Королева воинов

В этот раз Миша был особенно занят, предвидя скорую мамину кончину. Ему необходимо было позаботиться о Фире Львовне и он был занят поисками медсестры или социального работника. Третий день он был нахмурен, потому что ему никак не удавалось найти человека, в порядочности которого он был бы уверен. Дело в том, что он всегда давал маме достойную сумму денег для проживания, но по внешнему виду мамы этого нельзя даже было предположить. Он подозревал, что виной этому был начинающийся маразм. Мама уже плохо помнила, путалась в воспоминаниях. Он даже не смог добиться от нее, где же хранятся ее средства к существованию. Фира Львовна как-то упоминала, что ее навещают местные сверсницы и Ксюха. Но Миша очень сомневался, чтоб у тех могли храниться мамины деньги. Сверсницы сами все забывали, а галапайде Ксюхе из паралельного класса и живущей в этом же районе нельзя было доверить даже собственную зубочистку. Из нормальной веселой девчонки та постепенно превращалась в пьяницу с шизофреническими мыслями. Поэтому средства надо было перечислять надежному человеку, который бы действительно хорошо обслуживал свою подопечную. А на кого было возложить контроль за уходом? Знакомых медсестер было не так уж и много, социальных работников – тоже. Время отпуска было на исходе, потому Миша торопился принять решение, а Лиза осталась предоставленной самой себе.

Ей надоело сидеть в номере и она отправилась погулять. Неотъемлемым атрибутом местного «выхода в город» было посещение базара. Так как это был рынок районного центра – он располагался на значительной площади и в своем арсенале имел весь ассортимент товаров. А рядом с рынком был перелочек, в котором велась оживлення торговля неликвидным, но иногда – необходимым товаром. Переулок имел официальное название – Рыночный, но все его называли «Шатре». Как-то Лиза удивилась такому французскому названию, на что Миша рассмеялся и сказал, что название идет от искаженного и сокращенного выражения «все, що треба» – «що тре» – «шатре». И действительно, здесь иногда, кроме винтиков-шпунтиков, ниток и иголок, можно было найти настоящий фарфоровый сервиз и даже уникальную золотую вещь у пенсионерки.

Поэтому Лиза решила пойти поискать какой-нибудь раритет. Местный колорит, конечно, всегда имелся у этого городка. Евреи, хохлы, цыгане, молдаване – весь этот пестрый коктейль обитателей привносил особый колорит, что-то такое, чего она никогда бы не увидела в Москве. И если бы она была психологом, то обязательно бы занялась изучением такой местечковости. Но она не была психологом.

В этот раз ее внимание привлекла сценка у входа на рынок. Какая-то обезбашенная разлохмаченная лахудра неопределенного возраста (язык не поворачивался назвать ее женщиной!) пританцовывала под музыку продавцов кассет. Она расталкивала локтями прохожих, трясла изможденной грудью в неимоверном декольте и крыла матом тороговок, пытающихся ее урезонить. Лиза на миг замедлила шаг, рассматривая такую необычную сценку, и вздрогнула. Воинствующее ничтожество почувствовало на себе ее взгляд, и оглянулось. Лиза вдруг физически ощутила волну агрессивной ненависти, исходящую от лахудры.

– Шо смотришь? Зенки вылупила! Нравится, как я танцую? Ха-ха, я могу так танцевать, потому что я – королева! А ты – тьфу, ничто! Пыль!

Лиза стремглав бросилась быстрым шагом подальше от рынка. Даже на шатре ей теперь расхотелось идти. Нет, все-таки маленькие городки – не для нее. Москва, Париж – другое дело. Там такого просто не может произойти, чтобы тебя ни с того, и с сего вдруг бросились оскорблять. Она пробовала найти у Михаила сочувствия, когда тот забежал в гостинницу, но он второпях сказал, что поговорит с ней попозже. И опять Лиза осталась одна. К вечеру она решила не ждать мужа и сходить в ресторан. Обычно они ходили с ним в центральный кабак, носивший помпезное имя «Князь Владимир». Владелец решил себя увековечить, дав не только названию свое имя, но и присвоив княжеское звание. Но сегодня Лизе захотелось изменить обычный порядок вещей. По дороге она увидела кафе, в котором, по слухам, готовили очень вкусную творожную запеканку.

В кафе бурлила жизнь. Контингент был, конечно, молодежный, потому Лизе было не очень интересно. Местечковость сквозила везде – парни постоянно духарились, девчонки тоже выясняли отношения, стоял постоянный гул. Какая-то цыганка пыталась навязывать свои услуги посетителям, потом пришла милиция выгонять цыганку… Лиза, в свою очередь, тоже оказалась под прицелом многих молодых глаз. Николаева даже несколько раз встретилась взглядом с одной серьезной темноглазой девушкой. Лицо юначки показалось ей знакомым. Но Лиза никак не могла вспомнить, где бы она могла пересекаться с девушкой. Вообще, многие из присутствующих обратили внимание на приезжую. В Елизавете сохранялся неуловимый столичный шик. Что именно его создавало: неизменная модная укладка на голове, стильная одежда, дорогая и удобная обувь, аромат ли тонких духов – было не понятно. Но в местной толпе Мишина жена всегда обращала на себя внимание нездешним видом. Самой Лизе было интересно лишь оценить работу повара. Кстати, тот обратил внимание на ценительницу его творений и вышел с ней пообщаться. Хоть блюда были не очень сочетаемыми, он кроме запеканки настойчиво рекомендовал попробовать несколько новых салатов. Лиза не устояла, хоть знала, что при смешивании разных продуктов возможны непредсказуемые последствия от кишечника. Но салаты с морепродуктами ей понравились своим непредсказуемым горьковато-сладковатым прикусом и непривычным запахом. Она даже с удовольствием написала благодарность шеф-повару заведения. Посидела еще с полчаса за столиком, прошлась в дамскую комнату, подправила макияж. Когда вернулась – увидела на столе еще небольшую порцию ассорти. Странно, она не заказывала больше еды. Но бармен кивнул ей с улыбкой в сторону кухни и она поняла, что довольный шеф прислал ей презент за счет заведения. Это было так мило, хотя и явно лишним. Но готовили здесь чудно. Поэтому Лиза с удовольствием принялась за новое блюдо. По приезду в Москву надо будет самой сварганить что-то наподобие. Ассорти вообще было улетное. Такой необычный вкус, напоминавший горькие травяные специи. Интересно, что это? Неожиданно ее начала охватывать слабость. Вообще с ней всегда случалось подобное, если она переедала на ужин. Да, вопреки ее внешнему худощавому телосложению, Лиза ела хорошо, и могла позволить себе грешить в еде на ночь. И все-равно не поправлялась. Подруги ей даже завидовали, потому что самим приходилось считать калории, чтобы оставатися привлекательными. Конечно, обжорой Николаева не была, но если иногда случалось переесть – ощупала слабость, тяжесть в желудке и прочне неприятности. Сейчас она даже мысленно поругала себя за жадность. Не смогла устоять перед лишним угощением! А еще думала о себе, что у нее есть сила воли!

Лиза оставила деньги на столе и вышла на свежий воздух. Вот тут-то она и поняла, что пожадничала конкретно! Голова закружилась, к горлу подступил ком. Ноги неожиданно задрожали.

«Фу! Какой – то вегетативный криз!», – отстраненно констатировала она, вспомнив у себя подобный диагноз. «Переела? Или месячные начинаются? Так рано? Нет, не может быть!». Она присела на лавочку в нескольких метрах от кафе. Молодежь все время вертелась в дверях. На мгновение у Лизы потемнело в глазах.

– Вам плохо?

Николаева с трудом подняла голову. Перед ней стояла та серьезная черноглазая девчонка.

– Сейчас пройдет.

– Помочь? Принести воды? – девушка метнулась в кафе и уже через мгновение поднесла к губам Лизы стакан воды.

Холодная влага во рту помогла Лизе прийти в себя.

– Спасибо, – разлепила она губы.

«Хорошая девочка. Сейчас это редко бывает», – подумала Лиза, потихоньку встала, благодарственно кивнула черноглазой и медленно пошла в гостинницу.

На широкой гостинничной лестнице ей опять стало совсем муторно и она изо

всех сил ухватилась за широкие перила. Хорошенький вид она собой, наверное, сейчас представляет! Стыд какой! Подумают еще, что она пьяная. А она-то всего выпила 0,3 слабоалкогольного пива. Видимо, пора завязывать с алкоголем вообще!

Лиза с облегчением опустилась на кровать. Головокружение продолжалось, появилась тошнота. Но это была не тошнота от передания, ее так тошнило, когда резко понижалось давление. Что ж такое?

Лиза глянула в зеркало, висящее напротив. Вот ужас. Бледно-серое осунувшееся лицо… Может вырвать и станет легче? Но она каким-то образом ощутила, что тошнит не от еды.

К ужину у нее еще появилась и тяжесть в желудке, но она решила, что поспит, и станет легче. Миша даже хотел вызвать скорую, но Лиза отговорила его. На следующее утро они должны были уезжать. Дома у них есть хорошие врачи. А здесь разве есть нормальные специалисты? У Гольдманов уже давно был свой семейный врач, «перешедший» к ним по наследству от родителей Лизы.

Но как раз под утро ей стало еще хуже – появилась горечь во рту, рези в желудке. Гастрит начался? А может, холецистит? Миша обеспокоенно хотел отменить поездку, но Лиза настояла на возвращении в Москву. Она потерпит.

Они таки поехали, но в дороге Лизу еще и растрясло, появилась рвота желчью… Короче, домой она приехала совершенно больной, исхудавшей и слабой. А потом и вовсе появились судороги. Миша пришел в ужас, сразу поднял врачей на ноги. Лизу сначала положили в обычную больницу. Сказали, что похоже на гастрит, ентероколит. Но потом перевели в инфекционное отделение с подозрением на отравление. Конечно, Михаил предпринял все возможное, заплатил за лучшие «подпольные» заграничные лекарства. Через несколько часов медики заговорили о том, что все-таки это не пищевое отравление и надо перевести Лизу в кардиологию, потому что основным симптомом у нее сейчас определилось стойкое падение давления. Вечером он пошел домой переночевать, а наутро в больнице его обыденным тоном огорошили новостью, что под утро его жена скончалась. В истории болезни он увидел запись: «При нарастающих явлениях падения сердечной деятельности наступила смерть». Его даже не пустили к ней в палату. Михаил шел на «ватных» ногах и не понимал, что происходит. Как такое может быть, чтобы еще вчера Лиза разговаривала с ним и держала его за руку, а сегодня – ее уже нет и никогда не будет в его жизни? Почему ему сразу же не позвонили?

С этого момента он разочаровался в московских медиках. Его жена пришла в больницу своими ногами, а через несколько часов умерла в ней «при нарастающих явлениях падения сердечной деятельности»? Как можно было в лечебном учереждении допустить эти нарастающие явления? Где же вы были, врачи? Где же ваша реанимация? В гневе Михаил подумал, что не оставит камня на камне в этой больнице. Но поразмыслив, понял, что если даже сумеет что-либо доказать, то Лизу-то, ведь, не вернуть! И тело жены придеться вскрывать, чтобы установить истинную причину смерти. Кроме того, Михаил не сомневался, что медики обвинят их самих в первую очередь. Он и сам понимал, что с обращением Лизы в больницу они опоздали. И теперь, возможно, ответственность за позднее обращение за медицинской помощью возложат именно на него. Поэтому, по зрелом размышлении, Гольдман решил оставить все, как есть.

Главврач написал на истории болезни резолюцию «на вскрытие», но Миша не хотел, чтобы Лизу терзали еще и сейчас. Поэтому он заплатил определенную сумму патологоанатому, и тот выдал врачебное свидетельство о смерти без вскрытия. Таким образом, совершенно неожиданно, Лиза обогнала Мишину маму на пути в мир иной.

Пребывая какое-то время в эмоциональном ступоре от осознания этого факта, Миша неожиданно стал обладателем собственной недвижимости и определенного капитала в Москве.

3

Первое время после похорон Михаил пребывал в какой-то отрешенности.

Внезапная утрата Лизы иногда казалась ему нелепой шуткой. Возвращаясь после работы домой он забывал, что недавно своими руками кидал горсть земли в ее могилу. Иногда он по привычке кричал с порога: «Я уже дома!» и вдруг спохватывался. Кричать было некому… Раньше он не раз мечтал, что на него каким-то образом свалится богатство. Вообще-то эту мысль ему постоянно внушала его маман.

– Не забывай, наша фамилия – Гольдман. Ты обязательно станешь золотым человеком! – частенько говаривала она.

Правда, сам Миша думал, что он разбогатеет своим умом. Но такой способ он не предполагал! Способ был самый законный, к получению наследства теперь просто невозможно было придраться. Жаль, конечно, что Лиза ушла так рано… Он неизменно испытывал к ней теплое чувство благодарности за то юношеское сочувствие, изменившее всю его последующую жизнь… Первое время он даже горевал. Но они все-равно давно остыли друг к другу… А теперь ее наследство придется так кстати!

Постепенно он стал свыкаться с выгодным положением вдовца. Птички уже не одолевали предложениями жениться на них, понимая, что он должен выдержать приличный траур. Чтобы больше не задумываться о пугающих неожиданностях физического бытия, Михаил ринулся с головой в работу.

Неожиданно в СССР разрешили коопертивное движение. То есть то, что было раньше под запретом и каралось уголовным кодексом, теперь уже считалось предпринимательской деятельностью. Мелкие и самые разнообразные кооперативчики по пошиву модной одежды и обуви стали появляться, как грибы после дождя. Но Мише не пристало распыляться по мелочам. Зачем заниматься физическим трудом, если можна зарабатывать на прекрасную жизнь умственным? Никто ведь не видел еврея с лопатой! Например, теперь уже официально возможно открыть фирму, которая будет предоставлять услуги по математическому анализу. Правда, кому он будет нужен? Студентам – точно, правда те не очень платежеспособны. Возможно – некоторым учебным заведениям гуманитарного профиля. Например, диссертантам педагогам, медикам, биологам, которые не сильны в математике. Ведь статистику в диссертации считать надо всем. Правда, и у диссертантов не у всех есть деньги… Но со временем, возможно, перспектива появится. Миша настраивался всегда оптимистически. Он уже заметил, что чем меньше переживал по поводу проблемы, тем быстрее и лучше она решалась. Он и не предполагал, что уже через десять лет его фирма вырастет в аналитический НИИ, сотрудников которого будут привлекать для работы в Институте стратегических исследований РФ.

Поначалу Миша не ждал большой прибыли, но оказалось, что спрос на математические услуги превышает предложение, и ему даже пришлось нанимать к себе талантливых студентов.

Конечно, теперь к нему начали слетаться новые птички, которые не брезговали его еврейским происхождением и внешним видом. Интересная вещь – с возрастом Мишина внешность начала приобретать все более типичные черты лица, характерные для его племени. Волосы еще больше закучерявились и порыжели, щеки начали обвисать, на носу стала все отчетливее горбинка… Это его не то, чтобы сильно удручало, но уже заботило.

В послесталинские годы в Советском Союзе его никогда бы не взяли на руководящую должность по причине пятой графы, хотя почти все правительство Ленина состояло из евреев. Сейчас наблюдалось некоторое послабление, ведь уже произошло несколько волн эмиграции. Но кто его знает, чего можно в будущем ожидать в родном СССР? Тем более, что он уже совсем стал похож на соплеменников. Может, действительно подумать о переезде туда, где ничего не будет угрожать? Правда, и там есть угроза, арабы все время воюют. А в Израиле все военнообязанные. Ему совсем не улыбалось ехать на историческую родину и заниматься разборками с другими потомками Авраама.

Честно говоря, он еще в детстве не понимал, отчего эти два народа постоянно воюют. Фира Львовна, конечно, была сведуща в Торе и других Святых Писаниях, и потому пояснила ему истоки вражды двух семитских народов.

– Понимаешь, сыночка, Исаак родился от законной жены Авраама – Сарры. А Измаил – от рабыни Авраама Агари. И если бы рабыня не начала выступать, то и все сейчас были счастливы!

– Так, мама, но ты бы на ее месте не стала выступать?

– Так, Миша не устраивай мне демагогию! Наш Бог избрал Исаака, а не Измаила. Поэтому арабы вообще не имеют никакого права на голос!

Михаил, конечно, не стал спорить, но подумал, что если бы он оказался на месте Измаила, то тоже требовал бы равенства. Поэтому теперь, по прошествии многовековой, даже тысячелетней, истории вообще было непонятно, кто – прав, кто – нет. А в Москве у него уже даже был араб – компаньон. Фира Львовна удивилась бы, узнав, как хорошо ладят ее Миша и Ахмат Латиф. Гольдман совершенно справедливо считал себя новой генерацией прагматиков-бизнесменов, которые должны ориентироваться на объединение, а не вражду.

Примерно через полгода его познакомили по работе с одним известным адвокатом, а тот – со своей дочерью. У Анны был сын от умершего первого мужа. Сама она была чистокровной еврейкой – мечтой его мамы, совершенно некрасивой, претенциозной, но очень богатой, что несколько увеличивало социальную составную часть ее привлекательности. И уже с преобретенной житейской мудростью Миша подумал о слиянии капиталов.

Почти обезумевшая от выраженного церебрального атеросклероза, Фира Львовна испытала внезапное просветление и облегченно вздохнула, узнав, что сын женился на своей. Теперь она могла быть за него спокойна.

Видимо, ее последним делом на бренной земле оставалось лишь успокоение по поводу судьбы Миши. Поэтому она тихо и спокойно скончалась, даже не дав сыну возможность подготовиться заранее к похоронам. Новая жена не поехала на похороны, мотивируя это тем, что она совсем не знала покойную. Но Михаил и не настаивал.

Честно говоря, после смерти Лизы, Миша понял, что он не способен к долгим и глубоким страданиям. Поэтому он очень быстро стал заниматься обычными и новыми делами. Новый тесть предложил ему вложить средства в магазин электроники. У жены был свой бизнес – швейная мастерская, которая постепенно стала превращаться в фабрику.

И сначала все пошло, вроде бы, хорошо. Тесть познакомил его со многими компаньйонами. С некоторыми из них у него сразу завязался совместный бизнес.

Поначалу его очень заводила обычная надменность Анны. Она везде вела себя так, будто была королевой. В этом был своеобразный шик. Она не была красавицей, но всегда была в центре внимания, где-бы не показалась.

Все было бы неплохо, если бы приемный сын не был такой вредный. Михаил и не обольщался мыслью заменить пасынку отца. Да даже и не старался. Но он вел себя с Яковом неизменно ровно и дружелюбно. А тот намеренно и постоянно бесил его.

Амбиции жены все возрастали, она требовала все больше внимания к своей персоне, постоянно присутствовала на светских тусовках и таскала за собой сына и Михаила. Гольдман же изнывал на этих мероприятиях. Он, конечно, понимал, что это мелькание перед публикой выгодно для него самого. Ведь к этому времени он уже владел несколькими фирмами, к которым надо было привлекать внимание. Но иногда он начинал призводить в уме множественные исчисления просто для того, чтоб не сойти с ума на светских раутах.

Однако, со временем, Анна начала и дома обращаться с ним немыслимо заносчиво. Это его уже просто стало выводить из себя! А еще Миша стал подозревать со временем, что его благоверная жена начала ему изменять. Все это вихрем крутилось вокруг него и переставало нравиться. Сейчас он вообще не понимал, зачем ему было вновь жениться.