Первым делом при наступлении ночи он направился к Торанию, который накануне был подвергнут безжалостному бичеванию. Устроить эту встречу было нелегко. Но при участии Маспеции ему удалось проникнуть к смертельно израненному рабу. Тораний очень обрадовался Альбину, он позабыл свою боль и едва приподнялся со своего ложа.
– О, как я рад тебя увидеть, господин мой! Да благословит Господь твой приход!
– Тораний, ты из-за меня страдаешь.
– Не говори так, Альбин, мы не язычники. Разве не радостно пострадать за веру! Я должен хвалить и благодарить своего Искупителя, Который даровал мне счастье перенести за Него бичевание.
– Мне жаль тебя, Тораний! Ты явился моим вторым и лучшим отцом.
Альбин склонился к рабу, припал на его окровавленное плечо и заплакал. В комнате несколько мгновений царило молчание. Слышалось только всхлипывание Альбина.
– Не горюй обо мне, господин мой! Разве ты не знаешь, что лучший наш удел, высшее счастье – это пострадать за Христа? Знаю, что отец твой хочет распять меня на кресте. Помолись за меня, чтобы Господь удостоил меня этого мученичества.
– Помолись и ты за меня, Тораний, когда будешь у престола Всевышнего. Твоя молитва будет сильна.
– Если удостоит Господь предстать пред лице Его, то буду просить Его, чтобы быть нам с тобою вместе на всю вечность. А теперь мы должны с тобой проститься. В здешней жизни мы больше не увидимся.
– О, Тораний, Тораний! – только и мог прошептать юноша.
– Любимый мой господин, не плачь обо мне! Я иду ко Господу! А ведь там вечное блаженство, вечная радость. Там не страшны нам будут наши гонители. Там Сам Спаситель! Не плачь же! Скажи мне: очень гневается на тебя отец твой?
– И отец, и мать страшно озлоблены. Завтра назначен мой отъезд в Сицилию.
– Понимаю: хотят скрыть твое обращение в христианство и заставить тебя вернуться к язычеству.
– Да, это ясно, но я решил в Сицилию не ехать.
– Как же быть?
– Сегодня ночью я навсегда ухожу из дома.
– Покидаешь родителей?
– Да, я не могу больше оставаться в доме, в котором хулится имя Христово и высмеивается наша вера. Со своими родителями я давно разошелся. Мы чужие друг другу. Что ж я буду делать здесь? Поэтому я решил идти к своим братьям и нести общий крест. Что ты думаешь относительно этого?
Тораний немного подумал, затем широко перекрестил голову Альбина и проговорил:
– Да благословит тебя Господь! Да благословенно будет намерение твое! Иди! Помни, что сказал Спаситель: «Если кто оставит дом или родителей Христа ради, тот получит жизнь вечную». Твои родители не бедны и не беспомощны. А там положись во всем на волю Божию. Кто знает, быть может, в будущем они и сами обратятся ко Господу.
– О, как бы я желал этого! – от всей души проговорил Альбин и крепко обнял раба.
Тораний, в свою очередь, заплакал.
– Крепись, мужайся, Альбин! Будем верить и надеяться, что мы с тобой снова увидимся в вечном Небесном Царстве. А теперь прими от меня, недостойного, мое христианское благословение.
Они обнялись и расцеловались. Один – бледный, израненный, приговоренный к казни раб, а другой – юный аристократ римской династии Магнусов – соединились в братском поцелуе. Единая вера в Царство Христово сделало их равными.
– Куда же ты думаешь идти?
– У меня один путь – к Люцию.
– А если его не найдешь?
– Спрошу, где он.
– Слушай, Альбин, что я тебе скажу. Если не найдешь Люция, то иди на Ардейскую дорогу. Там есть дом одного вольного отпущенника Вивидия. Это мой хороший знакомый. Он тоже христианин. Он охотно даст тебе приют, а там наше общество подумает, как тебе устроиться. Но сумеешь ли ты выбраться незаметно?
– Надеюсь.
– А не боишься идти ночью?
– У меня есть ноги, они выручат меня в минуту опасности.
– А тебе не жалко оставить Домициллу?
– Ах, Тораний! – грустно вздохнул Альбин. – Это самый тяжелый вопрос. Если кого мне жаль, то именно Домициллу. Я горячо люблю ее. Но что же делать? Как поступить? Ведь не могу же я ради сестры оставить свой путь и подчиниться родителям? Правда?
– Да, ты прав! Христос должен быть выше всего и выше всех наших земных привязанностей.
– Вот и я так думаю. Однако жаль, что она еще не приняла крещения, но надеюсь, что это совершится. Пусть как-нибудь Маспеция позаботится об этом. Чтобы не огорчать сестру, я даже не хочу говорить ей о своем намерении. Да простит мне Господь мое бегство из дома.
– Да простит нам Господь грехи наши, – тихо проговорил Тораний.
Они еще немного поговорили, затем обнялись и наконец расстались. Юное лицо Альбина было мокрым от слез. Ему было до глубины души жаль верного, преданного раба, на руках которого он вырос и под охраной которого много лет безбоязненно ходил по римским улицам. Теперь он уже больше никогда не увидит Торания: завтра верный раб будет злодейски распят на кресте. От этой мысли Альбин содрогнулся все телом; глубокое человеческое сострадание несчастному рабу навсегда поселилось в его юном сердечке. «О, Боже, дай ему силы! – с верою прошептали его губы. – А мы увидимся с ним там, в вечном Царствии Небесном!»
11
Домицилла горько плакала, склоняясь к плечу брата.
– Альбин, Альбин, что будет с тобой? Ты завтра едешь в Сицилию, а меня отец оставляет здесь.
– Не грусти, дорогая моя! Будем надеяться на Христа, что Он устроит все к лучшему.
– Но я буду скучать по тебе. Почему бы мне не поехать с тобой? Зачем отец хочет разъединить нас?
– Ответ ясен: он боится, чтобы я не сделал тебя христианкой.
– О, как он ошибается. Если бы он знал, что я уже почти христианка, недостает лишь крещения.
– Вот этим я и озабочен, Домицилла. При первой же возможности я хочу, чтобы ты окрестилась.
– Это и мое искреннее желание. Куда ты идешь, Альбин? Побудь со мной еще. Ведь это последняя ночь. Завтра ты уедешь… – проговорила девочка, видя, что Альбин хочет уходить.
В тоне ее голоса было так много умоляющего, что Альбин невольно подчинился и ненадолго остался, хотя ему нужно было спешить! Он знал, что ему, быть может, предстоит сделать огромный путь на Ардейскую дорогу, если почему-либо нет дома Люция или его семейства.
– Ну, Домицилла, спи с Богом! Мне нужно кое-что собрать с собой в дальний путь.
Он подошел и горячо расцеловал сестру.