Клякса

7

«Что бы такого придумать?» – ломала голову Светка, сидя на качелях и облизывая чупа-чупс. Накануне старшие ребята со двора устроили голубиные похороны и в кои-то веки разрешили им с Ритой поучаствовать. От вида мёртвого голубя подташнивало, но само действо Светку захватило. И жутко, и интересно, то есть жутко интересно! Ушли на полынное поле за соседний дом. Продирались сквозь заросли, как цепочка муравьёв с добычей. Мама категорически запрещала туда ходить, и Светка догадывалась, что неспроста. Должно быть, пряталось там что-то таинственное, загадочное и немножко опасное. И точно – голубиное кладбище! Старшие ребята вырыли ямку, Наташа пела странные песни про рай, а потом Симкина, даром что большая, струсила и решила уйти. А Ирка объявила ей бойкот, и все переругались. Вот это настоящее приключение! Не то, что ковыряться весь день в песочнице у мамы на виду. После такого Светка загорелась придумать ещё чего-нибудь, не хуже голубиных похорон. Вот только не придумывалось. Хватило ума лишь подбить Риту объявить Дениске из соседнего подъезда бойкот, а тот сделал вид, что не понял, и предложил поиграть в классики. Классики – дело, конечно, хорошее, но про бойкот-то потом забыли. Светка вспомнила уже дома, засыпая: «А Дениска не дурак, хоть и мальчишка. У него что не спроси – всё знает!»

Во дворе показалась Рита с какой-то голубой коробкой в руках.

– Смотри, что мне подарили! – закричала она издалека, и вприпрыжку подбежала к Светке, тряся у неё перед лицом пластмассовым чемоданчиком с красным крестом на крышке. – Бабушка из Москвы привезла.

– Ого! – тут же воодушевилась Света. – Давай-ка сюда, – она потянула липкие от леденца руки к чемоданчику.

– Нет, – Рита спрятала бабушкин подарок за спину. – Это моё!

– Да я только посмотреть, – надулась Светка.

– Лучше давай я тебя вылечу!

– А я не болею. – Светка отвернулась и начала раскачиваться на качелях, обсасывая палочку от чупа-чупса. Рыжие хвостики над её ушами заколыхались в такт.

– Ну ты чего? – захныкала Рита.

И тут Светку осенило:

– А давай голубей лечить?

– Давай! – Тут же согласилась подруга. – А как? Разве их поймаешь?

– А мы их прикормим булкой. У тебя булка есть?

– Нет.

– И у меня нет. Может, им червяков накопать?

– Голуби червяков не едят, – отрезал хрипловатый голос из-за спины. Светка оглянулась. На вершине горки, подогнув под себя ноги, сидел Дениска. Откуда только взялся?

Светка презрительно сощурилась.

– Дениска, хочешь, я тебя полечу? – Рита с надеждой открыла чемоданчик и достала пластмассовый стетоскоп.

– Не, – просипел тот и съехал с горки, не вставая с корточек, – я лечиться не люблю.

– А может, кошку найдём? – Светка опять заскучала.

«С такой компанией каши не сваришь», – подумала она уныло.

– У кошек блохи, – невозмутимо заявил Денис, подходя к девчонкам. – А ещё они царапаются. Я кошек не люблю. Другое дело – собаки. Вот у бабушки в деревне…

Светку окликнули. Она обернулась и увидела отца. Он стоял у подъезда их дома и призывно махал ей. Пришлось оставить ребят и идти к нему.

– Светка, мне срочно нужно уехать по работе, а мама ещё не вернулась. – Отец зашагал к припаркованной у тротуара машине. – Иди домой и дождись её, она вот-вот придёт, – он протянул ключи от квартиры.

Машина пискнула, и Светка ловко взобралась на заднее сиденье.

– А можно я с тобой?

– Куда со мной? – раздражённо отмахнулся отец. – А ну, вылезай! Ты слышала, что я сказал? – отец сел за руль и воткнул ключ в замок зажигания, мотор бодро заурчал. – Давай-ка без разговорчиков.

Светка неуклюже выбралась из машины, проводила тоскливым взглядом отъезжающее авто. Потом вытащила из-под футболки отцову автомобильную аптечку, ловко припрятанную сзади под футболкой, и пошла назад на детскую площадку к ребятам.

– Вот настоящая докторская сумка! – Она покрутила перед носом Риты аптечкой, расстегнула молнию и принялась выгружать на лавочку содержимое. – У меня здесь бинты, вата и пластыри, йод и даже ножницы! А ещё какая-то присыпка и таблетки.

Дениска подошёл поближе и уважительно попросил посмотреть. Рита раскраснелась и чуть не плакала. Она схватилась за ветку кустарника, росшего за лавкой, и со зла отломила её.

– Ты зачем деревья калечишь?! – неодобрительно покачала головой Светка. – Им же больно!

– Не, им не больно, – тут же встрял Денис, – у них нервной системы нет.

– А тебя кто спрашивал?

Светка подобрала отломанную палочку, покрутила в руках.

– Я её привяжу. Срастётся. Буду деревья лечить.

Светка распечатала пачку бинта и принялась приматывать отломанную палочку к ветке кустарника.

– А я послушаю дыхание! – тут же спохватилась Рита. Нацепила на уши стетоскоп и попыталась пристроиться к кусту.

Денис закатил глаза и, снисходительно поглядывая на Риту, покачал головой. Потом взял из аптечки ножницы и помог Светке отрезать бинт. Когда разобрались с «пациентом», предложил:

– А побежали к школе! Там вдоль ограды много деревьев.

Девчонки, забыв про разногласия, тут же откликнулись, и все помчались к школе. Там деревьев, нуждающихся в лечении, оказалось хоть отбавляй. Вся компания работала слаженно: диагностировала Рита, Светка смазывала «раны» и трещины йодом, припорашивала присыпкой и накладывала тугую повязку или приклеивала пластырь. Дениска ассистировал обеим, помогая находить очередного ветвистого «пациента». Ребята работали не покладая рук, пока не обнаружился особо тяжёлый случай, требующий экстренного вмешательства.

– Пациент – рябина, – коротко констатировала Светка, внимательно осматривая сухую ветку с пожухлыми листьями. – Потребуется обрезание!

– Не обрезание, а ампутация, – уверенно поправил Дениска.

– Сделаю укол, чтобы не болело, – Рита полезла в свой чемоданчик за игрушечным шприцем.

Светка тем временем приготовила ножницы:

– Санитары, держите пациента! – приказала она.

– Я тоже доктор! – насупилась Рита.

Светка принялась пилить сухую ветку ножницами, Дениска придерживал. Они провозились минут десять, но дерево не поддавалось. Совсем выбившись из сил, Светка предложила:

– Может, просто отломаем!

– Что ты за врач такой! – возмутилась Рита. – Давай я! – она выхватила у Светки ножницы, сделала несколько быстрых размашистых движений и ойкнула. На её розовые сандалии закапали красные кляксы.

– У дерева кровь! – восторженно ахнула Светка.

Тут Рита заголосила, и стало понятно, что помощь нужна доктору. Светка застыла в нерешительности, а Дениска не растерялся, опрометью бросился к тропинке неподалёку и через несколько секунд вернулся с пыльным зелёным листком.

– Вот! Подорожник! – он плюнул на листок, пожамкал его в ладонях и приложил к Ритиному порезанному пальцу. Та заверещала ещё громче:

– Мама! Мама-а-а-а!

Проверенное народное средство, по всей видимости, не сработало, Рита трясла рукой и извивалась всем телом.

– Рита, давай я тебе укол сделаю, чтобы не болело? – с отчаянием в голосе предложила Светка.

Рита заковыляла к дому, позабыв про свой докторский набор. Ребята растерянно проводили её взглядом. Скоро пострадавшая скрылась в подъезде.

– Ну и дела… – просипел Дениска. – Я что-то проголодался. – С этими словами он сиганул с места и умчался, оставив Светку одну в полном замешательстве.

Она ещё какое-то время потопталась на месте. Потом собрала разбросанные по траве инструменты – бинты, вату и злополучные ножницы – в аптечку отца, игрушечный градусник и шприц – в голубой чемоданчик.

«И что теперь с ним делать? – соображала Светка. – Надо бы вернуть».

Она пошла к дому Риты, позвонила в домофон. Отозвался взволнованный женский голос.

– Позовите, пожалуйста, Риту, – затараторила Светка. – Она свой чемоданчик забыла.

В ответ женщина разразилась руганью, из которой Светка поняла лишь, что им с Ритой больше дружить не стоит. Светка испуганно отшатнулась от дверей и побежала было домой, но на полпути разрыдалась.

– Что это получается? – всхлипывала она. – Я же только вернуть… Она ведь сама поранилась…

Светка села на лавочку у своего подъезда, положила рядом вещи и крепко задумалась. Обида за несправедливость точила в груди. Всё-таки они с Ритой дружили, сколько Светка себя помнила. А теперь им не разрешат играть вместе. Всегда эти взрослые так: не разберутся, а уже запрещают. «Им бы только запрещать! – ворчала Светка, взгромоздившись на лавочку у своего подъезда и вытирая слёзы. – И как только умудряются всё так поворачивать, что ты всегда остаёшься виноватым? Они, конечно, умные – эти взрослые, но до чего же глупые! Им говоришь одно, а они тебе не в лад, невпопад! Вот и мама такая же. Я ей: “Не дорисовала ещё, краска засохнет”. А она: “Зубы чисти!” Я ей: “Минуточку!” А она: “Завтра к зубному отведу”. И ведь отвела! Чтобы ей подождать минуточку, и к зубному идти не надо…»

– А это у тебя фто?

Светка подняла глаза и увидела кудрявого щуплого мальчишку лет четырёх. Он разглядывал сложенные на лавке аптечку и голубой чемоданчик. В нескольких шагах от него стояла, сцепив руки в замок, толстая девочка с жидким хвостиком на затылке. Эта, кажется, была постарше Светки. Наверняка уже школьница.

– Это отдать нужно, – буркнула Светка. – А вы откуда?

– Рудик, пойдём, – позвала толстая девочка, собираясь уходить. – Не мешай детям, – сказала она высокомерно, будто сама была старшеклассницей.

Однако Рудик и не думал послушаться:

– А давай игать! – Он бесцеремонно подсел к Светке, положил на колени голубой чемоданчик и попытался его открыть.

Светка хотела аккуратно забрать, но он оттолкнул её руку. Тогда толстушка подошла поближе, с невозмутимым выражением на лице вырвала чемоданчик из его рук и передала Светке.

– Просто это не моё, – извиняющимся тоном промямлила заплаканная Светка. – Отдать надо. А так мне не жалко.

– Да он наглый, ты не обращай внимания, – с пониманием отозвалась толстая девочка.

– Тебя как зовут? – спросила Светка, тут же проникшись симпатией к девчонке.

– Марта, – важно заявила та.

– Это ты придумала! – засмеялась Светка, вспомнив, как сама недавно рассказывала всем, что на самом деле её зовут Снежана. А Светка – это так, прозвище для простоты.

– Почему придумала? – опешила толстушка. – Это Рудик – мой брат. А я Марта.

– Таких имён не бывает! Ты что, в марте родилась?

– Нет, в июне. Пойдём, Рудик, ома1 ждёт.

Рудик помотал головой и опять потянулся к голубому чемоданчику. Марта недовольно сложила руки на груди, но трогать брата не стала.

– А вы к нам переехали? – спросила Светка.

– Мы у бабушки в гостях, ненадолго…

– Пока мама не умёт! – выпалил Рудик, не дав сестре закончить.

– Заткнись, Рудик! – ещё сильнее насупилась Марта.

– Я сам слыфал! – заверещал Рудик.

Светка не знала, что и сказать на такое. Она лишь разинула рот и захлопала рыжими ресницами.

– Ага…

– У нас мама болеет, – спокойно пояснила Марта. – А мы мешаем, шумим и балуемся, – она покосилась на брата. – Папа сам не справляется, поэтому нас пока сослали к бабушке. Бабушка старая и тоже всё время болеет, давление у неё. Мама поправится, и мы вернёмся домой.

– Она не поплавится, – заспорил неугомонный Рудик. – У неё лак!

– А ну, пошли! – разозлилась Марта, схватила упирающегося брата за руку и, не обращая внимания на визг, потащила его на противоположный конец улицы.

Тут заскрипела оконная рама и сверху послышался голос Светкиной мамы:

– Ну-ка домой, живо!

Светка подхватила вещи и помчалась в подъезд.

Мама вернулась уже давно – успела подогреть суп, принесла свежие булочки к чаю. Заставила Светку вымыть руки и усадила обедать.

– Мам, а ты тоже умрёшь? – вдруг спросила Светка. Её встревожил разговор с Мартой.

Мать замерла с тарелкой у плиты, потом медленно повернулась к Светке и спокойно сказала:

– Когда-нибудь, но ещё очень нескоро.

– Только на следующий год?

– Нет-нет! – затараторила мать, отложила тарелку и обняла Светку, крепко прижала к груди. – Вот когда у тебя самой будут взрослые дети и внуки, тогда, может быть.

Светка понимающе покивала. Потом заметила розовый лак на ногтях матери и забеспокоилась:

– Сотри лак! Сотри быстро!

– Что такое? – удивилась та. – Тебе не нравится цвет?

– Нет!

– Ну хорошо. Да он уже и облупился, – задумчиво проговорила мать, разглядывая ногти. – Сейчас.

– Мам, ты когда умирать будешь, меня не отсылай, ладно?

– Светочка, ты чего? У тебя что-то случилось? – мать повернула лицо дочери к свету и внимательно осмотрела её. – Ты не заболела?

– Нет! – уверенно заявила Светка. – Мам, а давай играть в прятки?

– Давай. Только сначала пообедаем.

Светка заскулила, принялась хлебать ложкой борщ.

8

Подруги объявили Вере бойкот. Зачинщица Ирка расстаралась – так всех настроила, что даже соседская малышня разбегалась, завидев Веру. Третью неделю она слонялась одна по двору и вокруг школы, высматривая девчонок – вдруг простят. Не ожидала она, что их хватит так надолго.

По-осеннему холодный июнь сменился жарким июлем. Тополя запоздало сыпали белыми хлопьями. По дорогам и тротуарам мело пухом, который проникал повсюду – набивался между пальцами в сандалии, застревал в карманах, бесцеремонно лез в ноздри, глаза. Стоило выйти на улицу, как начинали чесаться глаза и першило в горле. Вера чихала до изнеможения, зажимая намокшим платком рот и нос. Мать категорически запрещала выходить, но Вера упрямо тащилась во двор, когда родители отправлялись на работу. Уговоры и объяснения не действовали, она отказывалась сидеть дома. Отец однажды попытался поддержать её:

– Да пусть дышит свежим воздухом. Каникулы, лето… Нас в детстве, бывало, тоже не загонишь.

Что тут началось. Мать позеленела от негодования:

– Да ты в своём уме?! Ты посмотри, что с ребёнком делается! Ты вообще хоть каплю ею интересуешься? Болтаешься, только собой и занят! Всё на моих плечах! Ей на море надо, на курорт. А ты всё в глотку свою вливаешь! Заработал бы лучше ребёнку на нормальные каникулы! Увлажнитель воздуха сколько прошу…

Вера зажала уши и закрылась в ванной. Никуда не деться от ругани в тесной квартирке. Мать хоть и упрекала отца за невнимание и пьянство, сама вникала в Верины проблемы едва ли больше отца. Тот хоть спрашивал раз в месяц, как дела в школе, с кем Вера дружит. Мать таких вопросов не задавала. Всё, что её интересовало – это сколько раз за день Вера пользовалась ингалятором, не забыла ли принять преднизолон с утра и не оставила ли в раковине грязную посуду. Вернувшись с работы, она мыла, проветривала и перетряхивала всё, что можно было помыть, проветрить и перетрясти в доме, а потом падала на постель и засыпала, удовлетворённая тем, что сделала для «ребёнка» всё, что от неё требовалось.

Вере не приходило в голову рассказать матери про бойкот. Первым узнал отец. В тот день Вера опять бесцельно кружила по двору. Подруги в полном составе – Ира, Наташа и Леся – сидели на лавочке возле подъезда соседнего дома. Девчонки болтали и лузгали семечки. Наташка, видать, принесла – больше некому. Они заплевали весь асфальт под ногами. Увидев Веру, Ира демонстративно нахмурилась и отвернулась. Леся притихла, уронила взгляд и принялась ковырять ногти. Она всегда так делала, когда нервничала. Вера эту её дурную привычку давно заметила. А Наташка смотрела прямо, взгляда не отводила и улыбалась. Вера тоже смотрела на подругу и не могла прочитать по улыбке, о чём та сейчас думает. Они знали друг друга, сколько Вера себя помнила, но Наташкина улыбка одними уголками губ могла означать всё что угодно. Вере иногда казалось, что Наташка не из этого мира, а замаскированный инопланетянин, который за всеми наблюдает, изучает пристально. После гибели родителей Наташка становилась «всё страньше и страньше».

Вера прошла мимо компании девчонок раза три, не меньше. Она понимала, что это унизительно, но ничего поделать с собой не могла. «Неужели не простят?» – сокрушалась она про себя, но подойти и извиниться духу не хватало. Вера совсем раскисла и ушла, хлюпая носом, так и не добившись жалости подруг. А на следующий день к ней домой явилась Леся.

– Привет, – она замялась у порога. – Я тебе «Гарри Поттера» давала почитать. Верни, пожалуйста.

Вера пригласила её войти, но та отказалась и осталась ждать в прихожей у порога. Пока Вера искала книгу, всё думала, что нужно объясниться с Лесей, попросить прощения. «Она добрая, да и вся семья у неё какая хорошая. Леся обязательно поймёт».

Книга быстро нашлась, и Вера протянула её подруге, так ничего и не сказав. В душе поднялось раздражение: «За книгой своей припёрлась. Надо ей со мной мириться?!»

В коридоре возник отец.

– Леся, чего не заходишь? Вер, ты бы чаю предложила.

– Здрасьте. Спасибо, меня дома ждут, – Леся потупилась, теребя в руках увесистый том. Она всё не уходила, будто ждала чего-то.

– А они со мной не разговаривают, – вдруг выпалила Вера. – Бойкот объявили.

Леся поджала губы и выскользнула вон из квартиры.

– Что это ещё за бойкоты? – нахмурился отец.

– Игра такая. – Не дожидаясь, пока он спросит ещё что-нибудь, Вера убежала в ванную. Там она включила воду и разрыдалась.

9

Наташа медленно шла по полю. Она развела руки и растопырила пальцы, пропуская между ними колоски и травинки. Они приятно щекотали ладони. Небо у горизонта загустело в молочно-фиолетовую тяжёлую массу. Несколько раз сверкнули ниточки молний, но грома Наташа не услышала. В настоянном на берёзовых листьях воздухе ощущалось электричество. Оно вливалось в ладони и волнами катило от макушки до пяток, а потом уходило в землю. Как хорошо Наташе было в эти минуты, как свободно и легко. Она будто летела по ветру мыльным пузырём, готовясь каждую секунду лопнуть и стать частью огромного космоса. В груди щемило и сладко ныло, глаза увлажнились. Сколько жизни вокруг простора и свободы! Нет ни прошлого, со всеми его печалями, ни унылого безнадёжного будущего. Есть только этот миг и фиолетовое дождевое небо, с которым хочется слиться. Наташа закружилась и упала в траву.

– Ты чё такая странная? – над Наташей склонилось ухмыляющееся остроносое лицо. Глаза с припухшими веками смотрели внимательно, дерзко. Длинную чёлку раздувал поднявшийся предгрозовой ветер. – Ты, наверно, тоже ведьма, как бабка твоя, – Вадим – старший брат подруги Иры, плюхнулся рядом с Наташей, заложил руки за голову и уставился в небо, её небо. – Грозы не боишься?

Вся лёгкость схлынула разом. Наташа села, стараясь не смотреть на Вадима.

– По родителям скучаешь? – бесцеремонно спросил он и, не дожидаясь ответа, заявил: – Вот если бы мой папаша сдох, я бы не расстроился.

На лоб Наташе упала первая капля.

– Промокнуть не боишься? – в хрипловатом голосе Вадима не слышалось обычной агрессии. – Ложись и гляди на дождь, – сказал он мечтательно. – Прикольно смотреть, как капли летят сверху. Попробуй!

Наташа неуверенно помотала головой.

– Да ладно тебе! Давай! – он дёрнул её за руку. Она запрокинула голову и посмотрела вверх. Зрелище и впрямь оказалось удивительное. От неба к её лицу протянулись тонкие тугие струны, соединяя земную Наташу с тем самым космосом, о котором она только что мечтала. Вода затопила уголки глаз, и картинка поплыла, делая мир вокруг хрупким и призрачным, но Наташа продолжала смотреть не моргая.

– Удивительно, – выдохнула она.

– Ага, – раздалось возле её уха. – Я знал, что тебе понравится. – Вадим стоял на коленях совсем близко.

Наташа опустила голову, и ручейки воды побежали по её щекам. Вадим принялся стирать их, медленно водя большими пальцами по её влажной коже. А потом он подался вперёд и поцеловал её. Его губы оказались мягкими и горячими. Наташа оцепенела. Вспышка зажгла почерневшее небо, и дождь хлынул сплошным потоком. Наташа вздрогнула и отстранилась. Она вскочила и побежала прочь.

Поле пролетела, словно птица. У дороги нога скользнула в мокрой сандалии, и кожаный ремешок на пятке порвался. Наташа чуть не упала. Она оглянулась, боясь, что Вадим преследует её. Но, видно, он и не собирался. Дождь лил стеной. Наташа, хлюпая сандалией и ёжась от холода в промокшем ситцевом сарафане, шагала домой. А мысли бежали быстрее ручьёв: «С чего вдруг Вадим полез целоваться? Может, шутки у него такие?»

Наташе Вадим всегда казался грубым и противным. И всегда с ним одни проблемы: то он с кем-то дрался, то школу прогуливал, пару раз сбегал из дому, а однажды устроил в квартире пожар, так что пришлось ремонт делать. Ира тогда у Наташи ночевала. А сегодня Вадим и говорил по-другому, и выглядел как-то иначе. Наташа вспомнила его сосредоточенный взгляд, мягкие руки на щеках, и сразу в жар бросило, хотя минуту назад дрожала от холода.

Дома бабуля встретила с упрёками:

– Да где ж тебя, прости господи, носит в такую-то погоду?! Или сдурела совсем? Родителей на тебя нет! Молнии так и хлещуть. Мне огурцы побьють. А я, грешница, была ведь давеча на огороде, нет бы плёнкой прикрыть. Давай, что ли, мёду тебе достану, – как всегда скороговоркой строчила бабка, перескакивая с одной темы на другую. Она, кряхтя, полезла в холодильник, который стоял тут же, в тесной прихожей, и принялась выставлять на полбанки. – Да где ж он, прости господи?

Наташа пошла в ванную переодеваться. Долго расчесывала длинные, спутавшиеся на ветру волосы, мыла и вытирала махровым полотенцем тонкие загорелые ноги. А потом Наташа с бабкой пили душистый чай на смородиновом листу с мёдом.

– А ты, Натусичка, похитрее будь. Побольше слушай, поменьше сама говори, – завела бабка, как всегда, свои разговоры-наставления. – Люди, они везде своей выгоды ищуть. А тебе кто поможет? Сама старайся. Простая ты у меня трехкопеешная.

– Бабуль, а дед тебя любил? – спросила вдруг Наташа.

– Любил-то, любил, – вздохнула та. – А как же не любить? Я ж ему не чужая была. Вот покажу что. – Она пошла в комнату, пошарила в шкафу между чистых полотенец, выудила оттуда завязанный узелком платок. – Давай-ка, развяжи. Руки не слушаются.

Наташа растянула тугой узел. Внутри оказались золотое кольцо и серьги с красными камушками.

– Дед подарил? – Наташа вспомнила, что бабка когда-то и впрямь всё это носила.

– Подарил-то подарил, да как случилось. – Она взяла кольцо, попыталась надеть, но слишком пальцы раздуло со временем. – Была у него любовница, Манька Жукова. В конторе у него бухгалтершей работала. Как-то потребовала она с него кольцо. А дед ей, мол, ишь чего? Я своей-то подарков таких не делаю. Так-то, – крякнула бабка. – А совесть, видать, заела его. С получки, глядь, несёт мне. Про Маньку-то я уж потом узнала. Бросила она его из-за кольца-то энтого. А я носила, не снимала, пока жив был. Напоминание ему… Вот так и любили, – вздохнула она.

– Постой-ка, – бабка опять засеменила к шкафу. Там же, в кипе полотенец нашла бумажный свёрток. Принесла Наташе. – Дед твой грамотный шибко был. Как писал! А почерк… За письма-то его и замуж вышла. – Она развернула коричневую бумагу и выложила на стол сложенные треугольниками послевоенные письма. – Дорогая Санечка… Поди ж ты!