Звездные войны. Тридевятая галактика навсегда

В 1961 году на атомной подводной лодке «К-19» произошла авария. Это было время холодной войны, и новейшая подводная лодка, построенная в СССР, несла ядерное вооружение. Капитан Алексей Востриков (Харрисон Форд) вынужден принимать непростые решения. Вследствие аварии системы охлаждения атомного реактора температура активной зоны начинает расти, вскоре ядерное топливо расплавится – и тогда может произойти атомный взрыв. Офицеры предлагают смонтировать резервный водопровод и пустить по нему холодную воду. Шестеро моряков проводят ремонт. Перед Востриковым стоит серьезный вопрос: принимать ли помощь от американцев, оказавшихся поблизости. В конце концов оставшихся в живых советских моряков спасает советская подводная лодка…

В фильме использовалась списанная советская лодка «К-77» – дизельная, с крылатыми ракетами. Характерные особенности корпуса этой модели замаскировали, саму лодку удлинили, вокруг рубки надстроили более длинную и широкую рубку из пластика – в целом добились приемлемого сходства. У «заклепочников» (любителей высматривать неточности технических конструкций вплоть до последней заклепки), конечно, эта модель проверку не пройдет, но зритель увидел то, что увидел. После съемок, кстати, кинокомпания произвела демонтаж всех этих надстроек и передала лодку в качестве музейного экспоната в город Провиденс.

Любопытно, что в какой-то мере в число «заклепочников» можно записать и режиссера фильма Кэтрин Бигелоу. В 2000 году она приехала в Россию и ценой больших усилий добилась разрешения увидеть доживающую свой век легендарную подлодку. Уже в Америке при осмотре готовых декораций Бигелоу в ярости кричала, что все эти блестящие нержавейкой детали реакторного отсека – это какой-то космический корабль. «Где грязь и ржавчина? У русских не может быть такого блеска!»

Несмотря на то, что съемочная группа консультировалась с участниками давних событий, только один эпизод в фильме достоверен: создание аварийной системы охлаждения.

У советских моряков фильм вызвал негодование. Бывшие члены экипажа подводной лодки даже планировали подать в суд на кинокомпанию – за недостоверность.

Некоторые из бывших членов экипажа направили письмо съемочной группе, в котором говорится, что «весь дух этого сценария» направлен на оскорбление личного состава «К-19», что это «надругательство над памятью о погибших в этой трагедии настоящих сыновьях нашего Отечества».

Сдается нам, авторы письма погорячились: в фильме, несмотря на некоторую излишнюю забористость сюжета, совершенно нет неуважения к русским морякам, и Харрисон Форд в роли «персонажа Станюковича» более чем убедителен. На премьере фильма в России в 2003 году – а состоялась она в Мариинском театре в Петербурге, – присутствовало около пятидесяти бывших членов экипажа. В торжественной речи, обращенной к съемочной группе, были произнесены знаменательные слова: «Ваш фильм – памятник не только российским подводникам, но и подводникам всего мира». Услышав это, Кэтрин Бигелоу заплакала… Убедительная работа Форда внесла свой вклад в этот успех.

* * *

Любопытно, что Харрисон Форд во всех своих ролях продолжает оставаться самим собой. Характеры, им изображаемые, вроде бы разные, но манера подачи все та же – персонаж весь на виду, а любая внутренняя душевная работа всегда открыта зрителю. Мы можем не знать каких-то обстоятельств жизни персонажа, но Форд никогда не интригует нас неизвестностью его душевного состояния или какой-то тайной работой мысли. Это создает эффект невероятной легкости. Кажется, что Форд играет «запросто», так же естественно, как дышит.

Про Харрисона Форда нельзя сказать, что он «всегда одинаковый», – гораздо вернее будет утверждение, что он всегда верен сам себе.

Если попытаться выразить впечатление от Форда-актера одним словом, то этим словом будет «естественность».

Сам Харрисон Форд признает, что со времен первых «Индиан Джонсов» и первых «Звездных войн» киноязык очень изменился. Но для Форда многие новшества неприемлемы: зритель, как совершенно справедливо утверждает актер старой школы, не будет сопереживать герою, которому не больно и для которого волей режиссера и создателя спецэффектов внезапно отменили законы гравитации. «Мы отвечаем перед миллионами наших поклонников за сохранение физических законов, которые существуют в реальной жизни, – говорит Форд, – и потому не собираемся их нарушать. Трюки реально выполняются людьми, а не просчитываются на компьютерах». Он – за фильмы, сделанные в «человеческом масштабе».

«Я всегда не прочь ответить на пару вопросов, но не стоит меня спрашивать, чем бы я отбивался от грабителей – хлыстом или световым мечом». (Харрисон Форд)

Естественно, у актера, которому сейчас уже за семьдесят, постоянно спрашивают: не болят ли руки-ноги после трюков, как она вообще, физическая форма? Форд честно отвечает: да, бегает-прыгает сам, но трюки, конечно же, выполняют каскадеры. В семьдесят он не может позволить себе травмы, как это было в двадцать. А вообще, прибавляет Форд, зрителю интереснее видеть лицо актера, чем затылок его дублера. Хан Соло – Индиана Джонс – Харрисон Форд – за то, чтобы все происходило по-честному.

Неповторимая Кэрри, незабываемая Лея

Принцесса Лея: «С этого момента все делают так, как скажу я».

Хан Соло: «Разрешите мне кое-что прояснить, ваша милостивость. Я подчиняюсь приказам только одного человека: себя».

Принцесса Лея: «Удивительно, что вы еще живы!»

Кажется, практически все юные дарования Голливуда женского пола пробовали себя в те дни в роли принцессы Леи, и впоследствии Кэрри Фишер говорила: «Вокруг было столько молодых актрис – я и представить себе не могла, что Джордж возьмет меня».

Актрис действительно было много, в их числе – Джессика Ланж, Мерил Стрип, Сигурни Уивер, Сибил Шепард, Джейн Сеймур, Анжелика Хьюстон, Ким Бейсингер, Кэтлин Тернер…

Лукас ничего не сказал, когда принял решение взять Фишер. Или почти ничего – должен же он был как-то выразить согласие: вот она, вот та Лея Органа, которую я себе представлял. Возможно, он просто кивнул. Или произнес «да». Во всяком случае, ничего эпохального или запоминающегося он не произнес.

Он вообще не ронял афористических фраз. У него был собственный, очень яркий внутренний мир, и люди, которые помогли этому миру выплеснуться наружу, воплотиться и стать достоянием тысяч, миллионов благодарных зрителей, вообще не слишком хорошо понимали, во что ввязались.

Лукас, например, практически ничего не объяснял и по-настоящему сердился, когда актеры играли «не то». Он не устраивал разбор роли и вообще не тратил время на «Станиславского», а просто, без объяснений, требовал: «В сценарии все написано! Играйте!».

Молодые актрисы, о которых упоминала Кэрри, проходили перед ним одна за другой. Он молча смотрел. Все по-своему красивы, все стараются. И все – не «она».

Это была не та принцесса Лея, которую он искал.

Сейчас, глядя на те старые съемки, словно бы видишь их глазами Лукаса: эта кривляется, та изо всех сил старается произвести впечатление на Харрисона Форда… Тем контрастнее выглядит на их фоне Кэрри Фишер: неторопливая, убедительно-величавая в свои девятнадцать, со сдержанным жестом, она полностью отдает себе отчет в том, кто она такая – лидер повстанцев, принцесса, человек, с которым считаются в галактике, – и с кем она разговаривает: с контрабандистом, человеком без чести. Ровно столько уважения, сколько требуется, чтобы он не счел себя оскорбленным. Ровно столько высокомерия, сколько необходимо, чтобы он не сел на шею. Ну а то «прискорбное» обстоятельство, что лидер повстанцев по совместительству молодая девушка, Лея оставляет за скобками как нечто несущественное.

Для Форда же это «несущественное», напротив, и есть самое главное, хотя он и пытается показать, что заинтересован только деньгами.

Впрочем, до Форда еще не дошло, он еще не утвержден, а Лея – пришла и оказалась на месте.

«Голубая кровь Голливуда» – скажут о ней позже. Нужно же найти какое-то объяснение безошибочному решению Лукаса, сойдет и такое. Но на самом деле гениальность Лукаса, проявленная и в этом вопросе, не имеет рационального объяснения. Просто Кэрри Фишер совпала с тем образом, который уже существовал в невоплощенных мирах.

«Мы с женой возьмем девочку. Давно хотели удочерить какую-нибудь малышку. У нас ей будет хорошо». (Бейл Органа о Лее)

«Меня взяли с условием, что я сброшу десяток фунтов: все-таки моя героиня была девушкой боевитой, – посмеивалась Фишер. – Я все боялась, что в одной сцене мне скажут: эй, ты сюда просто не пролезешь. Ты слишком толстозадая».

Над своей внешностью она будет подшучивать всю жизнь.

Кэрри Фишер прибавляет и убавляет вес. За этим пристально следят журналисты – ведь Фишер все-таки звезда!.. Так, работая над своей пьесой Wishful Drinking, Кэрри, по ее словам, три года не занималась в спортзале, а только и делала, что жевала батончики с арахисовым маслом и запивала их содовой. В принципе, содержание этой пьесы, представляющей собой монолог одной-единственной актрисы (пьеса наполнена автобиографическим содержанием), было достаточно болезненным для автора. Именно в ней прозвучало скандальное утверждение: «Джордж Лукас разрушил мою жизнь» – «George Lucas ruined my life». Впрочем, ничего из произносимого Кэрри Фишер не следует понимать буквально: ирония и двусмысленность – ее третье имя (второе – принцесса Лея, разумеется).

Зато теперь, заменив батончики на легкие печенья и содовую на обычную воду, позанимавшись на тренажерах и так далее, она сбросила тридцать фунтов и обогатила мир откровением, что чувствует себя лучше и теперь может вставать на весы без риска их сломать.

«Мне нравится выглядеть лучше. Прежде чем меня начнут любить за мой ум, я хочу предложить людям побольше выбора в этом вопросе».

«Вообще мне бы хотелось сыграть Хана Соло, – рассказывала Кэрри. – Когда я впервые прочитала сценарий, я подумала: Хан Соло! Вот это – для меня! Этот герой такой язвительный, такой ироничный, он точно станет любимцем публики… Какая прекрасная роль – всегда гримасничать и постоянно быть озлобленным! А Лея в основном злится или беспокоится из-за чего-то, причем она взвинчена гораздо больше, чем Хан Соло. Не очень-то приятные моменты…»

Ей многое не нравилось – и все-таки она боялась, что ее выбросят из проекта. А идеи такого рода имелись: ведь, как мы знаем, Лукас одно время задумывался, не заменить ли одного из мужских персонажей на женщину и не избавиться ли от принцессы.

Но даже страх оказаться за бортом не мешал Кэрри Фишер ворчать. «Диалоги были вообще полный караул, – сказала она потом, когда все уже было позади. – Вроде: „А, губернатор Таркин! Я сразу почувствовала ваше зловонное дыхание!“. Ну конечно, в обыденной жизни я так и выражаюсь…»

А Лукас не желал слушать никаких актерских капризов. «Играйте, как я написал», – твердил он. «Но так никто не говорит!» – горячились молодые люди. А он отвечал: «Тут у меня все ясно написано! Что вам непонятно? Играйте». Ему возражали: «Да это невозможно сыграть! Так просто не бывает». – «Нет, – настаивал режиссер. – Делайте. Заставьте это работать».

Самое удивительное, что это действительно работало. Нелепые – если вчитываться в слова («зловонное дыхание» и проч.), – диалоги в исполнении актеров, одетых в нелепые одежды, помещенных в невероятные обстоятельства, – по-настоящему работали. Они выглядели естественно. Но все это они, как и миллионы зрителей, поймут только потом, когда фильм будет закончен.

«Во время съемок мы вообще не видели ничего из того, что было потом показано на экране, – призналась Лея. – Когда рванули мою родную планету, я смотрела не на нее, а на парня, который тряс рукой, стоя на фоне доски с нарисованной на ней окружностью…»

А сыграно-то потрясающе…

Естественно, все поклонники «Звездных войн» сразу отметили налет «нездешности» и сугубого аристократизма Леи, который актриса создала очень простым способом: она придала речи своей героини выраженный британский акцент. Акцент, впрочем, оказался «плавающим»: он волшебным образом то появлялся, то исчезал. Спустя десятилетия Кэрри Фишер сочла этот прием ошибочным: «В новом эпизоде я сыграю принцессу Лею более правильно. Чуть менее по-британски. Мне кажется, что акцент, с которым я пыталась разговаривать, звучал здорово фальшиво»…

* * *

Она родилась 21 октября пятьдесят шестого года – и всегда могла дать четкий ответ на вопрос, ставший слоганом второго фильма Джорджа Лукаса «Американские граффити»: «Где ты был в шестьдесят втором?».

«Все началось в шестидесятые…» Кинозвезды угрюмых, разочарованных семидесятых несли в себе шестидесятое как проклятье, как похмелье. Всё настоящее, и страшное, и праздничное, досталось более старшему поколению: война во Вьетнаме и наркотики, «цветы любви» и потрясающая музыка «Дорз», юные «Битлы» и поразительное, разговорное, человечное кино. В семидесятые фильмы стали суровыми и жесткими, более динамичными и менее человечными. Ушло время неспешных черно-белых разговоров, настала эпоха брутальных антигероев, зло сделалось настолько сильным, что добру, дабы его победить, потребовалось стать еще более лютым, чем самое ужасное зло.

Кэрри Фишер и Джордж Лукас на съемочной площадке «Звездных войн»

В биографии Кэрри Фишер шестидесятые такими и остались – проклятьем. Ну, или наследием: в некоторых случаях это одно и то же.

Она появилась на свет в Беверли-Хиллз, одном из самых респектабельных районов Лос-Анджелеса. Ее матерью была актриса Дебби Рейнольдс, отцом – певец Эдди Фишер, который бросил Дебби, когда будущей принцессе Лее было всего три года. Дебби же спустя еще год снова вышла замуж – на сей раз за человека, далекого от богемы, – владельца сети обувных магазинов.

Не то чтобы у Кэрри не было другого выбора… Но ее единокровные – по отцу – сестры стали актрисами, брат – коммерческий директор на телевидении… И сама Кэрри с двенадцати лет часто появлялась в ночном клубе в Лас-Вегасе вместе с матерью. Да, похоже, иного пути «голубая кровь Голливуда» для себя не видела. Она бросила школу и посвятила себя будущей актерской карьере.