Я улыбнулась расторопной служанке.
Она быстро нарядила меня в шерстяное дорожное платье немаркого серого цвета.
«Для свадьбы это, конечно, так себе наряд, но перед кем мне хвостом крутить?» – с грустью подумала я и смело зашагала к Харну, который ждал меня в тронном зале. Стоило мне переступить его порог, как он разразился ехидной речью:
– В жены мне досталась соня. У вас в Цветинии принято спать до обеда? У нас в Горении лежебок не любят. Если спать до обеда, замерзнешь. Зачем мне жена-сосулька? А у меня, между прочим, для тебя свадебный подарок!
Навострила ушки. Ничего хорошего от этой язвы я не ждала, но любопытно было очень!
– Идемте на балкон! – в пару шагов оказавшись рядом со мной, предложил Харн и взял меня под руку.
– Это очень любезно с вашей стороны, повелитель, приготовить для меня подарок. Я, к сожалению, не рассчитывала, что мне повезет так внезапно заполучить вас в женихи, поэтому без подарка, – сорвалось с моих губ. Виной всему язвительный тон вредного горенца, он настроил меня на этот насмешливый лад.
Я испугалась, не оскорблю ли я его, и посмотрела в стальные глаза Харна, но тот, кажется, веселился от души, хоть и не улыбался, зато склонился к моему уху и прошептал, согревая теплым дыханием кожу на шее:
– Свой подарок ты мне преподнесешь в нашу первую брачную ночь. Он вполне равноценен моему.
Я покраснела, а жених, довольный своим остроумием, вывел меня на просторный балкон. Отсюда мой отец часто обращался к народу, который толпой теснился на площади перед королевской резиденцией.
Сейчас под окнами дворца была возведена странная сцена. Я удивленно бросила взгляд на жениха, но прочитать что-либо по его скульптурному лицу было невозможно. Я поискала глазами отца, он стоял рядом с Харном по правую руку, и вот по его вмиг помрачневшему взгляду я поняла, что происходит что-то нехорошее.
Неожиданно из дворца вывели двух человек. Одеты они были в белые рубахи и белые подштанники, лица их были в синяках и ссадинах, волосы в беспорядке. Шли они медленно, часто спотыкаясь. Только когда их вывели на сцену, я поняла, что передо мной эшафот.
Недалеко от эшафота стояла целая толпа женщин. Их окружали плотным кольцом горенцы на гнедых лошадях. Пленницы перешептывались и испуганно озирались по сторонам. Тут же в паре метров толпился народ: старушки, старики, дети. Многие всхлипывали, вытирали слезы и молились. И все с надеждой смотрели на короля.
В напряженной тишине слово взял Харн:
– Цветинцы! Вы все знаете, что недавно ваши войска вторглись в Горению и проиграли. Чтобы вы больше никогда не предавали нашу дружбу, мы заберем у вас семьдесят этих женщин. Я хочу успокоить отцов и матерей, братьев и сестер, с пленницами все будет хорошо. Если они захотят, Горения станет для них домом. Также для скрепления нашего союза сегодня принцесса Лавандина станет моей женой.
По толпе прошелся удивленный шепот, многие даже плакать перестали. Я улыбнулась людям, чтобы подбодрить их, и помахала рукой. Народ как будто немного расслабился. А мой жених продолжал вещать своим громким низким голосом. Со стороны казалось, что он не особо напрягается, а слышно его, наверняка, было даже у крепостных стен!
– Кроме того, мной было проведено расследование и выявлен предатель среди вас. Премьер-министр Карл со злым умыслом советовал вашему королю напасть на Горению. Он хотел во время похода армии захватить власть. Его сын Люсьен также был с ним в сговоре. За разжигание войны я, правитель Горении Харн, и король Цветинии Грих приговариваем предателей к смерти через отрубание головы.
– Как вы можете заставлять мою дочь смотреть на казнь ее друга детства?! – очень громким шепотом спросил отец. От сдерживаемого гнева у него появились пятна на лице.
Жених усмехнулся, не человек, ехидна:
– Вы считаете, что желание затащить вашу дочь в постель любым путем заслуживает помилования?
Харн цедил слова, словно яд, и с каждой секундой мой отец бледнел все больше, но горенцу было мало:
– Вы же сами видели и слышали, это жалкий молокосос сломался на второй минуте допроса. Мои люди еще не успели даже силу применить, а он уже сдал своего отца с потрохами. Этот жалкий червяк не заслуживает жизни, он не принесет пользу вашему королевству. А его отец еще и опасен, потому что умен и обладает железной волей. И за смерть моих людей он будет страдать, наблюдая казнь сына!
– Вы жестоки… – вырвалось у меня. Он пронзил меня своим взглядом, будто стальным кинжалом.
– Только дисциплина и страх способны обеспечить смирение подданных, а значит, и безопасность королевства.
– А как же любовь и преданность? – снова не удержалась от возражений. Удивительно, но он не сердился на меня, разговаривал как с равной. Далеко не все цветинцы могли похвастаться таким отношением к женщинам. Только его язвительность меня раздражала!
– Любить нужно мужа, а слово «преданность» произошло от слова «предатель»!
Тут на эшафоте раздался крик, и все наше внимание переключилось на казнь. Огромный палач в черном колпаке, скрывающем его лицо, уложил моего несостоявшегося любовника на плаху. Тот визжал как поросенок. Мне стало его жаль. Но тут я вспомнила, как он обманом затащил меня в таверну, спаивал, пытался взять силой. Если бы я не ударилась об угол, он бы продолжил попытки уложить меня в постель. И ему бы это удалось, я слабее его, да к тому же была пьяна. Меня бы ждал позор и ненависть, потому что простить такое я бы не смогла!
Осознав, что Люсьен получит по заслугам, я уверенно уставилась вдаль. Но на действия палача не смогла. Следила за премьер-министром. Он тоже не смотрел на сына. Спина его была прямой, взгляд в никуда, гордо задранный подбородок. В отличие от отпрыска он молчал, плотно сжав губы, а вот толпа вокруг гудела. То тут, то там слышались выкрики:
– Мерзавцы! Из-за вас наши дочери попали в полон!
– Властолюбец!
– Гады!
Неожиданно в сосредоточенное лицо премьер-министра прилетел комок грязи. Осенью этого добра было полно на всех улицах города. Осужденный на смерть побледнел еще больше. А вот Харн сделал едва уловимый жест, и толпу оттеснили от эшафота.
– Если дать им волю, они растерзают его сами. Так что казнь для него – это спокойный выход, – заметил горенец, обращаясь ко мне.
– Они имеют право на ярость. Из-за него многие потеряли сыновей, теперь дочек. И все потому, что этот надутый индюк решил примерить корону, – откликнулась я. Премьер-министр мне никогда не нравился. Он смотрел на меня с презрением. Да и к отцу особого уважения или почтения не выказывал. Заносчивый индюк!
– Милая, но как ты можешь? Люсьен ведь твой друг детства, – с ужасом в глазах спросил меня папа. Я всегда чувствовала, что он слишком мягок. Поэтому кое-кто и решил, что сможет отобрать трон. Если власть в слабых руках, всегда найдется желающий вырвать ее силой. Я решила рассказать отцу о своих злоключениях, чтобы он осознал свои заблуждения:
– Люсьен хотел изнасиловать меня и чуть не убил. И не думаю, что это была его идея. Папа, когда вернется брат, прислушивайся к нему. Он станет для тебя надежной опорой!
Король, услышав страшную правду, вздрогнул и побледнел. А Харн посмотрел на меня с интересом. В это время толпа хором ахнула, и я поняла, что палач выполняет свою работу. Смотреть на это мне не хотелось. Поэтому я спросила жениха:
– Может быть, нам пора в церковь?
Мужчина довольно усмехнулся и предложил мне свою руку для опоры.
Через час я была замужней женщиной и стояла во дворе королевской резиденции. Позади меня блистал роскошью дворец, по левую руку тянулась в небо остроконечным шпилем церковь, а я смотрела на ворота, в которых должен был вот-вот появиться мой муж с каретой. И я отправлюсь в дальний путь, в неизвестность. Отец попрощался со мной и ушел. Рядом осталась только Нати.
Застучали копыта лошадей по мощеной каменными плитами мостовой, и появился Харн. Так же как и его воины, он был на гнедом коне. От наших лошадей они отличались более крепкими и короткими ногами. Зато гривы их были куда гуще и пышнее, любая не то, что лошадь, цветинка позавидует!
Мой муж держался в седле удивительно легко, да что уж, грациозно! Оказавшись рядом, он протянул мне руку. Я с недоумением посмотрела на него и спросила:
– А где карета?
Прозвучало глупо, я знаю, но вот смеяться надо мной было низко. В конце концов, я только что вышла замуж практически за незнакомца. Имею право нервничать.
– Что смешного? – с раздражением спросила я.
– Какая карета, принцесса?! В горах на карете далеко не уедешь! Мы едем верхом, женщины идут пешком, – продолжая посмеиваться, разжевал мне очевидное муж, наклонился и, схватив меня под мышки, усадил перед собой на лошадь. По телу тут же пробежала дрожь. Впервые мужчина оказался так близко от меня. Я чувствовала жар, исходящий от его ног, крепкого торса и сильных рук, которые окутали меня будто теплый плед. Я попробовала отстраниться, восстановить дистанцию между нами, но тут же была грубо прижата обратно.
– Не дергайся, Лави! Ты же не хочешь свалиться? Так безопаснее. Да и привыкать тебе надо ко мне. Ночью нам предстоит консумировать брак…
Я сглотнула. Хорошо, что он не видел моих перепуганных глаз, от насмешек было бы не отбиться. Зато панику на моем лице заметила Нати и подала голос:
– Повелитель Харн, возьмите меня с собой. Я верная служанка вашей жены…
– Нет! – отрезал горенец. Нати от такой резкости даже растерялась.