Между ангелом и бесом, между небом и землей

Я понимаю, что здесь, под землей, мои ангелы не смогут прийти мне на помощь. Я слышу их голоса, воинственные крики где-то высоко надо мной, над туннелем. Я пытаюсь сопротивляться насилию, но расчлененной натрое делать это невероятно сложно. Моя душа видит, как тело безжизненно падает на землю, и омерзительный жирный нависает над ним. Мой дух сталкивается с духом Шакала и, получив неожиданный удар сзади, разламывается надвое. Моя душа бьется смертным боем с душой злобного. Им троим на помощь изо всех щелей выползают какие-то преотвратные сущности, змеи, крысы, каждый из которых торопится внести свой вклад, помочь то жирному, то злобному, то Шакалу. А над нами, над туннелем столь же отчаянно сражаются ангелы, защищая каждый вверенную ему Богом людскую душу. И силы неравные. И еще миг, и я перестану существовать во веки вечные…

Вдруг я ощущаю прилив нечеловеческой силы, мое больное тело, сломленный дух и растерзанная душа как магнитом соединяются друг с другом и меня выносит из-под земли.

Теперь я ползу между двумя высокими горными вершинами по веревочному мостику. Навстречу мне ползет мужик с лоснящейся, как блин на масленицу, физиономией. Под нами все та же пропасть без конца и без края. Поравнявшись со мной, Блин делает усилие и сталкивает меня в пропасть. Но я почему-то туда не падаю. Я обнаруживаю себя висящей на толстом канате, спущенном откуда-то сверху. Блин прыгает на этот же канат, но ему удается повиснуть не на нем, а на моих ногах. Держа на весу сразу два тела – свое и мужика, я чувствую, как слабеют руки. Мне и так трудно держаться за канат, потому что он слишком толстый в диаметре, необхватный, а тут еще Блин вот-вот вырвет с корнем ноги.

Я жду, что канат поднимет меня вверх, что хотя бы начнет раскачиваться, чтобы я могла дотянуться до веревочного мостика и снова залезть на него. Но канат просто висит. И тогда я делаю невероятные усилия, начав всем своим измученным телом раскачивать канат. И в какой-то миг с моих ног в пропасть падает Блин, и я могу перебраться на веревочный мостик. И я ползу по нему, и не вижу ему конца…

Наконец я оказываюсь на земле и понимаю, что это – все тот же отвесный склон горы. Напротив меня… распятый на кресте Иисус, истекающий кровью. Рядом – глумящиеся мужчины, которые бросают его в воду и тут же достают обратно с криками: «Радуйся!» Они требуют, злорадствуют, хохочут. Я смотрю на него и думаю, как же Он может радоваться? Но Иисус через муки великие улыбается. О, лучше бы Он не улыбался! У меня зашлось сердце! И в этот момент я понимаю, что и сама пребываю в той же позе, что и меня швыряют в воду и так же достают оттуда, и кричат глумливо: «Радуйся!» И льют мне на голову ведро ледяной воды… И я в ужасе открываю глаза, и пытаюсь усмирить агонизирующее сердце, и не могу, и понимаю, что, да, распята, но на небо меня не взяли, и мне надо жить, жить здесь, среди черноты и надругательства…

– Прости меня. Я не думал, что все так серьезно! – донесся до меня голос Романа.

Оказывается, этот свой сон я проговорила сейчас вслух. Я видела его за пару недель до того, как со мной в Ставгородской области начали происходить черные чудеса. Сегодня мне кажется невероятной та точность демонстрации моего будущего, та предопределенность, тот откровенный показ виновников моего бедственного положения.… А тогда я могла понять лишь то, что меня предупреждают о черной полосе в моей жизни, которую по непонятной мне причине я должна пройти буквально над пропастью, собравшись с духом и ни на кого не рассчитывая. Кроме ангелов своих и Бога.

Я тоже не думала, что все будет именно так серьезно. Но спасибо тебе за то хотя бы, что спустил канат. Хоть было, за что ухватиться…

Я отвернулась к окну. Мне больно было смотреть в глаза Роману. Я не хотела этого разговора. Я старательно пыталась все забыть. Именно поэтому я приехала в Москву, оставив в прошлом руины свой прежней жизни. Успешной и относительно счастливой.

Роману стало неловко. Все-таки он совестливый человек. И понимает, что бросил меня на произвол судьбы, на съедение шакалам. Но, конечно, у него на то есть смягчающие обстоятельства. Ему самому доставалось, что называется, и в хвост, и в гриву.

Но упрекать Романа сейчас, когда он и сам едва оклемался после политических боев, было бы жестоко. Да и, в конце концов, кто я для него, чтобы ради меня не щадить живота своего? Никто. Попутчица. На определенном отрезке пути встреченная, чтобы пройти, прожить определенный период времени.

– Какие необычные у тебя завитки, – задумчиво произнес Роман и начал разглядывать ту часть моей головы, где кончаются волосы, и начинается шея. – Особенно вот этот вихор… Что-то он мне напоминает…

– Этот вихор мешает всем парикмахерам делать мне стрижку, – скороговоркой сказала я.

– Да? – задумчиво протянул Роман. – Может быть, может быть… А может и не быть…

– Ты о чем?

– Да так, сам не знаю. Что-то нашло на меня. Мне на днях позвонили из Энска, – сменил тему Роман. – Там не смогли найти твоих московских телефонов, решили, что я наверняка тебя найду быстрее. Хорошо хоть ты мне оставляла свои координаты… Ты не хочешь раскрутить свою ситуацию и стать мэром?

Я усмехнулась.

– Понял. А губернатором?

Я подавилась сэндвичем и закашлялась.

– Ясно. Ну, тогда, может, депутатом?

Я расхохоталась. Я была благодарна Роману за то, что он увел меня от осмысления той, другой темы, переключил мысли.

Роман чуть обиделся. Он был уверен, что каждый нормальный человек мечтает о мандате:

– А что? Очень непыльно. После твоих-то мытарств. И бытовые условия не мешает улучшить.

– Знаешь, Роман, когда у человека ничего нет, то ему и нечего терять, не за что цепляться. Тогда он свободен в мыслях и действиях и никто не может его «наклонить».

Роман сидел молча и с нескрываемым удивлением смотрел на меня. Он шел ко мне явно не на диспут.

– Тебе было тяжело, я знаю, – выдавил он. – Ты считаешь меня виновным в твоих бедах.

– А ты сам так не считаешь?

– Ну, отчасти, да. Но я, как мог, помогал.

– Знаю. Видела. «Как мог».

– Ты изменилась.

– Люди не меняются. Они проявляются. В кризисных ситуациях.

– Но без этих ситуаций не было бы и побед!

– Знаешь, Роман, что на сей счет говорили друиды? «Какая разница, проиграешь ты то, что выиграл, или выиграешь то, что проиграл?»

– Ты хочешь сказать…

– То, что мне нет дела до этой победы. Вот, если бы ты, лично ты был к ней причастен! Тогда имело бы смысл обсуждать ее. Но ты всего лишь передаточное звено. И скажи, что это не так!

– Знаешь, с первой нашей встречи меня всегда сильно тянуло к тебе, – проглотив сэндвич, сказал он. – Так сильно тянуло, что я вынужден был обратиться к астрологам. Даже в штат одного принял.

– Ты бы лучше пиарщиков себе нанял.

– А зачем? У меня своя голова на месте! Но я не об этом. Меня тянуло к тебе так, что я даже думал, что ты меня приворожила. Спать не мог, во сне тебя видел, в толпе, на митингах твое лицо мерещилось. И вот однажды после твоего приезда в Москву я среди ночи позвонил своему астрологу и попросил выяснить, под чьим влиянием я в данный момент нахожусь. И знаешь, что он мне сказал?

– Знаю.

Роман с удивлением посмотрел на меня.

– Я, милый, хорошо помню тот день. Накануне я приходила к тебе в Думу, мы полчаса поговорили, ты произнес судьбоносную фразу: «Твою девическую честь мы защитим!». Куда-то звонил, показывал подаренный спецслужбой пистолет и пророчил мне победу. И я ушла. А под утро проснулась с сильным сердцебиением от твоего голоса: «Меня тянет к этой женщине! Почему меня тянет к этой женщине?». Мое ватное тело лежало с закрытыми глазами, я видела, как какой-то незнакомый мужик держит в руках телетайпную ленту и читает по ней мою судьбу. Потом поднимает мне волосы на затылке, видит вот этот самый вихор и говорит: «Я тебя всегда предупреждал: женщина с вихром на шее – важный этап в твоей жизни. Ты перед ней в долгу. Ты причастен к ее бедам, но именно этим ты и откроешь ей путь к счастью! И связь ваша непростая. А на тебе, Роман, приворота нет. Больше не могу ничего сказать. Мне не дают».

Роман был в шоке:

– Я чувствовал, что ты странная женщина, но чтобы так.… Такой разговор действительно был. Я ничего не понял про важный этап и непростую связь. Мне всегда казалось, что между нами есть что-то очень важное, невысказанное, недоговоренное.… Когда я впервые увидел тебя, у меня сердце остановилось: «Она!». И потом все эти 11 лет я часто хотел бросить к чертям всю эту политику, купить где-нибудь домик за границей и увезти тебя с собой. Астролог говорил, что наши судьбы неразрывны. Знать бы, почему? Как думаешь?

Я уклончиво пожала плечами. Я не хотела говорить ни на эту, ни на какую другую тему. Рассказывать Роману, как я жила два года в Москве, уехав с родины, значило бы упрекать его, косвенно обвинять. А делать вид, что все хорошо, и я дико счастлива, было бы глупо. Потому что это ложь. Но Роман был важным звеном в цепи моих горестных событий. Я любила его, знала, что рано или поздно он придет, но оказалась не готова к звенящей пустоте внутри себя.

Роман – хороший психолог. Мое состояние оценил правильно. И ведь понимал, когда ко мне шел, с каким настроем столкнется. Да и мужество надо иметь, чтобы предстать перед женщиной, которую не без твоей помощи распяли. Но, Господи, почему же так поздно понимается самое главное, почему так поздно приходит самое важное? Зачем оно, это «самое важное», если уже нет сил ни радоваться, ни любить?…

– Да, Леночка, твои враги тебя порядком потрепали… Ты должна отдохнуть.

– Оставим это. Лучше расскажи, как жил ты?!

– О!.. – начал Роман. И я поняла, что его рассказ будет обстоятельным, детальным. А я за это время сумею собрать свои мысли и чувства, разложить их по полочкам и решить, как быть дальше.

Я умею абстрагироваться, находиться и здесь, и в себе. В единицу времени проживать две. Тогда мозг начинает работать в режиме диктофона. А «запись» я могу прослушать позже, если захочу. Сейчас я точно знала, что не захочу. И настроила приемник внутри себя: выключила звук – голос Романа, включила «кнопку» «воспроизведение». Перед глазами замелькала кинолента событий последних моих черных лет. Именно там я должна отыскать нужную эмоцию, точные слова, чтобы раз и навсегда подвести черту нашим роковым отношениям…

Глава вторая