Четвертая высота

Гуля встала, вытерла полотенцем мокрое от слез лицо и начала собираться в дорогу. Первым делом она взяла с этажерки свои любимые книжки – «Детки в клетке» и «Лампу Аладдина». Потом подумала и достала из ящика маминого стола несколько серебряных гривенников и медяков. После этого открыла бельевой шкаф и вытащила из кучки аккуратно сложенного белья простыню.

«Это будет моя палатка, – решила Гуля. – Ведь мне придется ночевать прямо в поле или в лесу».

Она засунула простыню в чемоданчик. Сверху положила книжки и своего старого друга Пафнутия Ивановича. Всю мелочь, которую нашла в столе, положила в карман передничка.

«Пальто тоже надо взять, – подумала Гуля. – И зонтик. А то еще вдруг в Испании пойдет дождь».

Она вытащила из шкафа свой крошечный розовый зонтик, обшитый кружевами.

И, уверенная в том, что она обеспечила себя на все случаи жизни, Гуля оделась, взяла в руки чемоданчик, зонтик и отправилась в далекий путь. Во дворе она простилась со всеми знакомыми ей ребятами.

Когда Настасья Петровна вернулась домой, соседские дети спокойно заявили ей:

– А ваша Гуля уехала в Испанию.

Настасья Петровна бросилась на розыски Гули и часа через два нашла ее на вокзале – девочка сидела на скамейке, дожидаясь отхода дачного поезда. Кое-как приволокла она беглянку домой. Гуля упиралась и плакала.

Соседи позвонили матери на работу. Когда она вошла в комнату, Гуля, рыдая, бросилась ей навстречу.

– Я не могу больше так жить! – сказала она.

Мама села на диван и притянула дочку к себе.

– Ну, расскажи, что случилось. С Настасьей Петровной опять не поладила?

Слезы душили Гулю.

– Она ничего не понимает! – еле выговорила Гуля, заливаясь слезами. – Тебя и папы целый день дома нет, а она ничего не понимает. Я так красиво по стенам расклеила твои картинки, думала – она обрадуется, а она говорит: «Стены испортила», и все порвала, ножом соскоблила. Отдай меня в школу!

– Хорошо, Гуленька, мы что-нибудь придумаем. Только в другой раз не убегай без спросу в Испанию.

Мама уложила дочку на диван и укрыла ее. Гуля успокоилась и уснула.

А мама долго еще сидела возле нее, гладя ее голову. Среди ее мягких льняных кудрей чуть темнела на затылке прядь каштановых волос.

«Растет моя дочка, – думала мать, – вот и волосы начинают темнеть. Как-то у нее сложится жизнь?..»

«Адам»

Гуле шел седьмой год. Она давно уже умела читать – чуть ли не с пяти лет, – но отдавать ее в школу было еще рано. Знакомые посоветовали матери устроить ее в группу, которой руководила старая учительница-француженка: девочка будет играть и гулять вместе с другими детьми, да, кстати, и языку научится.

И вот Гуля в первый раз пришла к учительнице.

В комнате со старинной, полинявшей мебелью и множеством картинок и фотографий на стенах, кроме Гули, было еще двое детей: мальчик Лелик, с длинными кудрями, похожий на девочку, и стриженая девочка Шура, похожая на мальчика.

Дети уселись за низенький столик, а старушка учительница взяла зеленого тряпичного зайца и запела непонятную песенку. Заяц у нее в руках принялся отплясывать на столе какой-то смешной танец. У него прыгали уши и болтались ноги, дети смеялись и повторяли за учительницей странные слова песенки.

Гуля смотрела на всех молча, исподлобья. Но вот она решилась что-то спросить.

– Адам, – сказала она наконец, – почему…

– Что ты сказала? Повтори, – удивилась француженка.

– Адам, – повторила Гуля.

– Не «адам», а «мадам» нужно сказать.

– Мадам, – снова начала Гуля, – разве русский язык такой плохой, что нужно учить еще французский?

Ей это казалось удивительным. Зачем петь песенки на непонятном языке, когда есть на свете такой хороший, такой понятный русский язык? И к тому же, зачем нужно заставлять плясать этого зеленого зайца? Дома у Гули тоже был заяц, только не зеленый, а голубой, но он уже года три как лежал в ящике с другими старыми игрушками. Гуле скоро нужно было поступать в школу, а ее забавляли, как маленькую!

Старушка не знала, что ответить Гуле. Она подумала немножко и велела детям устроить хоровод. Мадам взяла за руки Лелика и Шуру, а Шура протянула руку Гуле. Но Гуля вырвалась и села на стул.

– Я не люблю танцевать утром, – сказала она. – Я люблю утром читать.

Француженка недовольно покачала головой:

– Ты непослушная девочка. Ну хорошо, мы будем читать.

Но оказалось, что в этой группе читают тоже не по-русски, а по-французски. И не сказки читают, а только азбуку.

Мадам раздала детям картинки с нарисованными на них буквами: а, бе, це, де…

Дело было нехитрое. Гуля быстро запомнила все буквы. Не прошло и месяца, как она уже умела довольно бегло читать по-французски.

На прогулках в саду она торопила свою «адам» домой:

– Пойдем почитаем еще немножко вашу французскую книжку.

А к концу зимы она научилась не только читать, но и писать. Когда она на уроках очень уж расходилась и шалила, мадам надевала пенсне и говорила:

– Спокойно! Сейчас мы будем писать диктант.

Но Гуля и этот урок превращала в веселую игру.

– «Дитя лежит в колыбели, – мерным голосом диктовала мадам французские фразы. – Птичка сидит на дереве. Бабушка вяжет чулок. Дедушка курит трубку».

А Гуля выводила в тетрадке:

«Бабушка лежит в колыбели. Дитя курит трубку. Птичка вяжет чулок. Дедушка сидит на дереве».

И, стараясь не смеяться, с самым серьезным видом протягивала тетрадку своей «адам».

Француженка поправляла пенсне и принималась вслух читать Гулины каракули.

– Что такое? – говорила она, хмуря брови. – «Птичка вяжет чулок? Дитя курит трубку?» Ничего не понимаю!

Гуля покатывалась со смеху, а вместе с ней – Лелик и Шура.