Держись подальше
Почему бы, действительно, не переболеть сейчас, пока не случился коллапс здравоохранения, как в Европе? Избавиться от грызущей ежедневной тревоги, суеты с мытьём рук, страхом прикоснуться к собственному лицу. Ведь я здоровый мужчина в полном расцвете, как говорится. Переболею и выкарабкаюсь как-нибудь. Пусть у меня не самая хорошая наследственность (гипертоники по отцовской линии), я скорее умру от инфаркта, ожидая инфекцию, чем от самой инфекции.
Ещё пару недель назад всех пугали единичные случаи заражения, а сегодня сотни больных – всего лишь сухая статистика. Раньше каждый чих в офисе вызывал нервные смешки со всех сторон и бурное обсуждение новостей о распространении вируса всё дальше и дальше по Азии. Теперь всё больше молчат и хмурятся, раздражённо думая: «Какого чёрта я всё ещё прихожу на работу?» Все ждут первого больного в фирме и карантина. Дважды в день в офисе приходится измерять температуру. Секретарша в маске и латексных перчатках, отряженная на это дело, заносит показания термометра в списки, выдаёт зелёный стикер, который нужно носить на одежде до следующей проверки. Стоит выйти в фуд-корт или заскочить в магазин, и там проверят, наградят своим стикером. Так и ходишь весь день облепленный цветными кружочками, как под прицелом. Я уже научился распознавать по стикерам, кто где в здании работает, обедает и шопится.
Единственное благо во всей этой ситуации – в очередях теперь положено держать дистанцию не менее метра друг от друга. Разговорчики в строю также не приветствуются – молчи и храни свои микробы при себе! Дамы и господа, в эти тяжёлые времена нам с вами нужно держаться подальше друг от друга. А китайским бабкам всё нипочём. Плевали они на разметку. Сегодня в очереди на входе в супермаркет одна такая дышала мне в затылок, так и хотелось её лягнуть. Я стариков не люблю, но уважаю за то, что они умеют заставить с собой считаться. Я так не умею.
А на улице адское липкое пекло! Выбор невелик – сдохнуть от вируса или задохнуться под маской. На работе дресс-код: рубашка, брюки, туфли, галстук по желанию. Униформа никогда не была для меня проблемой, заморачиваться по одежде – не моё. Но здесь, недалеко от экватора, всё не так! Утром я выезжаю рано и не успеваю сильно вспотеть, а возвращаюсь домой уже замаринованный в собственном соку. Ежедневная стирка и глажка сделались моим мазохистским удовольствием. Теперь я мало-мальски адаптировался, а в первый день, когда только приехал, оконфузился не по-детски. А всего-то проехал в метро несколько остановок и прошёл пару кварталов вверх по улице. В отдел кадров для подписания контракта явился весь мокрый. На мне была голубая сорочка без пиджака. Она насквозь пропиталась потом так, что были видны соски на груди. Секретарша спросила меня, попал ли я под дождь. Я хмуро ответил: «К сожалению, нет». Она принесла мне стакан воды и кипу бумажных салфеток. Потом улыбалась, поглядывая на меня, и шепталась с коллегами.
Первое время я брал на работу в офис сменную сорочку. Теперь адаптировался, и обхожусь одной. У нас в фирме есть менеджер из европейцев. Позиция у него не самая влиятельная, однако каким-то образом он умудрился продавить для себя особое положение. Зовут его «человек-сандаль», потому что он носит сандалии без носков, спортивные шорты до колен и мятые футболки с австралийскими принтами. PR-менеджер бесится, когда видит его в конференц-зале на переговорах. Так вот, он был моим тайным кумиром. Однажды я совсем обнаглел и пришёл в офис о гавайской рубахе с коротким рукавом, в джинсах и кроссовках. Мне сразу сделали замечание.
– А как же человек-сандаль? – спрашиваю.
– Его позиция занята, – презрительно заявила PR-менеджер. – Как освободится, я вам сообщу.
Вот такая дискриминация по расовому признаку или по корпоративной иерархии, кому как нравится. Человек-сандаль упал в моих глазах. Гораздо проще презирать его, чем обижаться на систему.
На обед я теперь хожу в одно и то же время. Не сговариваясь, мы встречаемся с Юли в холле внизу, вместе выбираем кафе. Для меня теперь выбор простой – предпочитаю обедать там, где меньше народу. Готов проглотить любую гадость. А Юли долго принюхивается и приглядывается. Я уже понял, что для неё главное не еда, а обстановка в кафе. Ей нравятся белые чистые столики, светлые помещения, большие окна в пол, современный минималистичный дизайн. Она заходит в такие кафе и подолгу вчитывается в меню, не зная, что выбрать. Говорю ей: «Пойдём отсюда, здесь дорого и поесть нечего». А она: «Посмотри, как здесь уютно». Если уж она решила остаться, лучше смириться и не настаивать. Иначе весь обед просидит недовольная, молчаливая и быстро уйдёт. А мне хочется остаться с ней подольше. Я не люблю разговаривать, но быть рядом и просто слушать её мне нравится. Я бы пригласил её в кино или в бар на крыше с красивым видом на центр сити, но с этой недели из-за эпидемии всё закрыто. Пока не запрещено гулять в национальном парке. Юли, конечно, любит долгие блуждания по лесу, но я как представлю себя потного и вонючего, с пеной у рта, сразу гоню всякую мысль о таком первом свидании. Поэтому пока приходится довольствоваться офисным ланчем, где каждый платит за себя.
Мне нравится Юли. Мне нравится её белозубая улыбка. Мне нравится её полная грудь. Я разглядываю, как шевелятся её губы, как она порой обнимает себя одной рукой за плечо, и грудь её поднимается ещё выше. Я разглядываю её, и она, конечно, замечает. Она не кокетничает и не флиртует, но позволяет собой любоваться. Так естественно у неё это получается, так просто и не пошло. Я хочу быть с ней, но не знаю как.
Я давно изучил её в Фейсбуке. Нашёл профиль и подал заявку в первый же день, как мы познакомились. Она – единственная из моих виртуальных друзей не постит про вирус. Грузит на стену фотографии природы – Австралию, Новую Зеландию, куда ездила в прошлом году, ещё какие-то места в Азии, где я никогда не был и вряд ли побываю с моими-то привычками и фобиями.
Вижу её на фотографии напротив древнего индуистского храма: не побоялась надеть чужие давно нестиранные тряпки, что раздают на входе, пройти босиком по выщербленным плитам пола, истоптанного тысячами немытых ног, вероятно, с грибками под ногтями. Не побоялась омыться в священном источнике посреди джунглей вместе с толпой местных, преподнести дары каким-то непонятным чужим богам, чтобы очистить карму. Вот уж не думаю, что в таком месте можно от чего-то очиститься, скорее приобретёшь новых докучливых друзей на коже и других частях тела. На другой фотографии кто-то заснял, как Юли покупает и тут же пробует свежеразделанный дуриан с лотка на улице в Бангкоке. Удивительно, как она выжила до сих пор! Не умерла от дизентерии, не потерялась навсегда в джунглях, не попала в плен к доброжелателям, не потеряла все свои сбережения. С ней могло случиться всё что угодно и не единожды!
Я спросил её недавно: с кем она путешествовала по Австралии? Ответила, что полетела туда одна. Уже в самолёте познакомилась с компанией сёрферов. У тех была пересадка в Мельбурне, на следующий день они летели на коралловые рифы, а ночь должны были провести у знакомого в частном доме. Они пригласили Юли с собой. Та по прилёте в Мельбурн аннулировала свой отель и отправилась с новыми знакомыми в какой-то дом на побережье непонятно к кому. По её словам, она отлично провела время, всю ночь проболтала с новыми приятелями. Они слушали музыку, ели пиццу и смотрели на океан. Потом она уснула в гамаке на веранде, а когда проснулась, знакомые сёрферы уже уехали в аэропорт. Хозяин дома накормил её завтраком, помог взять в аренду машину в местной конторе. Юли до сих пор поддерживает связь со всеми через социальные сети. И не только с ними, а с сотнями других, с кем познакомилась при таких же сомнительных обстоятельствах. Число друзей в Фейсбуке у неё около двух тысяч. Я поинтересовался, всех ли она знает лично. Оказалось, что практически всех…
Меня, конечно, волнует вопрос: сколько мужчин у неё было? Она так легко сходится и расходится с людьми, что размышления на эту тему возникли сами собой. Даже если бы я не хотел её… А уж тем более… Хорошо, предположим я знаю. Разве любая цифра – три или тридцать – изменила бы моё к ней отношение? Я спрашиваю себя и не могу дать ответа. Так три или тридцать, чёрт возьми?!
***
Ситуация с вирусом катится под гору по нарастающей. Пойти в супермаркет равносильно разведке боем: сплошные заграждения, разметка, сканирование ID-карточек5 и QR-кодов, удостоверяющих твою локацию. Все стараются покупать продукты в интернет-магазинах, но службы доставки не справляются, свободные слоты появляются лишь на несколько минут раз в сутки и совершенно неожиданно. У нас в фирме все заранее забивают виртуальные корзины и целый день обновляют страницу заказа, чтобы вдруг получить возможность оплатить доставку. Если посчастливилось отовариться, пишут в общий чат товарищам: так и так, видел два свободных слота. Толпа оголодавших тут же бросается тыкать в экраны телефонов, и через пару секунд заказать доставку уже невозможно. На той неделе мне повезло – удалось первым тюкнуть кнопку «Оплатить», но из того, что я выбрал, привезли только половину. Ни яиц, ни сливочного масла, ни муки, зато мороженого сколько угодно! Ем по вечерам сладкое, быстрые углеводы способствуют мышлению, а хотелось бы отупеть, стать непробиваемым, как мужики на «мокром рынке». Они грузят из ящиков на базарные лотки свежие фрукты, тут же закидывают в рот немытую вишню или разламывают сочный лонган. Сок бежит по пальцам, они его слизывают и дальше хватаются за ящики. Таким любые вирусы нипочём!
Теперь мы работаем посменно, через день. На этой неделе мои дни – понедельник, среда, и пятница. У Юли тоже. Меня хотели занести в другую группу, но я настоял, чтобы работать именно в эти дни. Мы продолжаем обедать в кафе. Выбор теперь невелик. Большая часть общепита продаёт еду только навынос. В других местах всё ещё можно посидеть за столиком. Чтобы увеличить дистанцию между посетителями, на столики через один наклеили крестом красную ленту. Сегодня, когда мы вошли в кафе и сделали заказ, у нас спросили, живём ли мы вместе. Я почему-то растерялся и не нашёлся что сказать. Юли ответила, что мы коллеги.
– Вообще-то, вы должны сидеть раздельно, – заметил парень на кассе. Из-под приспущенной маски у него торчал мясистый широкий нос. – Ладно, можете сесть за один столик, дело ваше. – Он пробил нам разные чеки. – Самое время определиться, с кем остаться на карантин, – буркнул он.
Двинуть бы по носу этому советчику, чтобы не лез не в свои дела. Судя по расплющенности его носопырки, кто-то об этом уже позаботился. Зло берёт, да вот только он прав. Всё идёт к тому, что скоро отправят по домам надолго. И это скоро ни через месяц, и даже ни через неделю. Ситуация усугубляется прямо сейчас. Каждый день по электронной почте приходят извещения от руководства фирмы с новыми ограничениями. Я должен решиться хотя бы намекнуть…
– Ты посмотрела видео? – спросил я её, так и не придумав правильных слов. К сожалению, я не мастер экспромта. Вот так и на совещаниях: пока сформулирую, что сказать, за меня уже ляпнет кто-то другой. Остаётся только злиться и пыжиться, думая, что я-то объяснил бы куда обстоятельнее.
Я взял поднос с едой и пошёл в центр зала к пустым столикам.
– Давай на кресла, возле окна, – попросила Юли, догоняя меня.
– Нет, там уже сидят, – отрезал я, вытирая наш столик влажной салфеткой с алкоголем, прежде чем поставить на него тарелку с сэндвичами и кружки с кофе.
Юли скептически дёрнула бровями, но спорить не стала.
– Так ты посмотрела видео? Я тебе отправил вчера на Whatsapp.
– Нет ещё, – отмахнулась она, и схватилась было за сэндвич, но я успел сунуть ей в руки свежую влажную салфетку. Она взяла, скомкала её в ладонях и отложила на край стола.
– Посмотри, – попросил я, стараясь не слишком напирать. – Японцы засняли на высокочувствительную камеру, как больные люди распространяют микрокапли слюны, даже когда просто разговаривают. Для этого не нужно чихать или кашлять. Эта зараза дрейфует по воздуху…
– И что?
– А то, что маску нужно носить! Я говорил тебе.
Всё-таки я зануда! Сам себя не выношу!
– У меня лицо потеет и в ушах щёлкает от резинок. – Юли потёрла глаз. Есть у неё такая вредная привычка. – В конце концов переболею, большое дело. Надоело об одном и том же. Все превратились в параноиков.
– Я просто не хочу, чтобы ты заболела. – Я попытался состроить жалостливую гримасу с круглыми глазами, как у кота из мемов. Вряд ли у меня получилось с моим-то эпикантусом. Наверняка у китайцев есть какой-то свой трюк для подобного случая. Надо бы спросить у Сау Чин.
Юли всё же улыбнулась. Мы помолчали.
– Чувствую себя как в клетке, – выпалила она. – Если объявят карантин, всё равно буду выходить на улицу.
– И подхватишь заразу, – спокойно констатировал я.
– Нет, вот такие как ты и подхватывают. А я буду делать что хочу, буду лапать себя руками, – она повозила ладонями по лицу, – и никогда не заражусь!
Тут я промолчал, хотя она несла откровенную чушь. Мать мне как-то посоветовала никогда не спорить с женщиной, потому что её не особо интересует, кто из вас двоих окажется правым. «Правда у всех своя, – утверждала она. – Женщину больше интересует, что для тебя важнее – одержать над ней победу или сделать её счастливой. Не спорь с женщиной, если не хочешь, чтобы она тебя возненавидела». Сомнительная логика. Помню, я было хотел возразить маме, а она отвесила мне подзатыльник: «Не спорь с женщиной!»
Я так и не понял, в чём там дело и почему нельзя спорить, но на всякий случай решил следовать совету. С ней я точно никогда не спорю. Уже привык, что в жизни мало логичного – сплошная религия, всё нужно принимать на веру. Вот и Юли возомнила себя пророком-чудотворцем. Пусть, мне легко поверить, когда она уверена.
– Кстати, у меня в воскресенье день рождения. Буду праздновать! – бунтарским тоном заявила она. – Приглашаю тебя на барбекю. Придёшь? – Юли испытующе прищурилась.
– Bien sûr!6 – блеснул я скудным знанием французского.
– O, merci! Merci beaucoup!7 – весело засмеялась она. Так легко её осчастливить.
***
Шеф уехал в отпуск и застрял посреди океана на тропическом острове площадью в один квадратный километр. Можно было бы сказать, что застрял в раю с белым песком и пальмами, но цены, как известно, там совсем не райские. Вылететь оттуда уже невозможно – закрыли аэропорт. Остров на карантине. Местный никудышный интернет перегружен, и связи с шефом почти никакой. Иногда он назначает интерактивные совещания и, страшно заикаясь и дёргаясь на экране, раздаёт какие-то указания, которые никто расшифровать не может, но все делают вид, что понимают и готовы к действию. Его «чайка-менеджмент», когда он залетает к тебе в офис, орёт, срёт тебе на голову и улетает, оставляя обтекать, больше не работает. Так смешно наблюдать за его беспомощностью. Начинаю подозревать, что одно из моих безумных желаний исполнилось. Отключаю исходящий звук и комментирую слова шефа в стиле Масяни: «Але, кто это?! Директор? Да пошёл ты в жопу, директор, не до тебя щас…»8
Хулиганить теперь можно сколько вздумается. Когда я прихожу в офис, Оливия и Сау Чин работают из дома и наоборот. Оливия, моя молчаливая соседка, начинает свой рабочий день тем, что отправляет мне в мессенджер мемчик на тему вирусной пандемии и спрашивает, хорошо ли я себя сегодня чувствую. Я отписываюсь вежливым смайликом. Иногда, приходя в офис, обнаруживаю у себя на столе какую-нибудь мелочь, вчера Оливия одарила меня многоразовой маской для лица с нелепым принтом из японских комиксов. Мысль о том, что я ей нравлюсь, и своими подарочками она пытается привлечь внимание, кажется ужасно нелепой.
Русофил из Новой Гвинеи нашёл меня в скайпе и напросился в друзья. Каждый день он пишет мне что-то на русском. Судя по корявости формулировок, использует сетевой переводчик. Иногда я даже отвечаю ему что-то вроде: «да нет, конечно!» или «базара нет…» Иногда просто игнорирую, а если он спрашивает, чего молчу, отвечаю: «Да блин, чувак, руки не доходят посмотреть. Пашу, как папа Карло!» После таких ответов он долго молчит, видно, гуглит перевод и пытается сообразить, что я имел в виду. Так, глядишь, и выучит великий и могучий.
Юли на обеде делится новостями о том, как она успела попасть до закрытия в народную галерею и ещё какой-то музей в китайском квартале. Я неодобрительно качаю головой:
– В китайском квартале вечно толпы народу. Ты ведёшь себя безрассудно! Что за необходимость такая?
А Юли меня не слушает и продолжает щебетать о том, как она специально отправилась в арабский квартал, чтобы купить себе каких-то особенных пиалок, расписанных вручную в народном стиле.
– Я так о них мечтала и всё никак не могла найти время, чтобы съездить и купить. А вчера был свободный день…
– Вообще-то, ты должна была работать из дома, а не подвергать себя риску, шатаясь по базарам.
– А ещё я накупила себе цветных вееров, – продолжала Юли, не слушая меня. – Ненавижу кондиционеры! Насколько изящнее обмахиваться веером.
– Ты меня убиваешь! – я сжал зубы и кулаки, притворяясь рассерженным. – Впору купить вентилятор и присобачить себе на лоб, чтобы ни одна зараза не прилипла. А она обмахиваться собралась…
Упрекаю её, а сам потратил вчерашний рабочий день, шатаясь по магазинам в поисках подарка. Юли недавно обмолвилась, что её ноутбук перестал транслировать видео и со звуком нелады. Что, казалось бы, проще, чем подарить другу веб-камеру? Я обошёл несколько торговых центров – веб-камеры, мониторы, ноутбуки и принтеры как ветром сдуло, пустые стеллажи и витрины, – только перечёркнутые ценники и таблички «распродано». Угрюмые продавцы в масках блуждают по торговому залу и пожимают плечами. Деловой сити готовится к глобальному «home-office9».
«Зато туалетной бумаги теперь в изобилии», – ворчу я себе под нос.
Пришлось заказать веб-камеру в интернет-магазине. Вряд ли она успеет прийти до воскресенья. Купил безбожно дорогих бельгийских конфет и на том успокоился. Вкус родины, всё такое… Надеюсь, Юли оценит. А веб-камеру отдам позже, как пришлют.
На день рождения к Юли я собирался так тщательно, что самому сделалось противно: мылся, брился, перетряс гардероб, будто ожидал раскопать неожиданную обновку. Ничего нового, конечно, не нашёл. Кроме офисной одежды, у меня и нет ничего. Оно и не нужно, вот только сегодня вдруг понадобилось. Надел ту самую единственную гавайскую рубаху, что не оценила PR-менеджер. Влажные волосы зачесал назад – они высохли и встали дыбом. Пришлось ещё раз намочить и уложить гелем на сторону – превратился в додика, чуть не плюнул в зеркало. Запустил руки в шевелюру и взъерошил – третий раз мыть голову – это слишком!
Юли прислала адрес. Она живёт в кондоминиуме с бассейном и спортивным залом, снимает комнату в апартаментах с соседями, как студентка. Я спрашивал её, неужели не может позволить себе отдельную квартиру. Она засмеялась. Оказалось, дело совсем не в деньгах. Она, видите ли, приехала знакомиться с людьми и культурой, к тому же ей всегда веселее в компании. Кто бы сомневался!
Юли предупредила, чтобы я не ломился к ним в квартиру, а шёл сразу к месту для барбекю у небольшого прудика возле башни «3D». Оказалось, у них и свой прудик имеется. Прошмыгнув на территорию кондоминиума в калитку заднего входа, я пошёл по указателям. Пять башен в двадцать этажей стояли по кругу, между ними, как водится, бассейны и небольшое стеклянное здание спортивного зала, по периметру два теннисных корта, обширная детская площадка и несколько беседок для пикников. Хорошо устроились!
А я живу в отдельной квартире, но подешевле – в обычной пятиэтажке возле уличного фуд-корта и рынка. На моём этаже возле лифта обитает старуха со стаей кошек. Не знаю, сколько их у неё. Старуха вечно держит внутреннюю дверь в квартиру открытой, только уличная решётка на замке. Выходя из лифта, я зажимаю нос и бегу рысцой по коридору к своей квартире, пробираясь через завалы соседской обуви у дверей, велосипеды, детские коляски и другой хлам. Я мог бы, пожалуй, переселиться в место посимпатичнее, но не вижу смысла тратить столько денег на комфорт. Пришлось бы начать плавать в бассейне, ходить в спортзал и на корт, жарить стейки в общественных зонах отдыха и звать кого-то в гости.
Я нашёл прудик и сразу увидел беседку, украшенную воздушными шарами и детской гирляндой. Возле мангала суетился долговязый рыжий тип с нелепым цветастым колпачком из бумаги на голове. Он неуклюже переворачивал опалённые на огне сосиски. Юли нигде не было видно. Я остановился неподалёку, не зная, стоит ли подойти. Почему-то только сейчас подумал, что Юли наверняка пригласила много гостей, а я зачем-то вырядился, как на свидание.
Долговязый тип заметил меня и сразу признал во мне гостя. Вероятно, меня выдал подарочный свёрток с конфетами.
– Hallo! – он помахал щипцами для мяса. – Вы на день рождения к Юли? Присоединяйтесь, она сейчас придёт!
Я ещё раз оглянулся и, вздохнув, поплёлся в беседку.
На столе стопками стояла одноразовая посуда, бутылка розового вина, банки пива и кока-колы, миски с чипсами и орешками.
Долговязый протянул мне крапчатую от веснушек пятерню. Волосы у него на руках были ярко-рыжими, почти красными.
– Джеймс, – представился он.
Я руки не подал, вяло помахал, чуть отстраняясь:
– Талгат.
– О! Конечно! – дружелюбно расплылся Джеймс. – Привычка – вторая натура, я ещё не адаптировался. Карантин, всё такое…
И будто в доказательство к сказанному он обернулся к сосискам на гриле и принялся остервенело дуть на угли.
«Огонь всё продезинфицирует», – мысленно успокоил себя я.
– Дружище, что будешь пить? – Джеймс щурился от дыма, склонившись над грилем. Сосиски опять загорелись.
Я принялся изучать бутылки, чувствуя себя ужасно глупо, как незваный гость. Со мной так всегда, ещё с детства. Мать любила таскать меня по своим многочисленным родственникам. К нам никто никогда не приходил, даже суровая бабка почти не бывала, а вот мы шастали по гостям с неприличным постоянством, особенно после смерти отца. Мать всё твердила, что у меня ни братьев, ни сестёр, а потому нужно родниться с дальними. Денег у нас всегда не хватало, в гости шли без подарков. Нас из вежливости приглашали к столу, поили забелённым жидким чаем с сухим печеньем. С матерью говорили на казахском, со мной – по-русски. Меня за казаха никто не признавал. Я сидел на неудобном табурете и слушал, как мать нарочито весело болтает, перемежая казахскую речь русскими словами, хвалит чай и зубодробильное печенье. Однажды я случайно услышал, как хозяева дома шёпотом перебросились фразой: «Опять притащились…» После этого в гости я не ходил, хотя мать пыталась заставить, орала и даже плакала, потом сдалась. Теперь она одинокая, забытая роднёй старуха в однокомнатной квартире. А я зачем-то здесь и зачем-то думаю о ней, когда нужно просто налить себе выпить и не париться.
– Открой мне пива, если не трудно, – попросил Джеймс, зачёрпывая из общей миски пригоршню чипсов.
Меня покоробило это тупое пренебрежение правилами гигиены. Я демонстративно вытащил влажную салфетку и протёр руки. Открыл банку с пивом, подал Джеймсу и уже хотел было сообщить ему, что забежал на минуточку и должен уходить, как услышал сзади голос Юли:
– Талгат! Ты всё-таки пришёл!
Она обняла меня со спины за плечи и на секунду прижалась. Её грудь упруго толкнулась мне чуть ниже лопаток. Такое прикосновение вряд ли можно было бы назвать интимным, но Юли ещё никогда не оказывалась так близко. Горячая волна прокатилась от живота к солнечному сплетению, вдруг стало невыносимо жарко. Я отёр выступивший на висках пот. Юли заметила.
– А я как раз за льдом ходила. – Она поставила на стол переносной холодильник и принялась составлять в него бутылки и банки с напитками.
– Подожди! – спохватился я. – С днём рождения! – подал ей свёрток с изящным коричневым бантом.
– Что это? Зачем? – она почему-то удивилась, что я явился с подарком.
– Это мелочь, – успокоил я. – Просто конфеты.
Юли тут же распаковала и поставила коробку на стол, любуясь:
– Вот теперь я скучаю по дому, – вздохнула она.
Рыжий подскочил и цапнул конфету первым, запихал в рот целиком. Я возненавидел его в ту же секунду.
– Так ты решила остаться? – пóходя спросил рыжий, работая челюстями.
Я вперился в него недобрым взглядом. Почему он знает о планах Юли больше меня?
– Не знаю, ещё не решила, – она неопределённо дёрнула плечами, взяла вино и принялась неуклюже ковырять штопором пробку. Я аккуратно высвободил из её рук бутылку. Внутри неприятно ныло и скребло. От запаха горелых сосисок щипало в носу, я невольно дёрнул ноздрями.
– Всё хорошо? – спросила Юли.
– Прекрасно, – отозвался я излишне резко и принялся с нажимом вкручивать штопор в пробку.
Я плохо владею собой и не умею скрывать раздражение. На работе один из менеджеров среднего звена мне как-то сообщил за кофе, что я бываю слишком резок в суждениях и шефу это неприятно. А мне претит англосаксонская манера общения, когда каждый себе на уме и сплошное лицемерие в словах. Рыжего хотелось придушить. Он уже просёк моё к нему отношение, напялил маску вежливого дружелюбия и лишь взглядом исподтишка выдавал презрение ко мне.
