– Это в центре… Там магазины, театры, бульвары…
– Вот! Это места универсальные, для всех. Но есть еще и личные для каждого.
– А их как узнать?
– Они сами проявятся. Надо просто походить по городу. Как почувствуешь приток энергии – это твое место силы.
– И сколько ты так бродить будешь? Времени же нет…
– Можно и за день успеть. Это как повезет. Есть такие тетехи – всю жизнь по Москве ходят, а так и не научатся силой города пользоваться. А кто умнее – за день свое место силы найдет.
– Ну да! – недоверчиво фыркнула подружка. – Тебе бы, Танька, сказки писать. Эти, как их, «Спокойной ночи, малыши!».
Татьяна повела плечиком в своей красной курточке и выпалила:
– Не веришь?! А все – правда. И про Москву, и про разную мистику.
– Ага! – Подружка захихикала. – Тебя послушать, так самое мистическое место в Москве – метро и маршрутки. Там больше всего народу толчется.
– Ну знаешь! – вспыхнула красная курточка.
– Ничего не знаю!
Девчонки остановились. Да так резко, что я чуть не налетела на них.
– А вот вы бы и поинтересовались! – неожиданно для себя выпалила я. – Узнали бы побольше! А тебе, – я повернулась к красной курточке, – непременно надо узнать. У тебя мистический склад ума. Может, ты экстрасенс?
Девчонки посмотрели на меня обалдело и почему-то, схватившись за руки, понеслись вперед. Кажется, мое вступление в их беседу напугало их. Действительно, идешь спокойно, болтаешь с подругой, вдруг подбегает кто-то и говорит, что ты – экстрасенс. Невольно мурашки побегут по коже. Вот вам и начало мистического путешествия по городу.
Да так оно и бывает. Случайный встречный, неожиданные слова. И будьте внимательны – знак судьбы…
Уж я-то знаю. Я всю жизнь живу в этом городе. Поездила и по другим городам с мистической историей и убедилась: Москва – сильнейшая. Так что недаром ее облюбовал профессор черной магии господин Воланд. Судя по всему, частенько он в ней бывал под разными именами, обличьями, с разными царями и простыми горожанами под ручку ходил, дружеские советы нашептывал. А как иначе объяснить, например, что Иван Грозный днями пытки с оргиями творил, а ночами-то каялся, молитвы до одури читал, лбом о землю бил да на холодном полу в одной рубашонке лежал? Понимал, значит, Ивашка, что дьявол его смущает, что он, по сути, с Воландом в сговоре, вот и пытался замолить грехи. Однако не выходило…
Отчего так? Да оттого, что права была красная курточка: наш город имеет собственную силу. И она вполне может справиться с любым злом. Пусть не сразу, не в одночасье, но справится. Больше того, переварит зло, отфильтрует, перетрет и обернет его на службу добра. Вот такой у нас город.
И про мистическое путешествие девчонка верно объяснила. Конечно, коряво. Но как сумела. Не часто, но происходят у нас в городе такие путешествия, при которых человек находит свое место силы, получает знаки судьбы и, если сможет их разгадать, обретает что захочет. Это я точно знаю. Недаром же, идя за девчонками, я оказалась рядом с телеграфом. А это особая история…
Встреча у телеграфа, или Двенадцатый рубль Улица Тверская, № 7
Никогда не разговаривайте с незнакомцами.
М. Булгаков.
Мастер и Маргарита
А что делать, если незнакомцы заговаривают с вами?..
Тот год и его октябрь выдались не из удачных. Я училась в ГИТИСе (теперь это РАТИ). Курс был дружным и талантливым. Но как-то быстро выяснилось, что, когда нас спрашивали: «Кем вы будете?», а мы отвечали: «Театроведами», народ не мог понять, отчего же мы учимся в театральном, а не в экономическом. Дело в том, что театроведа путали с товароведом. И, между прочим, очень быстро стало ясно, что товаровед – царь и денежный бог, а театровед – существо маловостребованное и к тому же малообеспеченное.
Под давлением обстоятельств выпускники-театроведы бойко переквалифицировались хоть в торговцев, хоть в товароведов. Из выпусков, например, старше нас в театрах работали единицы. Ну а нам что делать, куда податься?
С такими думами я и шла вверх по Тверской (тогда она еще была улицей Горького) и дошла аккурат до Центрального телеграфа. Вдруг с его полукруглой лестницы ко мне метнулся довольно тощий субъект с лихорадочно блестящими глазами и всклокоченной бородкой.
«Алкоголик? Торчок? – подумала я. – Напился или обкурился…»
Стало как-то страшновато и довольно холодно. Я поежилась, но решила: кругом же люди!
А тощий субъект между тем, подскочив ко мне… церемонно склонил голову и проговорил почти шепотом:
– Не откажите в любезности бедному страннику! Мечтаю вернуться в Тверь, но по пути лишился денег.
«Да он попрошайка, – подумала я. – Небось на выпивку не хватает».
Попрошайка неожиданно прочел мои мысли, наверное, они отражались у меня на лице.
– Никак нет-с, барышня, – не употребляю и не злоупотребляю! – произнес он. – Сочувствующие сограждане собрали мне на билет, но рублика не хватает. Соблаговолите-с – осчастливьте несчастного!
И субъект протянул мне руку… в порванной перчатке.
Мне бы отойти подальше. Но внезапно окружающее показалось мне декорацией, тощий субъект – актером из пьесы Островского. «Барышня», «соблаговолите», окончание на «с» – словно из XIX века! И потом – Тверь… Какая Тверь?! Город давным-давно переименовали в Калинин. И бороду теперь мало кто носит, и перчатки. Взгляд мой упал на расстегнутую куртку незнакомца. Она была будто со свалки. Но мой наметанный на театральных зрелищах глаз разглядел под этим рваньем… белый (вернее, уже серый) жилет и черные брюки с прошвой, словно от фрачной пары.
Здание Центрального телеграфа на Тверской улице
Что-то во всем этом было не так. Какой-то маскарад, обман. Маскарад во времени и обман веков. Вот только лихорадочно блестевшие глаза отражали не игру, а страдание. И этот странный холод, разливающийся вокруг бродяги во фраке…
– Соблаговолите-с рублик, – чуть не задыхаясь, прошептал он. – Я всенепременно вам возверну-с!
Моя рука сама полезла в кошелек, вытаскивая купюру.
– Двенадцатая! – радостно прошелестел незнакомец.
Я не поняла: то ли была двенадцатая из тех, кто дал ему денег, то ли он вел счет купюрам. Но в этот миг кто-то крикнул мне сзади:
– Девушка, не давайте ему рубля!
Я инстинктивно обернулась, а когда перевела глаза на незнакомца, того уже и след простыл.
– Зря дали!
Ко мне подошла старушка со старомодным ридикюлем. Ее волосики были спрятаны под старомодную, уже потерявшую вид шляпку. Таких давно никто не носил – только на старинных портретах и можно было увидеть. Да что сегодня на Центральном телеграфе – день переодеваний, маскарад какой?!
Но бабулька, кажется, была вполне адекватна.
– Не смотрите, что я так одета, – быстро проговорила она. – Я в театре имени Ермоловой, тут рядышком, в массовке играю. На мне костюм.
Действительно, я ощутила характерный запах грима. По крайней мере, хоть это было вполне реально.
– А тот тощий – тоже артист? – поинтересовалась я.