Ваше Величество Женщина. Рассказы о наших современницах

Она умела содержать весь дом в идеальном порядке и чистоте. Стремясь всю жизнь достичь той высокой планки, которую установила еще моя бабушка, я к шестому десятку своей жизни, наконец, поняла, что эта цель для меня недостижима. (Какой ужас!)

Она умела всё и везде успевать, любая работа просто кипела у нее в руках: работать на заводе, растить, нянчить двоих внуков, ухаживать за садом и огородом, доставать прекрасные продукты в эпоху всевозможных дефицитов, кормить большую по нынешним меркам семью завтраками, обедами, ужинами ежедневно, по полной программе, без каких бы то ни было полуфабрикатов из кулинарии, заказов готовой еды на дом, выстирывать вручную белье, одежду и при этом всю ее не только выглаживать чугунным утюгом, согретым на газе, но и предварительно вываривать для отбеливания в огромном баке, и даже накрахмаливать сваренным самостоятельно крахмалом. (Об этом действии некоторые представители последних поколений никогда и не слышали!)

Весь список, что умела делать и делала бабушка, может быть бесконечно длинным. Но если коротко, то… всё везде сама и своими руками.

Нет, не обижалась, что никто не помогал. Все, на кого она могла рассчитывать, абсолютно все были заняты: работали «на работе», учились в институтах, подрабатывали.

Бабушка всех жалела больше, чем себя. Всем помогала, всех поддерживала, всех направляла.

Что она не умела?

Она не умела сидеть без дела, сложа руки, «трепать языком». Никогда не ходила, как все другие бабушки двора, посидеть на лавочке, в «хороводе», как у нас называлось, посудить – порядить, косточки всем перемыть.

Она не умела писать, читала по слогам и то крайне редко. Известны один-два случая экстренной необходимости, когда ей пришлось оставить сообщение в виде записок мужу и дочери. Содержание, орфография и пунктуация этих записок до сих пор является если не семейной легендой, то уж фольклором определенно. Внук-второклассник, когда у него наступает шаловливое настроение, просит: «Бабушка, а расскажи, пожалуйста, историю, как твоя бабушка записки писала!», и с таким лукавством заглядывает тебе в глаза, что отказать невозможно.

Записка мужу: «Вана я пшла вбана» (Ваня, я пошла в баню).

Записка дочери: «Лида сыми билё табурка анастас» (Лида, сними белье с табуретки, сложи в таз).

Зато бабушка прекрасно и быстро считала в уме. Словно калькулятор был встроенным в её голове. Поэтому ей никогда не грозило быть обманутой продавцом на базаре. А еще она так умела торговаться, что всегда оказывалась в выгоде. Этому я тоже не научилась!

Она не умела обижаться. По крайней мере на своих детей и внуков. Когда мы над ней подшучивали, реагировала с юмором и теплотой. Будучи неграмотной, бабушка всячески поддерживала детей и внуков, в получении образования. И у нее это превосходно получалось! Она гордилась нашими успехами, ее радовало, что потомки все учатся без передышек.

Она не умела бояться. Не отступала, если возникали преграды, требующие обращения к государственным структурам, споров с различными инстанциями. Умела добиваться нужных решений исполнительной власти, потому что верила в свою правоту и справедливость. Она шла вперед решать жизненные вопросы, даже когда отступал ее муж, мой дед – фронтовик, прошедший всю войну.

Как-то раз, вечером на плохо освещенной дороге, возвращаясь домой, она увидела, что двое мужчин избивают третьего. Он лежал на земле и его били ногами. Приблизившись и заметив это, она пронзительно закричала. Те двое убежали. Бабушка помогла избитому подняться, позвала людей и те вызвали скорую и милицию. Мой дед и его друг сосед ругали за это бабушку. Они сами тоже видели этот инцидент в действии, но прошли мимо. Ругали ее за то, что, по их мнению, эти бандиты могли бабушку избить и изувечить.

Так странно – мужики испугались, а бабушка – нет!

Она не умела себя беречь и жалеть. Она не любила себя. Совсем!

Любила всех нас.

Если бабушка заболевала, а с возрастом такое стало случаться, она могла находиться в постели только один день. Никакими силами ее нельзя было удержать на постельном режиме на второй день!

Она не умела ухаживать за собой. Нет, не в плане гигиены. Она была очень чистоплотна. А так, чтобы выглядеть привлекательной женщиной. Прихорашиваться, наряжаться, пользоваться косметикой.

Возможно, это образ жизни многих женщин того времени, того социального слоя.

Возможно, причина в том, что она жила в стране, где народ в большой его части многие годы терпел лишения, досыта не ел. На плечи ее поколения в молодые годы достались разруха и голод, неустроенность быта, плохие жилищные условия. Затем началась Отечественная война, и следом пришли другие тяготы жизни: бесконечная тревога, враги почти уже рядом. Эшелоны с ранеными идут и идут от Сталинграда, до которого километров 300. Несколько месяцев в небе со стороны Сталинграда не прекращается зарево. Ради детей приходилось украдкой, ночью, с другими женщинами, выходить в поле, чтобы под снегом отыскивать несколько колосков неубранного урожая, складывать их себе за пазуху и нести в дом. Если бы тогда поймали, то лагерь был бы обеспечен!

За годы войны они с дедом потеряли всё имущество, квартиру. Но слава богу, остались живы, сохранили детей!

После войны были хрущевские эксперименты с сельским хозяйством. И снова очереди за хлебом. Это было время, когда кусок ткани на костюм давали в качестве премии за добросовестный труд, когда вместо денег в качестве зарплаты на заводе выдавались бесчисленные облигации государственного займа. (Я пачки этих облигаций в шестидесятых – семидесятых помню в специальном ящичке у нас дома). Более-менее нормально стали жить в семидесятых. Так себя чувствовала сама бабушка. Ведь ей не надо было многого.

Возможно, дело было в ее жертвенности: сначала пускай мои (муж, дети) все оденутся (поедят, отдохнут), а потом уж и я!

В принципе, у бабушки был свой стиль. Длинные прямые волосы всегда гладко забраны в пучок на затылке. Полное отсутствие украшений (ни бус, ни сережек, ни брошей). Платья прямого силуэта из крепдешина или натуральной шерсти – это для праздников. А для будней – ситец, штапель, сатин, фланель. Расцветки – не кричащие, не цветастые, не яркие. Я помню темно-зеленый, синий, фиолетовый цвет зимой. Летние расцветки чуть повеселей, светлее. Допускался мелкий горошек, мелкий цветочек, тонкая полоска. Украшались платья небольшими отложными воротничками, воротником – шалькой и английским воротником.

Из дома без чулок – выход только в огород или за хлебом возле дома. А так всегда, и даже в жару, в «свет» только в плотных чулках, которые скрывают выпирающие вены.

Из «нарядной» обуви, если шли в гости – светлые легкие туфли на низком детском каблуке. И целыми днями в кожаных тапочках, типа нынешних балеток, и все бегом, все быстро, чтобы многое успеть.

Вспоминаю такую картину. Мне лет 11. Мы с ней сидим в автобусе. Нам по пути.

Я еду на занятие в музыкальную школу, а бабушка едет забрать из детского сада моего двоюродного брата и отвести к ним домой. (Семья дяди жила отдельно). У бабушки на коленях объемная сумка, она ее держит в крепких объятиях. Время от времени она приоткрывает сумку, опускает в нее руку и делает несколько движений внутри. Никто из пассажиров не обращает внимания. А я одна знаю, что она там делает. Мне немного неловко, как бы ее не запалили!

Там у бабушки стоит кастрюля с дрожжевым тестом для пирожков. Она ложкой его подбивает, чтобы тесто не убежало. Пирожки с картошкой сегодня будет есть мой братик!

Бабуля успевает привести ребенка, пожарить пирожков и убежать на завод, где она подрабатывала уборщицей.

Летом, когда мне было 5 лет, наш детский сад выезжал на дачу к морю. Моя бабушка устроилась работать туда нянечкой. Я отдыхала, как королева. Спала рядом с бабушкой на прохладной террасе, обдуваемая свежим морским воздухом, а не в душной детской спальне. У меня был свой человек в шаговой доступности, это давало ощущение защиты от казарменных порядков детсадовской дачи. Один раз посреди недели в свой выходной бабушка уезжала в город и привозила оттуда много всяких вкусностей. Чтобы я не «оголодала»! Чего только в той корзинке не было. Стыдно сказать, но даже один раз была черная икра. Мы же на Каспии жили! Но я эту икру тогда не смогла оценить по достоинству, предпочитая черной – баклажанную!

Бабушкино происхождение самое простое. Таких людей миллионы по России.

Она родилась в крепкой крестьянской семье в начале двадцатого века. В большом селе Матышево Ахтырского уезда Саратовской губернии. Теперь это Руднянский район Волгоградской области.

Отец и мать – люди очень достойные: трудолюбивые, порядочные, отзывчивые. Еще десять лет назад в этом селе можно было встретить стареньких бабушек, которые помнят и уважительно отзываются о моем прадеде. В годы войны многие дома проводили своих мужей сыновей на фронт, остались без мужской силы и мужских рук. А в крестьянском хозяйстве это ох как необходимо!

Прадед Никита Иванович не призывался на фронт из-за возраста. Было за шестьдесят ему. Вроде бы старик по тем меркам, но силы у него еще были. Он безотказно помогал всем: кому подправить крестьянское снаряжение, кого отвезти на подводе в больницу, у кого забить бычка или свинью. Тогда на селе людей спасала взаимовыручка, помощь, поддержка. Без нее наш народ не выдержал бы тех испытаний, что достались ему на коротком историческом отрезке в двадцатом веке.

Прадед очень умело вел свое хозяйство. Никогда его семья не голодала. Даже в отечественную. Бабушка с дочкой и сыном приехала в деревню к родителям, когда началась война, и жила там до ее окончания. Понятно, не шиковали в войну – зефира и мармелада не видали. Но была пасека, сад с яблоневыми деревьями, огород и участок в поле, на котором выращивались зерновые.

Зимними вечерами заботливый дедушка Никита сажал внуков на колени и рассказывал им сказки. Внуки его обожали! Вернется откуда-то с работы, у него всегда в карманах были припасены «гостинцы» для внучат: кусочек сахара, яблочко, горсть семечек.

Во время летней страды колхоз обеспечивал своих работников горячим питанием. Дедушка выхлебывал жижу, допустим, из наваристой куриной лапши с галушками, а кусочки теста из белой муки заворачивал в тряпицу. Дома со словами: «Вам лисичка гостинчик прислала!» отдавал внукам, подкармливал.

Я застала своего прадеда в живых. Он был парализован, уже не мог передвигаться, но при этом сохранял ясный ум и память. Бабушка с дедом забрали его к себе, привезли в Баку из села Волгоградской области, чтобы ухаживать за ним. Мне было 2—3 года, и он интересовался, шутил и пытался играть со мной. Уже в возрасте 85 лет Никита Иванович умер.

Бабушка Нюра унаследовала от родителей бесконечную любовь к детям, внукам и правнукам. Стойкость, умение выживать, не падать духом, сопротивляться. Когда в стране наступали сложные и непредсказуемые времена – то ли кризисы, то ли реформы, то ли перевороты, и нам всем становилось тревожно, она произносила свою любимую фразу: «Что людЯм, то и нам!» Именно с таким ударением в слове «люди».

С этой самой фразой ее отец в период коллективизации самолично отвел лошадь и корову в образуемый колхоз, чем себя спас от раскулачивания. А вот его родные братья этого не сделали, зацепились за свое нажитое, и, хотя были еще беднее, подверглись репрессии, были целыми семьями с оравой детишек сосланы с Сибирь. Многие из малышей умерли в дороге. Назад в село вернулись единицы из них.

Бабушка, хотя и была неграмотной, таила в себе целый кладезь народной мудрости. Поговорки, пословицы, песни, приметы. Многие словечки, слышанные мною от нее, я употребляю до сих пор. А есть даже такие выражения, которые я повторяла, повторяла за ней, не всегда даже до конца понимая некоторые слова, и только теперь мне раскрылся их жизненный смысл. Ну вот хотя бы эта фраза: «Камелек не тряхнется». Ее она произносила, когда была очень довольна результатом уборки квартиры, ремонта.

«Чище воды ничего не бывает». Так она меня успокаивала, если я сомневалась в возможности привести в порядок, отмыть очень загрязненную вещь.

«Глаза боятся, а руки делают», «Своя сила лучше родного сына», «Кто рано встает, тому бог дает», «На бога надейся, а сам не плошай».

И кстати о Боге, вернее, об отношениях с ним.

Бабушка не была набожной. Она не ходила в церковь, не соблюдала постов. Из всех религиозных праздников из детства помню только Пасху и Ильин день. Бог у бабушки сидел где-то очень глубоко. Когда она была девочкой, её отец многие годы был регентом, в их селе комсомольцы не разрушили церковь. Бабушка с сестрой всегда пели на праздниках в церкви. Бабушка – альтом, сестра – сопрано. Местный батюшка дружил с регентом Никитой. Однажды бабушка посмотрела в окно и увидела приближающегося к их дому батюшку, шедшего проулком. Бабушка как закричит: «Там поп идет к нам! В штанах!» Поп действительно шел без церковного облачения, без рясы, в обычной цивильной одежде. Когда священнику рассказали о реакции ребенка, он долго смеялся, а потом сказал девочке: «А что ж ты думаешь, Нюра, священники такие же люди, как и все! Мужчины носят брюки под рясой».

Думаю, бабушка на всю жизнь запомнила фразу о том, что священники – это люди. Вера в некое таинство, свершающееся в церкви, у нее исчезла. Навсегда.

В 30-е годы, когда были гонения на служителей культа, разгоняли монахов, разрушали церкви, монастыри, к ним в семью переехала жить бабушкина тетя. Она была игуменьей, ее монастырь разграбили и уничтожили. Одинокой и немолодой женщине податься было некуда, и она нашла убежище в семье брата. Бывшая игуменья была довольно образованной женщиной, у нее была небольшая библиотека. Она жила довольно обособленно от большой семьи. У нее был свой угол в доме, много времени она проводила в молитвах. Так она и жила с семьей брата до самой смерти.

Казалось бы, все окружение бабушки было верующим. Оно должно было сформировать глубокие религиозные чувства, потребность общения с богом, знание молитв, каких-то православных традиций в быту. Ничего этого не было. И быть не могло.