Сегодня я не умру

Я лежал рядом и жадно хватал ртом воздух, словно утопающий, по счастливой случайности выброшенный на берег морским приливом. Наконец, отдышавшись, я с трудом поднялся на ноги и посмотрел на человека, который пытался меня убить и которого только что чуть не убил сам.

Увы, я не убил его – только пробил ему череп, сломав хорошую крепкую табуретку. Теперь придется просить Федора сделать новую. А тот ничего не делает задаром. Значит, опять будет вымогать «лекарству».

Лежавший на полу человек пошевелился и слабо застонал. С трудом поднявшись, я сходил за своим чемоданчиком, и после укола он снова затих. Теперь можно было заняться собой – его нож разрезал мне ребро левой ладони. Хорошо, что я правша. Остановив кровь, я обработал порез и перевязал руку. Потом перетащил гостя на кровать и занялся его черепом.

Было уже почти шесть утра, когда я закончил. Голова болела так, что, казалось, сейчас лопнет. Измерил давление – так и есть: сто шестьдесят на сто двадцать. Выпил клофелин и совершенно обессиленный сполз на пол рядом с кроватью.

В голове царил полный хаос. Мысли носились с бешеной скоростью, сталкивались, опрокидывали друг друга и разбегались в разные стороны. От этого лихорадочного броуновского движения звенело в ушах. К счастью, скоро начало действовать лекарство. Постепенно мысли замедлили свой бег, забуксовали и из упругих теннисных мячиков превратились в комья липкой сладкой ваты. Еще через некоторое время мне уже потребовалось усилие, чтобы заставить себя думать.

Быков, Быков… Я не знал никакого Быкова и уж тем более не убивал его брата. Я вообще никогда никого не убивал. Во всяком случае, намеренно.

Перед глазами тут же возникла запрокинутая голова, худенькая шея с остро торчащим кадыком и рука с синими набрякшими венами. Я мотнул головой, отгоняя видение, и чуть не застонал от боли, ударившей в виски.

Нет. Только не сейчас. Это не относится к делу, и я не буду об этом думать. Я буду думать только о том, что сказал мне мой странный гость. Потому что только это в данный момент имеет значение.

Я не был убийцей, я был хирургом. Точнее, бывшим хирургом, поскольку еще пару лет назад возглавлял хирургическое отделение первой горбольницы.

Неужели это было всего два года назад? Кажется, с тех пор прошла целая вечность.

Мне вдруг остро вспомнилась операционная, и этот яркий свет, и красные пятна на белом, и эти запахи… Холодок скальпеля в руке, туго обтянутой резиновой перчаткой… «Боже, прошу – не оставь меня!»

Как давно это было. Словно и не со мной.

Не хочу это помнить. Но как сладко и как мучительно вспоминать…

Давление постепенно нормализовалось, боль отступила, и на смену ей пришли вялость и апатия. Спать не хотелось, шевелиться тоже. Я сидел на полу, привалившись к стене, и не находил в себе сил подняться. Наконец, в животе у меня заурчало, я с трудом встал на ноги и побрел в горницу.

День второй

Хлопнула входная дверь, послышались шаги. Потом лязгнуло что-то металлическое, и звонко полилась вода.

Олег попытался открыть глаза и не смог. Голова раскалывалась на тысячи мельчайших осколков, во рту пересохло. Но самым ужасным было то, что он не мог шевельнуть ни единой частью тела – даже пальцем. И мысль о том, что он парализован, просто убивала его.

Убивала.

Что-то неясное промелькнуло в сознании, какое-то расплывчатое воспоминание. Олег попытался ухватиться за эту мысль, но она ускользнула от него. Должно было существовать какое-то объяснение его беспомощности, но он ровным счетом ничего не помнил.

Олег вообще ничего не помнил: ни кто он, ни где он.

Вода перестала литься, на мгновение стало тихо. Затем снова послышались шаги – кто-то вошел в комнату, где он лежал, подошел к кровати и остановился.

Невероятным усилием воли Олег приоткрыл глаза и сфокусировал взгляд на стоявшем рядом человеке. Высокий, худой, сутулый, тот был похож на большую нахохлившуюся птицу – эдакий ворон, старый и мудрый. Лицо у человека было узким, с длинным носом и коротким ежиком темных с сильной проседью волос. Кустистые брови разделяла глубокая вертикальная складка. Черные глаза под набрякшими веками смотрели сурово и скорбно.

– Очнулся? – спросил ворон.

Голос у него был соответствующий: резкий и хриплый.

– Тебя как звать-то, убивец? – поинтересовался он, усаживаясь на край кровати.

Олег раскрыл было рот и тут же закрыл, потому что понятия не имел, как его зовут.

Он смотрел на странного человека напротив и пытался понять, откуда его знает. А тот протянул длинные пальцы, взял Олега за запястье и принялся считать ему пульс. Потом он оттянул Олегу сначала нижние, затем верхние веки, осмотрел глаза и поправил повязку на его голове.

– Ты помнишь, кто я? – спросил человек.

– Нет, – просипел Олег.

Оказывается, он все еще мог говорить.

– А кто ты – помнишь? Или где ты?

В голове у Олега было пусто и гулко, как на огромном крытом стадионе.

– Ну, хорошо. Ты вообще хоть что-нибудь помнишь?

От напряжения у Олега свело затылок.

Кустистые брови на узком лице образовали домик.

– Значит, будем вспоминать, – вздохнул человек, усаживаясь поудобней.

Он помолчал немного, видимо раздумывая, с чего начать, а потом заговорил, негромко и монотонно:

– Место, где ты находишься, называется село Загибаево. Меня зовут Ермаков Игорь Григорьевич, и прошлой ночью, восемнадцатого июля, ты пытался меня убить. Мне хотелось бы знать почему?

Он строго смотрел на Олега, склонив голову набок, словно суровый, но справедливый директор школы, ждущий объяснений от нашкодившего пятиклассника. Не дождался.

– Вы с ума сошли? – только и спросил Олег.

Игорь Григорьевич снова вздохнул, потеребил кончик длинного носа, а затем размотал бинт на левой ладони и показал Олегу глубокий порез.

– Вот это ты сделал, когда я отбивал твой нож, – сказал он и, видя непонимающий взгляд, добавил, уточняя. – Ты пытался перерезать мне горло.

Олег почувствовал холодок где-то в районе солнечного сплетения, а человек наклонился и поднял с пола обломок какой-то деревяшки:

– А вот это ножка ни в чем не повинной табуретки, которую я сломал о твою голову, когда ты меня душил.

Человек говорил совершенно обыденным тоном. Но говорил он настолько невероятные, дикие вещи, что Олегу стало по-настоящему страшно.

– Что вы со мной сделали? – спросил он, ненавидя себя за липкий пот, выступивший между лопаток.

Игорь Григорьевич поднял брови и сжал губы в тоненькую ниточку.

– Да ничего особенного… Так, пара укольчиков в качестве меры предосторожности… Тебе все равно нельзя вставать – у тебя сотрясение мозга. Полежишь здесь пару деньков, придешь в себя. А там посмотрим, что с тобой делать…