Лоскутное одеяло

Заснуть Маша сразу не смогла, всё думала. Так и не додумавшись ни до чего путного, всё-таки заснула, и видела во сне добра молодца с ясными глазами.

Гостит Маруся у тётушки день, гостит другой, в лес ходит по грибы-ягоды, в огороде помогает. И к Еремею каждый день не по разу забегает, поговорит ласково, погладит, за ушком почешет. А он пятаком водит, похрюкивает, глазами голубыми в самую душу заглядывает, совсем такими глазами, как у добра молодца из Машиного сна.

Хитрая тётка за всем этим наблюдает и подзуживает:

– Можешь, можешь свиное рыло в светлый лик превратить. Нет, ну если колбаски свиной хочешь…

И дожали-таки бедную девушку с двух сторон! Согласилась Маша получить ведьмацкую силу, лишь бы Еремея от погибели лютой спасти. Подумаешь, ведьма! Их теперь на костре не жгут, головы не рубят, на дереве не вешают. Да и вовсе не обязательно колдовать-ворожить. Будет жить, как жила, зато и Ерёма жить будет.

Глафира за обучение рьяно взялась, древние книги из сундука достала, сама целые лекции начитывала, зельем каким-то поила. Потом ещё и экзамен строгий устроила, придиралась, как могла. Но Маша наша – девушка неглупая и образованная, справилась на «отлично». В полночь при полной луне старшая ведьма молодую посвятила окончательно и сказала довольно:

– Зов крови не обманешь! Наша ты вся. Опыта нет пока, а сила в тебе великая. Сумеешь правильно распорядиться – прославишься.

– А Еремей? – Машу пока только это и интересовало.

– Да прямо завтра и обернём дурака обратно. – Глафира вздохнула притворно. – Эх, денег-то я не заработаю! Ну да ладно, обойдусь. А если не исправится ленивец после этого, так и знай, снова в свина превращу!

На пару ведьмы без труда Еремея опять человеком сделали. Он-то Машу, едва увидев, полюбил, ещё в теле поросячьем пребывая. А она, парня разглядев, тоже чувствами прониклась.

Пока у Глафиры жили-были, любовь все крепла. Ерёма урок усвоил крепко-накрепко, напрочь своё «неохота!» забыл, любую работу выполнял играючи. С Машей всё сладилось-наладилось, поехали благословения у родителей просить. Свадебку сыграли и зажили счастливо. Жена-то молодая лишь по работе ведьмой была, дома – супруга любящая и заботливая. Да только муж всегда помнил, что на ведьме женат, не потрафишь чем – и вмиг в болоте жабой окажешься, или козлом на лугу.

…Самолёт летел себе и летел, а Лида читала. Отвлеклась на обед и ужин, подремала немножко, и снова погрузилась в книжку. Она не замечала, как пролетают эти полётные часы, и на соседей внимания не обращала, и словно не видела снующих мимо стюардесс. Только почувствовав, что закладывает уши, Лида с удивлением обнаружила: а они ведь снижаются. Надо же! И настроение уже совсем другое. Нет напряженной печали, испарилась. Пришло лишь нетерпеливое ожидание встречи с любимым местом на планете. Много где бывала Лида, много чего повидала, но нигде так не дышала полной грудью, нигде не ощущала всей кожей такого родного тепла. Вот любила северянка эти тропики, и всё тут!

Посадка, сутолока в аэропорту, дорога к морю тоже пролетели незаметно. Выбранный Лидой отель был совсем новым. Еще с Серёжкой они мечтали в следующий прилёт пожить именно в нём, обнаружив при прогулке строящееся шикарное здание. Уже тогда было видно, как тут красиво и как удачно расположена гостиница. Ожидание не обмануло. Лида успела отметить и шикарный ухоженный парк вокруг, и сказочный вид на море. Да и номер оказался прекрасным, с огромным балконом. На балкон первым делом Лида и вышла. Курила, любуясь закатом, прислушивалась к себе. Безмерного счастья, как раньше, не было, но и сожаления, что она здесь и одна, не возникло. Было просто хорошо. Отпуск почувствовался сразу, нелюбимые сугробы исчезли из памяти. Да и усталость накрыла, после такой-то дороги. Убаюкивающий шорох моря сделал своё доброе дело, навеял крепкий и спокойный сон на широкой удобной кровати.

Утро Лида встретила тоже на балконе. В номере имелись принадлежности для чая-кофе, а что может быть лучше кофе с видом на море и с сигареткой на рассвете в тропиках? Море шуршало, пальмы шелестели, в их мохнатых лапах перекликались какие-то птицы. Прекрасно отдохнув, Лида встала довольно рано, но на завтрак не спешила, любовалась всей этой красотой. Яркий ковёр сада переливался всеми красками, чаша бассейна была какой-то невероятной голубизны. Всё-таки природа здесь щедра до неприличия! Какие краски! Им даже определения не подобрать. И море неподалёку движется, сверкает, переливается, свежий запах перебил даже аромат кофе и табачный дым. И тепло-о-о-о! Плюс тридцать пять воздух, плюс тридцать вода. Неплохо для января?

Когда она отдыхала-то последний раз? Давно. А так только к маме выбиралась, устраивая небольшие каникулы. На речку бегала, в лес, немножко отключалась от привычной суеты. Спать забиралась на сеновал, устраивалась на шуршащем, восхитительно пахнущем ложе, заворачивалась в тёплое лоскутное одеяло, стараясь забыться, уйти от своей не проходящей печали.

Племяшка Катька, рассматривая лоскутки, каждому кусочку историю подбирала. Лида, присмотревшись, тоже домысливала и фантазировала, придя к выводу, что судьба человеческая – она лоскутное одеяло и есть. События, встречи, дни ясные, времена горькие – вот и сшивается разноцветное полотно. У кого-то серенькое, у кого-то парчовое, как повезёт. Лидино одеяло долгие годы сшивалось из весёлых и цветастых кусочков, а сейчас вот маловато красок стало. Но ведь это не так! Вон перед глазами какая красота расстилается. Пора начинать всё это видеть, радоваться тому, что это есть. Сколько раз внушала ей мама, что надо научиться жить, с эмоциями, с чувствами, не огорчать близких своей печалью. Так устроен мир, нет в нём совершенства, но всегда можно найти светлые пятна. Мама права: надо жить, и жить настоящим, жить за себя, жить за Серёжку. Он не любил её хмурую, делал всё, лишь бы Лида улыбалась. А она его подводит, плачет, печалится, не живёт, а существует. И словно услышала: «Молодец, рыжая!»

Муж звал её рыжей, хотя красноватый оттенок волос проявлялся лишь на солнце. А она его величала серым: когда волком, когда зайчиком. Прекрасно сочетались серый и рыжая! Лиде ли обижаться на судьбу, её замужество дало столько женского счастья, что она сама себе порой завидовала. Много ли баб после десятка прожитых вместе лет так любили и горели, как в медовый месяц? Вернуть это нельзя, но это – было, и расшивало одеяло Лидиной судьбы шёлковыми яркими квадратами. И сейчас просто стыдно быть несчастной! Она может себе позволить подобный отдых, у неё есть много всего, и она будет жить по-настоящему.

Лида сощурилась довольной кошкой. Мисочку еды ещё для полного счастья. До встречи с морем надо всё же позавтракать. Решив извлечь из отпуска максимум удовольствия, Лида направилась в ресторан. Стойку с европейской едой она миновала не глядя. Яйца да ветчина с сосисками и дома в достатке. А вот все эти непонятные соусы, супчики, блинчики будем пробовать! И кофе, и тарелка с фруктами. Как же всё тут вкусно! И снова кофе, под сочный ананас, под нежнейшее манго. Под конец Лида все-таки отяжелела, дома-то она лишь кофейком по утрам пробавлялась. Ну, на то он и отпуск.

К счастью, Лида могла себе позволить есть всё, ни о чём не беспокоясь. Крепкая, но довольно стройная, фигурка не менялась с юности. Она не была идеальной, но всё же очень даже ничего. Впрочем, Лида никогда не придавала особого значения внешности, искренне считая, что настоящее обаяние скрыто в чём-то другом. Она не понимала приятельниц, постоянно терзающих себя диетами, подправляющих то нос, то губы, то зад, то перёд. Результат всегда бывал один и тот же: счастье в личной жизни никак не зависело от полноты губ или разреза глаз. Хотя вокруг полно лиц, явно подкорректированных. Отель был не дешёвый, и публика соответствующая.

Что-что, а окружение волновало Лиду меньше всего, она не собиралась ни с кем знакомиться и общаться. Заканчивая свой неспешный завтрак, она лишь мельком огляделась по сторонам. Никто не был ей нужен, она приехала к морю и солнцу. С солнцем с утра уже пообщалась, теперь пора к воде. Сигаретка после кофе (это святое!), и можно двигаться к главной цели своего путешествия – к Сиамскому заливу.

Море не обмануло ожиданий. Бодрящая прохлада – это не для Лидии Ивановны Куприяновой! Тёплая, ласковая, словно шёлковая, вода, расслабляющая и обволакивающая – вот её стихия. Лежа на спине, Лида покачивалась в нежных волнах, глядя в небо, потом перевернулась и долго плавала, до приятного изнеможения. Нет, ну есть же место на планете Земля! Прямо создано для её, Лидиного, удовольствия. Она даже шезлонг облюбовала на солнышке. Так хотелось нагреться впрок, прожариться, как следует! Уж очень она любила высокие градусы и палящее солнце. Под этим солнцем Лида и задремала, выпав на время из действительности. Море что-то ласково шептало, солнце старательно грело, и она чувствовала себя почти счастливой.

Ирина

…Слёзы закапали на старинную полировку. Ира смотрела на своё несчастное лицо, отражённое в зеркале и спрашивала себя:

– Почему? Почему я? Почему сейчас?

Спрашивала, точно зная – ответа нет и не будет. Она пыталась удержать непокорные слёзы, но тщетно, остановить поток не удавалось. А ведь скоро явится Мишутка, и что она ему скажет? Господи-и-и, как же быть?

Всё-таки кое-как удалось с собой справиться. Ира прошла в ванную, умылась ледяной водой. Скрыть красные глаза и распухший нос не удастся, но хоть чуть-чуть убрать следы горя. Помнится, на кухне был пустырник, до сих пор никому не пригодившийся. Ну да, вот он, коричневый пузырёк, притаился в уголке. Накапав щедрую порцию, Ирина залпом выпила мензурку и вернулась к зеркалу. Подкраситься, что ли, чуток? Как всё скрыть от Мишутки, как сделать так, чтоб не догадался, хотя бы пока. Да ведь поймёт и догадается, он чуткий-пречуткий.

Он придёт, как всегда, с подарочком. Всё время появлялся на пороге с необыкновенной, солнечной, чуть смущённой улыбкой и прятал за спиной гостинец. Пироженку, букетик или ветку рябины с яркими ягодами – но всегда.

«Мишутка… Счастье моё, жизнь моя, любовь моя!» – слёзы опять заблестели в несчастных глазах. Ну нельзя, никак нельзя! Нельзя показать, испугать, огорчить. Пусть ещё немного, но он будет счастлив и беззаботен. Ещё утром они были счастливы оба, счастливы бесконечно, безгранично, безмерно.

Мишутка был вторым Ириным мужем и первой любовью. Предыдущее замужество она старалась вообще не вспоминать, а вот нынешний муж дал ей такую восхитительную семейную жизнь, что Ира твёрдо была уверена: нет в мире жены счастливее, чем она. У неё самый добрый, самый надёжный, самый нежный, самый-самый любимый Мишутка.

Собственно говоря, он был вовсе никакой не Миша. Звали его Костя, Константин Лапиков. Обнимая, ласкаясь, Ира промурлыкала когда-то:

– Костя Лапиков – Косолапиков – Косолапенький – Мишутка!.. – повторила напевно. – Мишутка, Мишутка, Мишуточка!

– Меня в школе Топтыгиным звали, – усмехнулся он.

– Не-е-ет! – пропела Ирина всё так же нежно. – Мишутка!

Занятая печальными мыслями, Ира не сразу услышала звонок в дверь. Вздрогнула, неужели Костя? Открыла и удивилась: на пороге возвышалась подруга с тортом в руках:

– Я пришла к тебе с приветом! – возвестила Светка. – А ты чего ревёшь?

Как же вовремя она появилась! Всхлипывая, Ира выложила всё, что терзало её и заставляло лить горькие слёзы.

Совсем неожиданно для себя она услышала сегодня страшный, смертельный, убивающий диагноз: злокачественная опухоль. Началось с простой диспансеризации, Ира ходила по кабинетам, уверенная, что у неё всё прекрасно.

– На что жалуетесь?

– Жалоб нет.

Насторожило нахмуренное лицо очередного врача, консилиум в кабинете УЗИ[2 - Ультразвуковое исследование. – Прим. ред.]. Потом пошли направления на разные анализы и обследования, а закончилось всё визитом в онкоцентр. До последнего Ира не верила, что все эти страшные слова относятся к ней. Несколько дней она добросовестно переносила все процедуры, уверенная, что ничего не найдут, и лишь сегодня поверила, хоть добрый доктор и уверял, что ничего страшного. Но уж слишком долго он перебирал бумаги, и в глаза старался не смотреть.

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! – горько пошутила Ира. – Сказали, сделают всё возможное, но это же рак!

И она опять заплакала, отчаянно и безнадёжно. Светка прижала её к себе, поглаживала тихонько, успокаивая:

– Ну, ладно, ладно! Мы ещё поборемся! Помнишь притчу о двух лягушках, попавших в молоко? Одна сразу потонула, а вторая трепыхалась, бултыхалась, сбила масло и выбралась наружу. Так что начинай бить лапками!

– Я что, по-твоему, лягушка?

– Ага! А должна быть царевной. Мужа нужно встречать красавицей, а не чудовищем. Иди, причепурься, я пока чайник поставлю. Я с тобой беду разделила, а ты со мной тортик разделишь.

Светкино присутствие помогло Ире успокоиться, словно она и вправду напополам поделила с ней горе. Выпив чаю с тортом, поболтав безостановочно обо всём, Светка умчалась, а Ира опять принялась думать, как бы уберечь от горя Мишутку.

Зачем судьба дала им счастье и надежду? Чтоб вот так, сразу, всё отобрать? Мало ей было прежних тумаков и обид? Прошлое начало мелькать перед глазами, вспомнилась вся прежняя жизнь. Такая длинная… И такая, оказывается, короткая!

…В Иришкином детстве было всё. Вкусная еда, красивая одежда, разнообразные игрушки и книжки, всё, что можно купить за деньги. И было противное слово «бизнес».

– У нас бизнес! – говорила мама, изредка показываясь дочери на глаза. Папа не показывался вовсе.

Из-за этого бизнеса у Иры не было ничего того, что должно быть в детстве. Никаких семейных праздников, совместных походов в кино, поездок за город и в гости. Чтобы мама спела колыбельную или рассказала сказку на ночь? Представить невозможно! У неё в это время деловая встреча.