Черный дракон

– Мне надо заказ получить, – прошептала Ринка. – А я вот не могу поехать.

– Какой заказ?

– Позвонил какой-то Орлов, директор рекламного агентства, предложил отредактировать пару листов. И такие деньги посулил, ну прям как за целую книгу.

– Так давай я съезжу! Заберу твой заказ.

– Правда? Ты настоящая подруга!

– Конечно, я – твоя подруга! – обрадовалась Катенька. – Я так и хотела. Стать твоей подругой.

– У меня в дублёнке в кармане адрес и имя реклам-щика. Возьми, – уже через силу выговорила Ринка. – А я посплю пять минуточек.

И на ватных ногах она побрела в спальню.

Но сон не шёл. Зато возникло странное чувство. Вспомнилась бабушка. После её ухода Рина должна была что-то сделать. Но что? Она не знала.

И ещё возникло чувство, что вот уже какое-то время она связана… очень прочно… но с кем?! Вот только что болела коленка. Но вдруг прошла. Вмиг. И Рина смутно чувствует – кто-то помог ей. Но кто?

Хорошо бы спросить бабушку. Но её нет. А маму Вету и спрашивать не хочется. Она только о своих походах, полётах, разъездах и думает. Экстремалка…

А вот если бы пришёл тот – в чёрном пальто, у которого руки в шрамах… Он похож на актёра нового фильма «Красавица и Чудовище». Наверное, это по сказке той самой писательницы мадам де Бомон, о которой Виктория в издательстве требовала доскональных знаний. И зачем? Обычная детская писательница, ещё и директриса школы для благородных девиц. Педагогиня. Терпеть не могу педагогов! Эта мадам де Бомон написала много, но всё, кроме сказки про Красавицу и Чудовище, давно забылось. Да и «Аленький цветочек» нашего Аксакова на тот же сюжет куда ярче, волшебнее, интереснее. Хотя, говорят, сейчас идёт модный мюзикл по сказке француженки. Теперь вот и фильм будет.

Сон исчез. Захотелось побольше узнать про новый фильм. Наверное, новости про него уже есть в Интернете.

Рина встала, подсела к компьютеру и открыла поисковик, надеясь, что уже скоро увидит странно-притягательное лицо парня, бегущего по звёздам. Но поисковик молчал. То есть нет: он выдал кучу ссылок на старые советские фильмы по «Аленькому цветочку», на американский телесериал конца 1980-х, где роль Красавицы исполнила Линда Хамильтон, на диснеевский мультик. Но никакого упоминания о новом фильме не было.

Звонок выдернул Ринку из размышлений. Вернулась Катенька. Раскрасневшаяся и повеселевшая, будто побывавшая на утреннике с подарками.

– Чудесный человек этот Леонид Николаевич Орлов! Такой импозантный, высокий. Хотя и не первой молодости, но глаза горят. Шикарный мужчина! Угостил меня кофе. Наговорил кучу комплиментов. Представляешь, сказал, что по телефону я была таинственной незнакомкой, но, увидев меня, он понял, что я – прекрасная дама. Прямо трубадур или рыцарь из Средневековья! Выдал рукопись и, между прочим, все деньги авансом. Ещё и велел своему шофёру меня отвезти. Видишь, как я быстро управилась? – Катенька вдруг прервала свою захлёбывающуюся речь и стушевалась. – Рин, – просительным тоном сказала она, – ты ведь болеешь. Давай я сама отредактирую. И мне как раз… деньги очень нужны. А Орлов потом тебе ещё что-нибудь даст.

– А ты сказала ему, что ты – не я?

– Нет… – Катенька похлопала ресницами. – Как-то разговор не зашёл.

– Тогда как же я у него возьму другой заказ?! Он же думает, что я – это ты.

– А я за новым заказом опять сама съезжу. Ты ведь пока с ногой мучаешься. А он пообещал дать другой заказ через пару дней.

Ринка не стала говорить Катеньке, что нога у неё на удивление быстро пошла на поправку. Что завтра она и сама сможет поехать в агентство к Орлову. Она почему-то очень ясно увидела, что Катенька не врёт, что ей действительно нужны деньги. Привиделись голые стены. Скорее всего – ремонт. Брошенный по причине нехватки денег. Ну что ж, пусть Катенька возьмёт себе эту денежную работу. Ох, вечно Ринка входит в обстоятельства других людей, вечно сочувствует каждому…

– Ладно! – проговорила она. – Бери себе этот заказ. Зато мне не придётся краснеть потом. Я-то знаю, что ты редактор от Бога. Только вот что. Не забудь на слух проверить эти отредактированные белые стихи. Меня Орлов специально предупредил.

– Мне он то же сказал. Я всё сделаю. Хоть десять раз прочту вслух, чтобы потом никакой фальши не обнаружилось. На самом деле Орлов прав: именно так – на слух – поэты всегда стихи проверяют. А Орлов – такой импозантный мужчина. – повторила Катенька и зарделась.

А Ринка, не подумав, ляпнула:

– Уж не влюбилась ли ты, подруга?

– Я – подруга… твоя подруга… – опять как во внезапном полусне пробормотала Катенька. – Но влюбляться мне не надо. Мне надо…

Тут речь её внезапно оборвалась. И, повернувшись на каблуках, Катенька выскочила из квартиры Ринки.

Она неслась во весь дух – скорее поработать, а потом отнести рукопись Орлову. Снова увидеть этого обаятельного мужчину, говорившего такие комплименты, которые Катенька в жизни не слыхала. И конечно, она не заметила, что от дерева около песочницы напротив Ринкиного подъезда отделилась фигура в тёмной куртке. Парень бросил окурок и тихо-незаметно пошёл вслед за мчавшейся на всех парусах Катенькой.

«Ну и жизнь! – мрачно думал парень. – То бабку утром вози, а она возьми и копыта откинь. То вот эту девку отследи – куда пойдёт. А куда ей идти? Домой, ясное дело. Там, у неё дома, и поговорим. Что я, к бабе ключ не найду? Найду! Всё выложит, не отвертится. Никто ещё не смог отвертеться – я человек умелый…»

А в это время на другом конце города у приоткрытого окна с цветными шторами стоял темноволосый парень. Его рубашка была расстёгнута, но пот всё равно тёк по спине и груди. Его зрачки были расширены, будто он старался ухватить внутренним взором то, что не увидишь в реальности. Час назад он не уследил, куда бегала Катенька. Она спустилась в метро, а там эмпат плохо ориентируется. Но сейчас он не может сплоховать!

И он УВИДЕЛ. Девица Катенька снова вылетела из подъезда подруги и опять же очень быстро пошла, но на этот раз к себе домой. Он видел, как она повернула направо, перешла улицу, потом пересекла вторую и вошла во двор дома, стоящего буквой «Г». Да она, оказывается, живёт рядом! Хотя чего это он? Девчонки ведь были подругами. Значит, ясно – жили неподалёку друг от друга.

Эмпат проследил, как Катенька отпирает входную дверь. Спешит. Влетает в квартиру. Прикрывает дверь, не замечая, что замок не щёлкает. Беспечная дурочка! Уже в прихожей Катенька торопливо вынимает из сумки полупрозрачную папочку. Файл – листы с распечаткой. Эмпат сосредоточивается на номере квартиры – тридцать семь. Дело сделано. Можно расслабиться.

Он немного поспит, а потом поедет к этой Катеньке. Надо же её предупредить.

Катенька же, скинув верхнюю одежду и даже не переодевшись в домашнее, плюхнулась на диван и вытащила из файла рукопись. Хотелось почитать поскорее – что там? При Ринке она смотреть не осмелилась. А ну как, увидев, отберёт? И тогда прощай новая встреча со столь приятным Орловым. Да и деньги на ремонт уплывут. А ведь хочется пожить как человек. А не как вечная ре-монтщица – при полусодранных обоях.

Какой странный текст! Действительно, написан белым стихом. Описание покинутой родины – её цветов, полей и лугов. Кто автор, что за родина – неизвестно. Да и к чему? Для редактуры это не нужно.

Хотя… Катенька ещё раз просмотрела текст – тут и редактура-то минимальная. За что только этот Орлов деньги платит? При таких разбрасываниях тысячами по миру пойти можно. Хотя, наверное, он богат. Иначе не заплатил бы столько.

Катенька внесла грамматическую правку, заменила несколько слов на более подходящие по размеру стиха. Больше и делать-то нечего. Ах да, она же обещала поступить как реальная поэтесса – проверить текст на слух!

Катенька встала в центр комнаты прямо под люстру – ну точно как на сцене. Откашлялась, как истинная чтица, и начала читать. Первые строки прозвучали удачно. Потом она споткнулась и поняла, что требование Орлова резонно – при чтении вслух стали видны мелкие огрехи. Вот здесь стоит подобрать более короткое слово. Подумав, Катенька внесла и эту правку. Дальше опять всё пошло гладко. Ну а к концу Катеньке даже понравилось собственное чтение.

«А не прочитать ли ещё разок? – подумала она. – Ишь, как у меня голос приятно звенит!»

И Катенька затянула второе чтение. На душе становилось всё приятнее. Ей так нравились строки в своём исполнении!

«Надо бы прочесть ещё разок!»

Ветры безбрежные, ритмы скорейшие,
В вечность, прошу, унесите меня!

Дальше шёл набор странных слов – непонятных, но завораживающих. Катенька даже ни разу не сбилась при их прочтении. Правда, в голову полезли странные мысли.

«Что такое „по ми”? Для меня, что ли? А что значит „стокрамо”? – успела ещё подумать Катенька. – Сто граммов – знаю. А что значит „стокрамо”?»

Больше мыслей в голову ей не пришло. Потому что она вдруг упала прямо на пол под люстрой. Из горла пошла кровь. Катенька ещё попыталась выплюнуть эту алую струю, мешавшую дышать. Но крови оказалось слишком много.

Ну кто бы предполагал, что ТАК много?! Кровь залила пол, Катенькины волосы и рукопись, которую она держала в руке.

Так что когда парень, шедший за Катенькой, вошёл в незакрытую квартиру, то увидел в комнате огромную липкую кровавую лужу.

– Вот чёрт! – выругался он.

Но всё же подошёл поближе, стараясь не вляпаться. Чужая смерть не внушала ему ужаса. Но запачкать свой новый костюм он побоялся. Ведь тот был куплен не на оптовом рынке, а в престижном бутике. Но нечто сильнее Бориной брезгливости (а это был именно он) заставило его всё-таки подойти поближе. И это же нечто повелело осторожненько вынуть из Катенькиной ещё тёплой руки бумагу, по которой бежали слова, выведенные на принтере. Желание взять себе бумагу оказалось так сильно, что Бориса не смутила даже кровь, залившая чёрные строки на белом фоне.

И вот невероятность! Едва Катенькины пальцы перестали удерживать бумагу и та перекочевала к Борису, алая кровь начала исчезать невесть куда. Больше того, пространство вокруг Катеньки очищалось, будто кто-то водил огромным, невидимым ластиком, стирая кровь с пола, ковра, одежды. Но Борис ничего этого не замечал. Как заворожённый, он смотрел на бумагу. Впрочем, и там не замечал, что с белого листа пропала и кровь, и даже чёрные строки, напечатанные на принтере. Сам не осознавая зачем, Борис странным механическим движением осторожно сложил бумажку вчетверо и бережно упрятал её во внутренний карман своего модного пиджака.