Вуаль забвения

Вновь пролетают дни, столетья, годы,

Ждет колыбель свой час во тьме веков,

И стражи, как всегда у входа,

Стоят незыблемой стеной.

А время все летит, не замечая

Того, что люди ждут.

И ворона все клик не замолкает,

И тени вечно бродят и зовут.

Иллюзия тьмы вновь затмевает очи,

И входит в цикл свой хозяюшка Луна,

И тьма над городом смыкает очи,

И раздается песнь во тьме из-за угла.

Поет слепой провидец песню грустно,

Все ожиданьем дышит лишь одним.

Что девушка с душой и светлым чувством

Очистит мир от тьмы чужих обид.

А роза упадет вдруг в ноги королеве,

Придет рассвет и осветит всю землю до низги.

И вырастут на пепле этом

Огромные красивые цветы.

Первые строки песни преобразили пространство. Появились горы, долины, покрытые лесом равнины и селенья. Я отвлекся от текста и потрясенно смотрел перед собой на пространство, где возникла карта. Но с утратой моего голоса пространство стало таким, как прежде.

Как только песня возобновилась, карта вернулась в прежнее состояние. С последним звуком карта в своем великолепии, по-другому не сказать, вошла в свою окончательную фазу. Теперь можно было видеть горы, реки, долины, поселки и дорогу, которая вела к глухому озеру в чащу векового леса. Это было удивительное зрелище: вода в реках текла, а иголки на соснах и кедрах шевелились, будто дул небольшой ветерок.

Тот, кто сделал этот артефакт, был действительно искусным мастером. Налюбовавшись пейзажем, матушка просто хлопнула в ладоши, и иллюзия сказки растаяла. Я взял текст, снова сложил его вчетверо и положил в карман.

– Иди, поешь тебе надо подкрепиться.

В гостиной самом разгаре шёл ужин. Моё место пустовало. Опустившись на знакомый стул, я не привлек к себе особого внимания. И начал поглощать все, что было недалеко от моей тарелки. Когда еще так придется поесть, подумалось мне. Ведь «завтра» для меня перестало существовать как понятие. Это меня, почему то рассмешило, и я даже ухмыльнулся с набитым ртом.

Ужин закончился далеко за полночь, когда я пришел к себе, было уже довольно поздно. На кровати лежал мой рюкзак, он был уже собран. Сам по себе он был невесом. Этот рюкзак был не так прост, как могло показаться. Один из артефактов нашей семьи, который я когда-то стащил из кладовой и присвоил себе. За что был, конечно, наказан, но рюкзак не отобрали.

Сам рюкзак был обыкновенный с виду, но обладал двумя незаменимыми качествами в дороге. При его носке не чувствовалось веса, и в него можно было положить в три раза больше вещей, сам же он был не большого размера. Я открыл его и посмотрел: чего только уже туда не положили. И еда, и вещи первой необходимости и пара артефактов, конечно же, карта. Я добавил пару вещей от себя, закрыл и завалился спать.

За окном завывала метель, сон пришел сразу же и был без сновидений. Ранним утром меня разбудил звонок свиристелка. Терпеть не могу эту штуку. Его отец привез из какой-то поездки. Его заводят на определенное время, как обычный будильник. И он начинает свистеть у спящего над ухом до тех пор, пока тот не проснется. Но казус в том, что пока он свистит, его не видно, и прибить гаденыша практически невозможно, поскольку он еще и перемещается мгновенно по комнате. Но стоит встать, как свиристелка, прекращает свистеть и отправляется к хозяину.

И мне с тихим стоном пришлось сползти с кровати и направиться в ванну. Пробыв около часа в блаженном состоянии под горячей водой, я выполз обратно, в комнату, оделся, взял свою котомку и направился в столовую. Несмотря на раннее утро, на столе меня ждал горячий завтрак. Проглотив его, я мысленно попрощался с домом и вышел за дверь.

За ночь навалило невероятное количество снега. И в морозном утре под только пробивающимися лучами солнца он блестел, как россыпи алмазов. Было красиво и очень холодно. Нос сразу замерз. Я дошел до начала главной аллеи и обернулся посмотреть на особняк.

В окне второго этажа чуть дернулась штора. Матушка в своем репертуаре, подумал я. Махнув рукой ей в знак, что я видел, повернулся и пошел к воротам. Последняя мысль, которая пришла мне в голову, прежде чем я ступил за них, была:

– «Ну вот, обычная жизнь закончилась для меня» И тут же пришла другая мысль:

– "Вечно мне приходит в голову какая-то фигня".

*      *      *

Я вышел на тракт, когда он был уже сильно оживлен. В одну и другую сторону двигались телеги, было впечатление, что время смешалось, я пристроился на обочину и решил пройтись. Так было приятно идти по скрипучему снегу, дышать морозным воздухом и наблюдать за движением народа.

Кто-то вез на продажу товар. Кто-то ехал порожняком по своим делам. Были редкие путники наподобие меня, которые двигались пешком. Тракт представлял собой широкую лесную, а порой не очень, дорогу. Очень часто встречались небольшие таверны, в которых можно было не только перекусить, но и заночевать.

Я на этой дороге был свой. Каждая выбоина мне была знакома. Бодро шагая, я улыбался своим мыслям. Солнце светило ярко, мороз стоял умеренный, идти было легко. Да и настроение стало подниматься. Вскоре показался рынок, в него упирался и заканчивался тракт «Бобровая тропа». Рынок представлял большую площадь, утыканную различными лавками, кибитками, палатками в которых продавалась всякая всячина – как обычного происхождения, так и магического.

Когда я в первый раз попал на рынок «Бобровая хатка», то сначала был удивлен; было совсем непонятно, где какой товар продается. Но, как оказалась, это просто видимость. И каждый вид товара продавался там, где было ему отведено место. Просто построение рынка было своеобразно сделано.

Я прошел от входа и остановился. Значит так, что нам тут нужно? Мысль мелькнула и смылась сразу же. Топчась на морозе, я мучительно думал, что же мне нужно приобрести. Мысли не хотели мне помогать и бегали от меня, как зайцы. А ноги стали промерзать от мороза. И плюнув в сердцах на все покупки, я поплелся в свою любимую здесь таверну «Колобок», она была в самом центре рынка. Шел я медленно, тут быстро передвигаться было невозможно. Тьма народа двигалась в разных направлениях. Заодно посматривал на товары, которые продавались по ходу моего движения в лавках.

Так я тек по инерции толпы к центру рынка. По мере движения по улице попадались множество переулков с маленькими лавчонками, откуда вываливались в основную толпу горстки людей.

Вот из такого неприметного переулка вдруг вылетел какой-то бродяга и кинулся мне под ноги. Если бы не реакция тела, то я бы полетел к одной из лавок продуктов. Но тело сработало быстрее мыслей, и бродяга стремглав пролетел мимо и врезался в стоящие напротив прилавки с овощами. Но это его не остановило, он вскочил и тут, же скрылся в толпе, как будто за ним гналось стадо бешеных кабанов.

Я повернулся узнать, кто же за ним так гонится, судя по бегу оборванца, но ничего не увидел. Переулок был пуст и спокоен. Пожав плечами, продолжил свой путь к таверне «Колобок».

«Колобок» стоял на центральной площади рынка и был всегда полон разношерстной толпой. Кого тут только не было: и торговцы с рынка, и заезжие, и горожане также захаживали и не люди. Таверну невозможно было спутать с чем-то другим. Это был резной дом из сказки. Я подошел к дверям и распахнул их. На меня сразу обрушились смесь запахов, таверна дыхнула теплом и уютом. Не задерживаясь в дверях, я протопал в основной зал. Он был огромен и разбит на зоны, где можно было посидеть шумной компанией или уединиться со своими мыслями. Были тут и закуточки, чтобы можно было уединиться не только с мыслями. Посередине зала на возвышенности стояла круглая стойка диаметром около трех метров, где можно было заказать все – от чая и до горячительных напитков. Также оставить заказ на обед, или ужин. Или же договориться об отдыхе на втором и третьем этажах.

Всегда, в «Колобке» стояла умеренная суета и средней степени шум. Посетитель со спокойным тихим голосом тут бы не продержался и пяти минут. Официантки, симпатичные молодые девушки, сновали от столика к столику, то подавая, то унося грязную посуду. За стойкой, вальяжно, но в, то, же время зорко следя за официантками, стоял сам хозяин заведения Бублик. Почему его так звали, уже никто не помнил, но имя это прижилось в народе.

Бублик был выше среднего роста, с хорошим пузом, розовыми щеками, носом, похожим на картофелину, и обаятельной улыбкой на губах. Глаза были всегда с прищуром, и в них читался немалый ум и лукавство. Купеческие гены явно присутствовали у него в крови.

Я подошел к стойке и опустился на свободный ближайший табурет.

– О, милорд почтил нас своим вниманием, – Бублик улыбнулся. И замолчал в ожидании.

– Заказ примешь?

– Вам как всегда? Или хотите дополнить список.

– Еду подай, как я всегда заказываю на мой столик. И вот еще: по окончании трапезы я бы хотел, чтобы мне подготовили вот этот список, – список у меня был в кармане, пока я шел к Бублику – успел прикинуть, что надо, и сотворить все в виде списка.