Кусково и Останкино

Дмитрий Николаевич умер в Кускове. В дневнике его сына, Сергея Шереметева, описано трогательное прощание слуг с «добрым барином»: «Крестьяне перенесли его на руках через всю Москву к пути следования в Александро-Невскую лавру, где, согласно завещанию родителя, погребен он рядом с отцом и с графиней Прасковьей Ивановной. Когда он лежал в гробу, черты лица его выпрямились, и меня поразило сходство его с матерью!».

Последующие поколения Шереметевых хотя и старались продолжать семейные традиции, но не смогли заслужить столь громкой славы, как дети и внуки фельдмаршала. Величественное здание Странноприимного дома, оставшегося единственным в России сооружением подобного рода, выходило фасадом на Сухаревскую площадь. Возведенный в форме полуподковы белоснежный приют-дворец являл собой образец русского классицизма начала XIX века. Поправки в первоначальный проект вносил великий итальянский архитектор Д. Кварнеги. Строительством и отделкой огромного здания в разное время занимались талантливые крепостные художники П. И. Аргунов, А. Ф. Миронов, Г. Е. Дикушин.

Своеобразие сооружению придавал резко выделявшийся купол домашней церкви Живоначальной Троицы. Торжественная роскошь ее интерьеров являлась заслугой итальянского живописца Д. Скотти. Лепные украшения и два горельефа на библейские сюжеты выполнил русский скульптор Г. Замараев. Парадный вход украшала открытая колоннада, придававшая зданию сходство с античным храмом. Вплоть до Октябрьского переворота здесь находили приют сотни обездоленных, престарелых и увечных. В настоящее время в залах роскошной шереметевской богадельни располагается медицинский музей.

Летний увеселительный дом

Первые упоминания о Кускове относятся к 1510 году, когда боярин Василий Андреевич Шереметев приобрел у боярина Пушкина подмосковную деревню в семи верстах от столицы. Предок знаменитого рода, казалось, совершил невыгодную сделку, обменяв обширную вотчину Алифинцево с хорошей землей на 30 десятин неважной пашни. В Кускове даже в лучшие времена собирали «сена меж полей не более семи копен». Небольшая усадьба с почвой, малопригодной для обработки, тем не менее оказалась удобна для «охотных забав», потому как скрывалась в густых подмосковных лесах. Судя по тому, что Кусково навечно осталось у семьи, его владельцы не жалели о невыгодном обмене. В первые годы затерянное в дубравах поместье служило для охоты, отдыха после военных походов. Здесь при случае «пересиживали» царский гнев, нередко избегая опалы. О житье Василия Андреевича и состоянии первых построек сведений не сохранилось, как не осталось документов, свидетельствующих о деятельности его сына Ивана Васильевича. Возможно, усадьба сгорела или была разорена в 1611 году, когда неподалеку от Кускова состоялась битва между ратниками русского ополчения во главе с Прокопием Ляпуновым и войсками польского гетмана Яна Сапеги.

Кусково. Вид на дворец со стороны регулярного парка

По окончании Смутного времени царский писарь Лаврентий Кологривов проводил межевание подмосковных вотчин, между делом составив описание возрожденного поместья. В описи 1622 года упомянуты два пруда и многочисленные постройки двух дворов: боярского и «животинного». Последний представлял собой участок, отведенный для проживания «деловых людей», как тогда называли вольнонаемных работников. На берегу большего водоема уже стоял деревянный храм с двумя приделами и колокольней. Государев писец назвал Кусково не деревней, а селом, хотя и без «деловых людей», то есть без крестьян, коих там никогда не имелось. В условиях безлюдья боярина обслуживали дворовые, немалый штат которых был необходим для приема царей Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича, считавших усадьбу Шереметева удобным местом для «охотных забав».

В 1715 году «старинная вотчина без людей» перешла от Владимира Петровича Шереметева к его старшему брату Борису Петровичу. За 200 рублей фельдмаршал получил земли, постройки и дворовых, следивших за домом и псарней. В купчей указано, что в селе «стояла церковь деревянна… четвертная пашня, и лес, и сенные покосы, и всякое угодье». Граф любил устраивать гулянья в великолепном кусковском парке, московская публика «валом валила» в назначенные дни. Впрочем, праздники «Крёза-старшего» не могли сравниться с торжествами его сына, который придумал и воплотил в жизнь целую систему «увеселений».

Идея создания кусковского архитектурно-паркового ансамбля принадлежит Петру Борисовичу Шереметеву, хотя ближайшая к дому регулярная часть сада начала складываться еще при жизни фельдмаршала Бориса Петровича. Его сын проявлял верность императрице даже во вкусах, оформив свой летний «увеселительный дом» согласно выдумкам Елизаветы Петровны и Растрелли.

Молодой граф принимал гостей в павильоне Эрмитаж, почти не отличавшемся от подобного строения в Царском Селе. В Останкине обеденные блюда подавали наверх с помощью подъемных устройств. После ужина публику приглашали в сад, усаживали на дерновые скамьи Воздушного театра, где в сиянии цветных фонариков можно было наслаждаться природой под пение крепостного тенора Степана Дегтярёва, который обучался оперному искусству в Италии.

Возможно, именно многочисленные посетители Кускова увековечили славу родового имения Шереметевых.

Панорама «Усадьба Кусково в XVIII веке»

В свою очередь владельцы имели счастье принимать гостей, удивляя и восхищая их спектаклями, концертами, торжествами и фейерверками. «Бывало, всякое воскресенье, – записано в дневниках историка Н. М. Карамзина, – от мая до августа, дорога Кусковская представляла улицу многолюдного города, и карета обскакивала карету. В садах гремела музыка, в аллеях теснились люди, и венецианская гондола с разноцветными флагами разъезжала по тихим водам большого озера». С начала XVIII столетия в России сложился определенный уклад придворной жизни, негласно вменявший каждому вельможе устройство летней резиденции. Возникшая еще при Елизавете, в екатерининские времена эта мода переросла в архитектурно-строительную манию. Роскошные городские и загородные усадьбы с дворцами, парками, оранжереями и прудами возводили все, от членов царской семьи до небогатых дворян. Творения Петра – Летний сад в столице и Петергоф на берегу Финского залива – повторились в многочисленных подражаниях.

Загородный дом предназначался не для жилья, а служил местом «увеселений» и приема огромного числа гостей:

Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен,
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные обои,
Царей портреты на стенах
И печи в пестрых изразцах.

    А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»
По слухам, усадьба обязана своим возрождением Елизавете Петровне, отдыхавшей в резиденции Перово, расположенной в трех верстах от вотчины Шереметевых. В семейных архивах не указаны причины, подтолкнувшие графа к решению о переустройстве усадьбы. Основой глобальных переделок могла быть инициатива самого графа или намек императрицы, выразившей желание видеть у соседа столь же роскошные хоромы. Деревянный дворец в Перове был построен по проекту итальянца Растрелли, а Пётр Борисович решил удивить общество талантом своих крепостных зодчих.

Усадьба Кусково обрела современный вид в конце 1770-х годов, но и до того времени она давно превосходила подмосковные усадьбы размерами и богатством отделки. Предназначенная для невиданных увеселений, летняя резиденция Шереметева почти не отличалась и даже превышала императорские поместья по отдельным параметрам. Например, кусковский парк занимал площадь свыше 30 гектаров, что составляло территорию равную Царскосельскому парку и почти в три раза большую, чем Летний сад.

Летом 1726 года в Кусково прибыли вольнонаемные работники из ярославского села Вощажникова, встав на довольствие и постой к графским крестьянам. В том же году приняли новый облик обветшалые боярские хоромы, затем появились каменная церковь и плодовый сад. По указанию графа заново спланированные комнаты обили обоями: бархатными и камчатными из Европы, лаковыми из Китая. В больших залах старинные печи заменили каминами на французский манер. По традиции центральное место в усадьбе занимал дворец. К нему вели прямые дороги от Москвы, а также от соседнего имения Перово, куда изредка наезжали члены императорской семьи. От дома начинался партер регулярного парка с широкой просекой в конце, не скрывавшей эффектного вида на село Вешняково, тоже принадлежавшее Шереметевым.

Менее чем через 20 лет дорогостоящая заморская отделка обветшала, о чем свидетельствует «опись хоромного строения», составленная управителем перед началом ремонта 1741 года. Через десятилетие старый деревянный дом был значительно расширен и заново убран. Летом 1754 года на втором этаже заканчивалась отделка двусветного (двухуровневого) зала, куда попадали через анфиладу парадных комнат. Барочное оформление контрастировало, но не противоречило нестрогим классическим формам.

Вскоре после капитального ремонта в конструкции обнаружились серьезные недостатки. Перед тем множество «трещин и расседин» устранил крепостной мастер Савва Иванович Чевакинский, регулярно осматривавший дом по просьбе графа. Однако в 1758 году дворец стал оседать, начали рассыхаться деревянные конструкции, в некоторых местах разошлись стропила, и дождевая вода через щели затекала в камины. Медленно разрушавшемуся зданию не помогли переделки по плану известного московского архитектора Д. В. Ухтомского.

В 1769 году дворец решили разобрать до основания и выстроить новое, одноэтажное, но более просторное здание в модном классическом стиле. Протяженность его фасадов планировалась до 10 сажен в длину и около 6 в ширину. Пётр Борисович заказал план французскому архитектору Шарлю де Вальи, но готовый проект получил от его ученика, еще не успевшего прославиться молодого зодчего В. И. Баженова (1737–1799). Однако даже эти документы были получены только в 1774 году, когда закончилось возведение здания и подходили к концу отделочные работы.

По одной из версий, участие именитого мастера Вальи ограничилось исправлением чертежей, сделанных русскими специалистами. Возможно, он предложил отделку фасада, к тому времени еще не оформленного в определенном стиле. Его проект могли приспособить к зданию московские зодчие. Почерк Вальи отмечен в декоре парадных сеней.

Прихожую вначале намеревались обить тисненой кожей, но конечный вариант отделки напоминал одно из нереализованных творений прославленного француза.

Поправки Вальи почти не повлияли на удачное планировочное решение и внутреннюю отделку, разработанную и осуществленную местными строителями. Огромное состояние графа Петра Борисовича позволяло не останавливаться перед финансовыми затратами и привлекать к работам первоклассных архитекторов. В 1750-х годах для графа трудились архитектор Ю. И. Кологривов и представитель знаменитой династии крепостных дарований Ф. С. Аргунов. Последнему принадлежат проекты Грота, Кухонного флигеля, Бельведера, а также участие в разработке плана и отделке Итальянского домика.

С 1764 года часть нового дворца строилась под руководством прибывшего из Москвы архитектора К. И. Бланка. Он создал Оранжерею и Эрмитаж в сотрудничестве с Аргуновым. Основную часть планировочных работ в регулярном парке выполнил садовник Андрей Фохт. Несмотря на активное участие иноземных зодчих, основную роль в создании дворцового ансамбля сыграли местные мастера: крепостные архитекторы, живописцы, каменщики, резчики, геодезисты, мебельщики.

Большинство парковых статуй приписано неизвестным авторам, работавшим по рисункам Кологривова. Много изваяний завезено из Италии. Например, скульптуры «Наяда» и «Река Скамандр» помечены монограммами «B. S.». Статуя Минервы рядом с Оранжереей создана скульптором А. Ивановым. Фигуры и белокаменное резное украшение Грота являются творениями М. И. Зимина. Сложную отделку этого павильона выполнил петербургский «мастер гротического дела» И. И. Фохт. Деревянная скульптура с разноцветными раковинами заказывалась во Франции.

В Петербурге делались прекрасные паркеты для парадных залов. По обыкновению того времени, крепостные укладывали настил без рисунков, возможно пользуясь имевшимися образцами. Паркетные полы создавались неспециалистами, но в самом выборе и размещении их по залам дворца прослеживается понимание масштаба и характера помещений. Росписи павильона Эрмитаж выполняли приглашенные столичные живописцы. Их имена остались неизвестными, но некоторая часть картин принадлежала кисти крепостного художника П. Г. Красовского.

Усадьба с полуофициальным названием «летний загородный увеселительный дом» сооружалась с грандиозным размахом. Граф не принимал во внимание страдную пору, сгоняя на строительство сотни пеших и конных «людишек» из дальних вотчин. Земледельцев на многие месяцы отрывали от полей, заставляя рыть каналы, рубить старые и сажать новые деревья, чистить луга, подготавливая площадки для будущих построек. В усадьбу тысячами привозились взрослые деревья и кустарники, поэтому аллеи появлялись в течение нескольких дней.

Пётр Борисович не спешил тратить свое богатство, к тому времени составлявшее более миллиона рублей золотом и недвижимостью. Значительная часть расходов возлагалась на крестьян. Так, в 1765 году из соседнего Вешнякова на работы в Кусково были привлечены 90 человек из 405, то есть около четверти хозяйства на все лето осталось без тяглых – работоспособных мужчин в возрасте 17–65 лет. Строители трудились весь световой день, уходя на ночлег в деревню. Снабжать рабочих деньгами, провизией и одеждой обязывали односельчан, с которых, кроме того, регулярно собирали налоги в случае «непредвиденных трат». К таким тратам, в частности, относилось приобретение мрамора, картин, ковров, хрустальных люстр, мебели и бронзовых канделябров.

После завершения работ интерьеры дворца преобразились в тщательно продуманный и мастерски исполненный ансамбль. При отделке парадных залов использовались дорогие материалы: бронза, шелк, ковры. Однако гораздо чаще применялась тисненая проклеенная бумага, которую затем красили или золотили, что было намного быстрее и дешевле. В этой технике отделаны Малиновая гостиная, Столовая, Танцевальный зал.

Пётр Борисович не только отдавал строительству кусковского дворца значительную часть своих доходов, но и посвятил ему большую часть сознательной жизни. Ни один чертеж или план не мог быть воплощен без одобрения графа. Каждый замысел реализовался только после долгого обсуждения с хозяином. Рукой Шереметева написаны подробные замечания к проектам. Результатом его требований, порой состоявших из десятков пунктов, являлись следующие выводы: «Вот мое мнение об этом строении, а ежели что лучшее, рассудите с архитектором и дайте мне знать». Иногда управителю предоставлялось право окончательного решения, но совет графа неизменно принимался как приказание: «О плафоне сами рассудите, писаный или штукатурный, а мне кажется, штукатурный пристойней».

Готовое имение вызывало восторг и удивление современников. Шереметев добился желаемого и, «не слишком поиздержавшись», воздвигнул колоссальный дворцовый комплекс, где проводились столь же грандиозные торжества. Из письма управителя Никиты Александрова известно, что «для увеселения зрителей были три театра, в доме обед, ужин, бал; сад за прудом, каскад, остров, яхта, шлюпки были иллюминированы, и повеселились до пяти утра, и такое множество народа – надо думать, до 30 000 или более. Одних карет по счету было 2800, опричь прочих повозок. В Москве лошадей недоставало: за четверку платили по 25 рублей».

При сравнении планов старых хором и нового дворца заметно совпадение как отдельных частей, так и общей конструкции здания. Конторочки увеселительного дома целиком воспроизводят устройство кабинетов снесенной постройки. На формирование интерьеров дворца существенное влияние оказало убранство петербургских домов Шереметевых. Внутренняя отделка Парадной спальни является копией оформления аналогичного помещения в столичном дворце.

В отсутствие главного архитектора Кусково стало итогом совместного труда заказчика, множества зодчих, крепостных и вольнонаемных строителей. Административную работу выполняли управители и приказчики, мало сведущие в современных художественных стилях. Столь необычная сегодня ситуация для той эпохи была обычным явлением, благодаря которому возник своеобразный памятник культуры, воплотивший в себе новые и предшествующие традиции.

Кусковские зодчие

Архитектор Алексей Фёдорович Миронов (1745 – ок. 1810) не изучал теорию архитектуры, но приобрел серьезные знания на стройках в Кускове. К 23 годам зодчий-самоучка имел достаточно опыта, чтобы возглавить работы по проектированию и возведению нового дворца. Юноша учился в гимназии Московского университета, вопреки тому что был сыном графского повара. Направляя крепостного в столичную школу, Шереметев хотел получить учителя арифметики для детей своих дворовых, проявивших способности в ремесле или в искусстве. Первое время Миронов действительно обучал «цифирной грамоте» подрастающее поколение мастеров.

Помимо составления чертежей, Миронов исполнял обязанности «архитектора на лесах» – постоянного наблюдателя за возведением главного здания и прилегающих к нему построек. Теоретические пробелы восполнялись советами московского архитектора Карла Бланка, периодически приезжавшего в Кусково по приглашению графа начиная с 1765 года.

В XVIII столетии работа зодчего не ограничивалась технической стороной строительства. Проект того времени представлял собой схематичный набросок, изображавший один лишь фасад здания. Руководителю стройки приходилось рассчитывать конструкции, нередко дополнять и расширять первоначальный план, прилагая глубокие инженерные знания.

В обязанности «архитектора на лесах» входили не только распоряжения мастерам. Он раздавал собственноручно выполненные шаблоны эскизов, рисовал детали оформления, разрабатывал цветовое решение, уточнял пропорции всего здания и отдельных его фрагментов. Занимая высокий пост в имении, Миронов оставался крепостным и находился в полной зависимости от хозяина, управляющего и даже от управителей дальних имений. Создатель уникального памятника так и не получил вольной, хотя не раз обращался к графу с просьбой «дать спокойно окончить остаток дней».

Однако трудовая деятельность зодчего закончилась не на воле и даже не на стройке, а в канцелярии, куда его направили после ссоры с управляющим. Пётр Борисович читал послания, но воспринял просьбы старого полуслепого мастера как дерзость. В семейном архиве Шереметевых сохранился документ, в котором содержалось указание «вразумить Миронова, что таким наглым и безумным образом от господина просить ничего не дозволено». Вразумление состояло в «смотрении за укреплением берегов пруда», то есть в работе, с которой мог справиться любой ученик.

Кусково. Партер вблизи Оранжереи. Рисунок А. Миронова, 1780-е годы

Под началом Миронова трудилась команда получивших специальные знания плотников, каменщиков, маляров, резчиков, позолотчиков. Один из воспитанников – Григорий Дикушин – стал известным крепостным архитектором, самостоятельно построившим колокольню церкви Спаса Нерукотворного. Созданная в 1792 году деревянная звонница каменного храма сохранилась до сегодняшнего дня. По своей конструкции она несколько отличалась от религиозных сооружений того времени. Все карнизы украшали скульптура и декоративные вазы; в нишах ниже купола стояли статуи евангелистов. Изящной формы крест не просто крепился на куполе, а поддерживался фигурой парящего ангела. Соответствующее дворцу оформление указывает на то, что при возведении церкви с колокольней уже намечался парадный ансамбль усадьбы.

Способности других зодчих Шереметева проявились в отделке внутренних помещений. Великолепное убранство дворца является результатом совместного творчества мастеров различных специальностей. Свою последнюю работу по устройству паркетного настила исполнил выпускник петербургской Академии художеств столяр Яган Кинт. Мастер скончался в апреле 1771 года, тотчас по возвращении из Кускова, и управляющему графа пришлось выплачивать жалованье вдове.

Кусково. Декоративная ваза на северном крыльце дворца

Резную отделку стен выполнил скульптурного дела мастер Иоганн Юст, впоследствии принимавший участие в создании модели Большого Кремлевского дворца. Его талантом отмечено множество статуй, а также горельефы танцевального зала, лепнина зеркальных рам и карнизов. Большая часть дворцовых покоев украшена архитектурными деталями из плотной проклеенной бумаги, оттиснутой в различных формах. Юст виртуозно работал с тисненой бумагой, сочетая дешевый материал с гипсом, деревом, росписью. Делом его рук были изваяния из легко обрабатываемой терракотовой массы, созданной по собственному оригинальному рецепту. Работа в союзе с крепостными резчиками Евсеем Матвеевым, Василием Ильиным, позолотчиком Петром Рыбаковым позволила немецкому ваятелю выполнить превосходные скульптурные группы.

К сожалению, в отчетах не всегда указывались конкретные исполнители дворцовых интерьеров. Не сохранились имена многих декораторов и строителей, трудившихся над отдельными частями здания. В документах упоминались безымянные живописцы, лепщики, обойщики, резчики, столяры. Слаженная команда крепостных мастеров подчинялась непосредственно Алексею Миронову, заслугой которого являлось объединение различных манер и приемов в цельное художественное явление.