Вдох, выдох… Удушье отступило, кислород насытил расправившиеся легкие. Дверь спальни тихонько скрипнула и с мягким щелчком закрылась. Он выходил? Смотрел на меня? Наслаждался триумфом? Радовался, что удалось напугать меня до дрожащих пальцев и панической атаки?
Я. Застряла. Тут. На месяц.
С чертом. В одной табакерке! Правда, к ней прилагался роскошный вид, но этим все прелести и ограничивались.
Напротив места моего заточения сплетением желтых и зеленых огней горела «Москва-Сити», упираясь яркими макушками в черный небосвод. Огромные панорамные окна чертовой квартиры позволяли охватить картину целиком. Правда, даже с четырнадцатого этажа строения казались такими величественными, такими недосягаемыми, словно в них жили сами боги. Где-то там в пентхаусе небоскреба вполне мог располагаться истинный Олимп.
Я медленно набрала в легкие воздух и замерла. «Только месяц». Офис моей мечты тоже был там, где-то в этом гигантском сверкающем муравейнике. «Лингва Юниверс» переехала за реку перед новогодними праздниками. Алексей Николаевич жаловался на бешеную стоимость аренды, но, как выяснилось, его компания вполне могла себе это позволить. Возможно, я сейчас смотрела на окна своей будущей работы.
Правда, пальцы до сих пор ныли от непривычного ручного труда, а от кожи пахло средством для паркета. Все это нещадно возвращало меня к мыслям о работе нынешней.
Что он все-таки имел в виду под ночным «допингом»? Совсем ведь не то, о чем я так некстати подумала? И не удивлюсь, если в этот момент покраснела до кончиков ушей. Да нет… Контракт ведь не подразумевает.
«Такого» – только если сама попросишь» – отдалось густым хрипом в голове. Сложно представить, что должно произойти, чтобы я попросила об этом демона ада.
Да что вообще может быть у черта за важный проект?! И зачем он приехал в мой университет и прикинулся профессором? Думать об этом сейчас не хотелось. Этот день выпил меня. Залпом, до дна, не закусывая. Оставил лишь перепуганную оболочку, которой пора было придать горизонтальное положение.
Как демон и сказал, в шкафу нашелся темно-синий флисовый плед. В остальном же мне предлагалось ночевать в спартанских условиях – ни подушки, ни постельного белья. Но котлов со сковородками поблизости тоже не было, так что грех жаловаться.
А еще… В квартире было тихо. И я неожиданно поняла, что смогу заснуть – даже при всей своей нелюбви к новым местам. Впервые за неделю я глядела в потолок и слушала собственные мысли, а не лязганье шпингалета, с которым играется Ваня, и не причитания Вальки.
Стыдно признавать, но жалобы сестры меня порядком утомили. Приходилось каждый раз напоминать себе, что она, а не я – жертва обстоятельств.
Наверное, останься на ней хоть какие-то ссадины или синяки, мне было бы проще. Но Валька выглядела вполне цветущей, а племянник – живым, всем довольным мальчуганом. Все мое существо противилось жалости и кричало о подвохе, но я никак не могла нащупать разгадку. Понять причину собственного совсем не родственного равнодушия. Нельзя так. Мы же семья.
Спустя пять минут я совершила еще одно неприятное открытие. Диван был отвратительным. Просто пыточный агрегат какой-то, созданный специально для адских мук!
Еще полчаса попыток найти хоть сколько-нибудь удобную позу не привели к успеху. Фыркая и посылая в небо возмущенные мыслеобразы, я сползла на мягкий ковер, укрылась пледом, подложила ладони под щеку… и отключилась.
Глава 4
Меня разбудила тупая боль в шее. Мышцы выражали бурный протест против спонтанной ночевки на полу. Надо в следующий раз озаботиться хотя бы подушкой. Диван показал себя как полностью негодный, так что спать приблудной дворняжкой на коврике мне предстоит весь месяц.
В свете отданной черту в ломбард души и внезапного бытового рабства это казалось не самой крупной моей неприятностью, так что я даже жалеть себя не стала. После прогнувшейся до пола пружинной кровати в общежитии, которая натужно скрипела при каждом повороте и будила мою соседку, мягкий ковер был не самой плохой альтернативой. Просто нужна подушка или что-то в этом роде.
И еще массаж. Боже, как же хотелось ощутить сейчас на плечах умелые руки с шершавыми пальцами, разгоняющие тепло по коже и ласково разминающие шейные позвонки…
– Свари кофе, Олеся, – раздалось чуть осиплое откуда-то сверху, и я в ужасе подскочила с пола.
Дрейк стоял у окна, за которым серела предрассветная Москва. Уже упакованный в белоснежную рубашку, галстук и темные брюки. На спинке дивана черным пятном лежал пиджак классического кроя. Сегодня Демон Ада выглядел куда официальнее, чем вчера. Я даже на секунду прониклась важностью его проекта.
Я спросонок потерла отлежанную щеку. И что он там от меня хотел?
– Он хотел кофе, – ответил черт.
Значит, эффект чтения мыслей еще не рассосался. Печально. И неловко. Ведь минутой ранее я думала про массаж, по степени обещанного наслаждения сравнимый с эротическим. Хотя… что я в этом понимаю?
– Я не умею, – пожала плечами и оглядела себя. Моя блузка была мятой. Ей пришлось отрабатывать пижамой.
– Хмм… Все умеют варить кофе, – он повернулся ко мне и недоверчиво склонил голову набок.
– Значит, все, кроме меня. Я не вру.
– Вижу, что не врешь, – Дрейк резко выдохнул. – Это проблема, Олеся.
Умеет он сделать утро «добрым». Зачем все так усложнять? То невидимая пыль ему взрывает мозг, то отсутствие кофе – серьезная, видите ли, проблема.
Сведенные над переносицей брови намекали, что умыться мне не дадут, и я вяло поплелась на кухню. Может, согласится на чай? Или намеренно сварить ему какую-нибудь бурду, чтобы Дрейк понял: помощница из меня так себе и вчерашний тест-драйв был не показателен? Авось и отпустит. В контракте ничего не было о том, какой именно по степени идеальности кофе я должна варить.
Лопатки щекотнуло недобрым взглядом. Пожалуй, не стоит так рисковать, учитывая, что «чертов черт» читает мои мысли.
– Умница. Верное решение.
– Я бы могла научиться, но у вас нет этой… турецкой медной штуковины, – протянула я и, порывшись в верхних ящиках, добавила: – И кофемолки тоже.
Он что, рассчитывал, что я умею вытягивать бодрящий нектар прямо из воздуха? Черт, подвид наивный. Редкий, но все же существующий экземпляр.
– Ладно… Потом решим этот вопрос.
Он тряхнул головой, и темные волосы упали на глаза. Дрейк отбросил их ладонью назад, да так и завис с рукой на голове, жадно всматриваясь в пейзаж за окном. Сквозь московскую унылую серость пробивался яркий рассвет, отражаясь от зеркальных небоскребов и заливая кухню розово-оранжевыми отблесками. Я тоже зависла: глаза увязли в напрягшейся плечевой мышце, так дерзко обтянутой белой тканью. Офонареть.
– Лучше расскажи, почему ты на полу валялась? – глаза Дрейка променяли респектабельные, лоснящиеся, будто бы от масла, небоскребы на невзрачную меня.
– Диван неудобный, – просипела в ответ, пытаясь проморгаться. Надо как-то заставить себя отлипнуть. Стыдно так глазеть.
– Диван как диван! – недоуменно фыркнул Дрейк и опустил, наконец, руку, возвращая мне спокойствие. – Держи.
Он достал из заднего кармана джинсов узкий конверт и протянул мне.
– Что это?
– Аванс. Купи себе колготки.
Изумрудный взгляд упал на мои колени. Я тоже невольно опустила глаза. Колготки я вчера стянула и бросила в урну, так что перед нами двумя предстали мои голые ноги. Без ссадин и уже без намеков на бриллиантовую зелень.
– Вы… отпустите меня? – хотелось добавить «на волю». Со вчерашнего вечера не покидало ощущение, что я пленница в этих роскошных апартаментах с видом на «Москва-Сити».
Дрейк пару раз быстро моргнул и перевел взгляд на мое лицо.
– Ты не пленница, Олеся. Ты моя ассистентка. Думал, мы вчера прояснили этот момент, – он прочесал волосы пятерней и указал глазами на конверт. – К тому же, я поручаю тебе одно дело. Там лежит три квитанции. Из химчисток в разных концах города. Надо забрать вещи.
– Вещи?
– Пара рубашек, пиджаки, выходной смокинг… Не помню точно. Их сдавала предыдущая помощница, но, поскольку она бесследно исчезла, возвращать придется тебе.
– Почему в разных концах города?
– Откуда мне знать? Видимо, ей так было удобнее, – он пожал плечами. – Памятуя о твоем «топографическом идиотизме»… Есть шансы, что ты не заблудишься?