущусь.

Она выбрала тесты, рассчитанные на 45 минут работы, и вернулась в преподавательскую.

– Мне Вадик уже рассказала. Я тебя сама послушаю, – деловито заметила Рита, взяла стетоскоп и повела её в лаборантскую, подальше от посторонних глаз.

– А то шеф узнает…

Их шеф был хорошим человеком, но у него было два «пунктика»: он ужасно боялся старения и болезней. Это – при том, что заболевшие всегда надевали маску, если были вынуждены выйти на работу. Шеф сразу начинал паниковать и нагнетать обстановку.

В лаборантской же можно было уединиться от мужиков и переодеться, если надо было или даже сделать инъекцию.

– Температура есть?

– Да упала уже, чего б я притащилась на работу с температурой? Переболели с малой ОРВИ, видимо начался фарингит или бронхит. Потому что, когда кашляю, приходится вскакивать, лежа не могу откашлять.

– Похоже, – кивнула Рита. – И у тебя свист на уровне горла.

– Да, он меня и пугает. Может, что-то с голосовыми связками?

– Может. Но пока бронхи чистые. А фарингит, конечно есть. Но одышка и свист меня пугают. Ты представляешь, Рит, я не могу ни на этаж подняться, ни малейшей нагрузки выдержать.