Ключ от неба

«Не очень» растянулось в итоге на два с половиной часа. Когда мы добрались до её дома – панельной семнадцатиэтажки бело-голубого цвета – почти рассвело, и моя одежда наполовину высохла, так что я уже не был уверен, что стоило обременять себя этим сомнительным обществом. Я, честно говоря, всю дорогу ждал, что она заговорит о чудесном спасении, спросит, как мне это удалось, или ещё что-нибудь в этом духе, и придумывал различные варианты ответов, от остроумных до философских. Но она всё время молчала. А когда я спросил, как же мы попадём в её квартиру, если сумочка осталась на мосту, она опять пожала плечами, будто ей вообще всё всегда было по барабану.

Оказалось, она жила не одна. Дверь открыла милая старушка-одуванчик, улыбчиво закивала и пригласила нас войти, словно привыкла к тому, что её… внучка?.. регулярно возвращается домой вот так: под утро, мокрая, босая и приводит с собой странных типов, которые пользуются только своими одеялами и всегда носят их с собой.

– Хозяйка. Снимаю комнату, – прочла мои мысли девица и, махнув рукой в сторону кухни, скрылась за дверью, из-за которой через пару минут раздался плеск воды в душе.

Я присел на табурет, облокотился на стол, уставился на металлический бочок чайника, который старушка уже успела поставить на плиту, и понял, что очень устал.

– Я вам с травами заварю. Вы пьёте с травами? – спросила она, а я отметил, что у неё даже голос улыбается.

Я кивнул и подумал, что только такой и пью, вспомнив зачем-то сухие крючочки, плавающие в чашке чая, заваренного когда-то для Насти.

Травяной букет согревал и успокаивал, и я не заметил, как голова моя склонилась на грудь, локоть пополз по столу, и я начал заваливаться на бок. Потом кто-то что-то сказал, потом голове стало мягко, потом я не помню.

Утро наступило внезапно. Точнее, было уже не утро, а полдень. На меня что-то грохнулось. Я вскочил, как ошпаренный, не понимая, где я нахожусь, и кому сейчас надо дать сдачи. Спасённая накануне девушка стояла и улыбалась, как ни в чём не бывало, будто это не она несколько часов назад пыталась свести счёты с жизнью. Оказалось, что моя новая знакомая бросила на меня моё же одеяло, свёрнутое в несколько раз. Уже высушенное и, кажется, отглаженное.

– Баба Маруся залатала твою рухлядь. И только попробуй сказать, что тебе не нравится.

Отличный тон для едва выжившей самоубийцы, желающей доброго утра своему спасителю. Я развернул одеяло и посмотрел на аккуратно пришитую заплатку.

– Зайчики?! – это было всё, что я сказал. Остальные эмоции и мысли изобразила моя богатая мимика.

– По цвету подходит, – она снова пожала плечами. – Ну, и я тебя предупредила.

Предупредила так предупредила. Дома переделаю. Я взял со стула, стоящего около дивана, на котором я спал, свою одежду и… вдруг взбесился. Нет, не из-за зайчиков. А из-за того, что всё было вот так катастрофически буднично. Так чудовищно просто, отвратительно банально и до оскомины обыденно. Не могло после фантастических, невероятных событий прошедшей ночи случиться такое криминально прозаичное утро. Я должен был проснуться где-нибудь в райском уголке, под пальмами, добравшись до него сквозь бури и ненастье, преодолев тысячи километров одни махом, чтобы провести всю оставшуюся жизнь там, греясь на солнце, купаясь в океане, наслаждаясь экзотическими фруктами и праздностью. Ну, или хотя бы у себя дома, в добром привычном уединении, под воркование сизарей. А тут чужая незнакомая квартира, общество безмозглой неблагодарной хамки, улыбчивая старушка-одуванчик, добрая до леденящего душу ужаса, одежда на стульчике… И ни одного намёка на океан, кроме яркой картинки на стене, видимо, оторванной от старого календаря! Зайцы эти ещё! Я понял, что, если сейчас почувствую запах какой-нибудь беспощадно обыкновенной яичницы или, не дай боже, блинов или сырников, меня тут же стошнит, или я лопну от злости.