Сезон долгов

– Анастасия Павловна Покотилова.

Покотилова... Покотилова? Колычеву смутно припомнился какой-то громкий судебный процесс, о котором писали в газетах. Правда, Дмитрию было в то время совсем не до газет и не до чужих бед...

– Ну что ж, госпожа Покотилова, вперед на поиски сковородки!

Минут через двадцать Колычев и Анастасия Павловна уже сидели за столом и, весело болтая, поглощали все, что приготовила заботливая Дуняша. Впрочем, весело болтать пришлось в основном Дмитрию в ожидании, когда его посетительница хоть немного оттает и перестанет сжиматься в комок от страха. Он шутил, подкладывал гостье на тарелку мясо и пикули, а сам пытался припомнить хоть что-то об этой женщине. Покотилова... Громкая купеческая фамилия, текстильная фирма... Ах да, дело об убийстве купчихой Покотиловой своего мужа – вот о чем писали все московские газеты!

Стало быть, юная вдова попала на каторгу за убийство мужа, но совершила побег и теперь припожаловала в дом присяжного поверенного Колычева в надежде на его помощь. Интересный поворот событий!

– Ну что ж, Анастасия Павловна, вы, кажется, хотели о чем-то переговорить со мной. Теперь самое время для серьезной беседы. Давайте вернемся в гостиную, – предложил Дмитрий, когда ужин подошел к концу.

– Да, мне нужно поговорить о моем деле, – сказала Анастасия, усаживаясь в гостиной на диван. – Видите ли, полтора года назад убили моего мужа, причем убийца постарался сделать все, чтобы на каторгу за это преступление попала я. А я не убивала Никиту... Вернувшись в тот день домой, я нашла его умирающим на полу, в луже крови...

– Так-так, дорогая Анастасия Павловна, давайте-ка подробнее обо всех обстоятельствах дела. И прошу вас, будьте до конца откровенны – в некоторых случаях адвокату, как и врачу, говорят полную правду, без прикрас и поправок.

– А вы разве адвокат? – спросила Ася. – Я видела вас в мундире судейского чиновника...

Дмитрий с удивлением взглянул на нее, и она поспешила объяснить:

– Вы как-то приходили в Бутырскую тюрьму, когда я была там под арестом в ожидании суда. Я вас запомнила и думала, что вы – судебный следователь.

– Уже год, как я занимаюсь адвокатской практикой, – ответил Колычев. – Я полагал, что вы пришли ко мне как к адвокату.

– Я пришла к вам как к юристу и как к человеку, которому можно довериться. А то, что вы стали адвокатом, для меня большая удача. Вы не представляете, что мне пришлось испытать, бежав с каторги, с каким трудом я добралась до Москвы. А оказавшись здесь, я растерялась. У меня есть в Москве дальняя родня, да и знакомых много, но я не знаю, как они воспримут весть о моем побеге... Кто-нибудь запросто может выдать меня полиции. К тому же я не знаю, кто именно постарался упечь меня на каторгу. Знаете, такое неприятное ощущение, как будто некая злая сила крутит твоей судьбой, ломает ее, а ты не знаешь, откуда ждать напасти... Сейчас мне удалось спрятаться от своих бед, но они в любой момент могут меня настигнуть. И в одиночку, без чьей-нибудь помощи, мне не спастись. Я рискнула обратиться к вам, потому что (тут Ася хотела было сказать: «Потому что Мура говорила о вас, как об очень хорошем человеке...», но решила не упоминать имени Веневской, чтобы снова не задеть чувства Дмитрия Степановича) ...потому что больше мне некуда пойти.

– Что ж, еще Достоевский говорил, что человеку обязательно нужно, чтобы было куда пойти. Давайте наконец поговорим о вашем деле.

Глава 10

Чем дольше Колычев слушал рассказ Анастасии об убийстве ее мужа, тем яснее ему становилось, что в словах женщины нет лжи. Если отвлечься от нагромождения мелких косвенных улик, которое при ближайшем детальном рассмотрении запросто могло рассыпаться как карточный домик, главный факт, на который опиралось обвинение, был следующий – пристав застал Анастасию Покотилову с пистолетом в руке над распростертым телом умирающего мужа, а стало быть, взял ее почти с поличным. Почти, но не совсем!

Да, она держала в руке оружие, но ведь никто не видел эту женщину стреляющей в Никиту Покотилова, а схватить в момент потрясения первый предмет, попавшийся под руку, пусть даже пистолет, и нервно крутить его в руках – это такое обычное дело... В бытность судебным следователем Колычев сталкивался с подобным весьма часто – люди, совершенно непричастные к убийству, так и норовили, оказавшись на месте преступления, невесть зачем схватить оружие и покрыть его густой сетью отпечатков собственных пальцев...

Похоже, мадам Покотилова не врет. Но и доверять безоглядно женщине Колычев теперь опасался. И у него были для этого определенные основания. Не так уж давно ему довелось встретить Муру Веневскую, в которую он по-детски безумно был влюблен еще гимназистом. И что? Мура очень ловко сумела пробудить в нем память о прошлом, о той юной девочке с зелеными глазами, в которых отражались огоньки давней рождественской елки, и эта память воскресила и любовь, и нежность, и жалость, и желание помочь и защитить... Встреча с Мурой казалась подарком судьбы. Митя незадолго до того похоронил любимую женщину вместе с их неродившимся ребенком и очень нуждался в простом человеческом тепле... И в иллюзиях по поводу Муры он пребывал до тех самых пор, пока не увидел, как она с перекошенным от злобы лицом и холодно сжатыми губами всаживает пули в человека, заподозренного эсерами в провокаторской деятельности. Боевики приговорили несчастного к смерти, и Мура, оказавшаяся, к удивлению Колычева, террористкой, известной полиции под кличкой Долли, взялась привести приговор в исполнение. А Митя был нужен ей лишь для того, чтобы вернее подобраться к своей жертве...

Этот обман, эта циничная расчетливая ложь причиняли Колычеву почти физическую боль, когда он вспоминал Муру. Даже то, что она месяц спустя попыталась убить и самого Колычева и нанесла ему тяжелую рану, было не так страшно – он ведь уже знал истинное лицо этой женщины, и вид Муры, держащей Митю на мушке и нажимающей на курок, на этот раз не вызвал у него особого потрясения...

Теперь Колычев изо всех сил старался забыть Муру. Правда, он каждый месяц посылал ей на каторгу деньги (ведь нельзя же было в самом деле бросить ее в Нерчинске без всякой помощи!), но писать ей он не хотел и писем с каторги не ждал. И вот вдруг появляется беглая каторжанка с приветом от Муры и просьбой о помощи... Может быть, это – очередной циничный план Веневской, не отказавшейся от мысли использовать Дмитрия в своих жестоких играх. Но с другой стороны, если бедная девочка, запутавшаяся в собственных бедах, ухитрилась оказаться в одной тюремной камере с террористкой Веневской, она не должна нести ответственность за Мурины интриги.

– Так вы возьметесь за мое дело, Дмитрий Степанович? – спросила наконец Анастасия. – Я понимаю, вы вправе отказать...

– Пожалуй, возьмусь, – ответил Колычев после секундного раздумья. – Я не вижу особых оснований отказать вам в помощи, Анастасия Павловна. Посмотрим, что можно для вас сделать.

– Но, Дмирий Степанович, я должна честно предупредить, что платить вам мне пока нечем. Денег у меня в обрез, еле-еле хватило добраться до Москвы. Конечно, если вам удастся добиться пересмотра моего дела и мне вернут права состояния, я с радостью отдам вам все... Но сейчас я, увы, не кредитоспособна. Если вы испытываете нужду в деньгах, то мое дело не для вас, поищите более состоятельную клиентку.

В глазах Колычева мелькнула усмешка, которую он, впрочем, попытался скрыть.

– У меня нет столь острой нужды в деньгах, мадам, чтобы отказаться от собственных принципов ради высоких доходов. С вашего позволения, я все же займусь вашим делом. А теперь давайте обсудим кое-какие практические вопросы. Раз вы совершили побег с каторги, стаю быть, находитесь в полицейском розыске и вас в любой момент могут подвергнуть аресту и вернуть обратно в забайкальскую тюрьму...

– Нет-нет, я и подумать об этом не могу! Помилуй Бог! Я не вернусь туда, – нервно воскликнула Анастасия.

– Я понимаю вас, – медленно ответил Колычев. – Но чтобы этого не случилось, вам следует соблюдать сугубую осторожность. Никаких контактов с родственниками и старыми друзьями. Поменьше ходите по улицам, особенно по людным и особенно в дневные часы, чтобы вас не узнал кто-либо из знакомых. Впрочем, со знакомым человеком в Москве можно столкнуться не только в людном месте, но и в любом темном тупичке... Москва – город тесный, как говорится. Кстати, где вы остановились?

– На Арбате, в меблированных номерах «Столица».

Название арбатских номеров опять отозвалось в сердце Колычева болью – слишком яркая картина сразу же всплыла в памяти: дешевенький номер в «Столице», нестерпимый сквозняк от треснувшего окна, Мура, кутаясь в теплый платок, радостно улыбается пришедшему Дмитрию... Нет, в конце концов, пора скинуть с себя этот морок! Но как тогда светилось от радости Мурино лицо! И все это было лишь игрой и дешевой ложью... Господи, ну почему этой несчастной беглянке из Нерчинска вздумалось поселиться именно там?

– Где? В «Столице»? – переспросил он Анастасию Павловну. – Это небезопасное место, мадам. Служащие номеров активно сотрудничают с полицией. Если на вас до сих пор не донесли, то, вероятно, лишь по собственной небрежности. Но стоит околоточному спросить у коридорного, не проживает ли в номерах дама определенной наружности, бежавшая из мест не столь отдаленных, его тут же с поклонами проводят в ваш номер. А беглую каторжанку обязан искать каждый полицейский чин в нашей необъятной матушке России...

– Но на мое счастье, не все полицейские чины относятся к своей службе с полной ответственностью. Мне уже удавалось выходить сухой из воды в весьма опасных ситуациях.

– Милая Анастасия Павловна, стоит ли проводить эксперименты, проверяя, как долго будет благоволить к вам судьба? Везение может однажды кончиться...

– Но что же мне делать? Ведь надо же где-то жить?

– Простите, мадам, вам сейчас надо не просто жить, а скрываться, будучи предельно осторожной. Надеюсь, вы поймете меня правильно, если я для начала предложу вам убежище в собственном доме?

– В вашем доме? – удивилась Анастасия. – Простите, но я не знаю, насколько это удобно – осложнять вам жизнь...

– Никаких особых осложнений я не предвижу. Мезонин, в котором есть небольшая гостевая спальня, будет в вашем распоряжении. Со мной проживают двое слуг, муж и жена, они обеспечат вас всем необходимым. Ваше пребывание в моем доме будет оставаться строжайшей тайной, так что компрометации в глазах общества вы можете также не бояться... Полиции я вас не выдам. Если уж решились довериться мне, так доверяйте до конца. А я постараюсь вам помочь по мере сил.

– Спасибо, Дмитрий Степанович. Я вас нисколько не боюсь, – пролепетала Ася дрожащим голосом, против воли свидетельствующим, что ей нелегко относиться к людям с полным доверием. – Но и вы ведь меня совсем не знаете! Вас-то не пугает мысль поселить в своем доме беглую каторжанку, то есть преступницу, убийцу?

– Страшно пугает! Прокрадетесь как-нибудь ночью в мою комнату с ножом или револьвером, дабы лишить меня жизни, и что же тогда мне, беззащитному делать? Придется неусыпно бдеть! Ну что ж, Анастасия Павловна, это сулит много интересного – мы с вами, поселившись под одной крышей, оба будем начеку, взаимно предупреждая возможные посягательства. Представляете, какой романтический колорит приобретет от этого наша жизнь?

Анастасия, не выдержав, рассмеялась.

– Итак, я полагаю, мы обо всем договорились, – тоном, не допускающим сомнений, подытожил Колычев. – У вас остались в номерах какие-нибудь ценные вещи?

– Откуда у меня ценные вещи, Дмитрий Степанович? Там только саквояж с парой смен белья, юбкой и двумя блузками. Ну и кое-какие мелочи – гребень, зеркальце, шпильки...

– Полагаю, это можно безжалостно бросить. Не будем рисковать, возвращаясь в гостиницу за вещами. Вы и так ходили по острию ножа, остановившись в таком бойком месте. Завтра моя Дуняша сходит в лавку и купит для вас все необходимое. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Слуг я на сегодня отпустил до полуночи, так что попытаюсь сам по мере сил устроить вас на ночлег.

– Дмитрий Степанович, вы не тревожьтесь, я и так доставила вам много хлопот. Если нужно, я сама уберусь у вас в мезонине, и полы протру, и постель застелю, мне в тюрьме пришлось многому научиться. Я вам так благодарна за все.

– Ну что вы, Анастасия Павловна, благодарить пока еще не за что.

Василий и Дуся вернулись домой из гостей в первом часу, веселые и немного пьяненькие. На вешалке в передней висело женское пальто. Слуги переглянулись, причем Васька скорчил весьма красноречивую рожу. Дмитрий Степанович, как оказалось, не спал и с лампой в руках вышел им навстречу.

– Ну, как погуляли, голубчики? – спросил он. – Вижу, что недурно. А теперь послушайте меня. Наверху в гостевой спальне спит дама, вы не шумите, чтобы ее не потревожить.

– Дама?! – ахнула Дуняша. – Это откуда ж такое, Дмитрий Степанович?

– От вопросов пока воздержись, Евдокия. И запомни – о пребывании этой дамы здесь никому ни слова. Ни соседкам, ни молочнице, ни горничной Любаше из седьмого дома. Поняла? И к тебе, Васька, это тоже относится. Смотри у меня! Чтобы язык свой длинный проглотил!

– Ну что уж вы так на меня, Дмитрий Степанович? Ни слова так ни слова, как прикажете, дело ваше хозяйское... Чегой-то мне языком давиться?

– Да знаю я тебя, балаболку! Дуся, завтра подойдешь к моей гостье и спросишь, что ей нужно купить – белье, чулки, из одежды что-нибудь и прочее, а то она прибыла к нам совсем налегке. За покупками съездишь к «Мюру и Мерилизу», деньги я дам. Ну все. Спокойной ночи. Завтрак не забудьте приготовить на две персоны.