Наутро, в Страстную пятницу 6 апреля 1520 года, Рафаэля Санти не стало. Ровно через 37 лет, день в день, как он родился. Говорят, тот, кто умер в день рождения, прямиком попадает в рай.
Присутствовать на похоронах Маргарите не разрешили. Тогда она надела то самое наголовное покрывало, в котором позировала для «Сикстинской Мадонны», и пошла в близлежащую церковь. Разве Мадонна не услышит ее повсюду?..
Через день прибыл поверенный. Оказалось, Рафаэль отписал возлюбленной приличное состояние. Ничуть не стесняясь похорон, в дом Маргариты повалили многочисленные поклонники, соболезнуя и пылко интересуясь: кого теперь выберет в покровители эта донна – прелестная и к тому же весьма обеспеченная? О, Маргарите даже сделали пару предложений! Ей – презренной куртизанке…
Маргарита не выбрала ни одного из щеголей. Она приняла ухаживания своего земляка, синьора Киджи, давнего друга Рафаэля. Но синьор был стар и в одночасье умер. И Рим снова всколыхнулся слухами: «Эта женщина угробила и синьора Киджи! Может, она – вампир?»
Вот тогда-то Маргарита и укрылась в стенах небольшого монастыря – подальше от ненавистного Рима. Ехала в смятении: а вдруг ее, блудницу, не примут? Но оказалось, при ее теперешних деньгах матери настоятельнице все равно, кем она была. Маргарита постриглась в монахини и приняла новое имя. Впрочем, имя было привычным – она стала МАРИЕЙ.
Гений и злодейство
Эта тайна вошла в историю как знаменитое «венецианское убийство». Еще его называли «блестящим злом» или «схваткой великих», ибо оба участника этого загадочного преступления считались великими мастерами славного города Венеции, а их творения современники без тени лукавства называли блестящими. За свои заслуги в живописном деле, прославляющем Венецию, оба они получили почетное звание «Сын города». Имя одного из них мы и сейчас произносим с эпитетом «великий» – это Тициан. Имя другого почти забыто – это Антонио Порденоне.
Тициан Вечеллио (1476/1477 или 1488–1576) еще при жизни был признан великим. Кроме того, ему покровительствовали не только венецианские власти, но и сам Карл V – император Священной Римской империи. Может, поэтому он сумел преодолеть обвинение, брошенное ему людской молвой. В 1539 году жители сразу двух городов Италии – Венеции и Феррары – обвинили Тициана в убийстве известного венецианского живописца Порденоне.
Джованни Антонио ди Анджело де Лодесанис де Сакки (ок. 1483–1539), прозываемый Порденоне по местечку, где он родился, был очень моден и любим в Венеции. Он с огромным успехом работал также и в других городах, даже в самом Риме. Например, в Кремоне он написал «Распятие», поразившее зрителей экспрессивным и совершенно необычным ракурсом, на котором Христос словно пытается вырваться с креста ценой неимоверного, почти нечеловеческого усилия. Слава Порденоне постепенно достигла таких высот, что современники начали ставить его выше Тициана, стравливая тем самым обоих мастеров. Конечно, это не нанесло Тициану большого урона как художнику, но весьма ударило по материальной стороне его жизни, поскольку многие заказы перешли к его сопернику.
Однако и Порденоне оказался измотан этим бурным творческим соревнованием, ведь ему приходилось создавать картины и фрески в самые короткие сроки, чтобы удовлетворить многочисленных заказчиков. Это вымотало художника, и в 1539 году он уехал в Феррару – город более спокойный, нежели вечно бурлящая Венеция.
Порденоне хотел отдохнуть, набраться новых сил. Однако буквально сразу по приезде он скоропостижно скончался. Любопытные видели, как это произошло. Художник сидел в траттории, обильно закусывал и пил молодое вино. Вдруг он вскрикнул, захлебнулся вином и упал лицом в столешницу. Добрые люди понесли его наверх, в комнаты для гостей. Он пролежал там пару дней и умер, не приходя в сознание.
И все бы ничего, да вот доброхоты видели, как в миг, когда Порденоне захлебнулся вином, из траттории стремительно выбежал человек в черном плаще. И доброхоты утверждали, что этот закутанный в плащ человек весьма походил на соперника бедного живописца Порденоне – Тициана Вечеллио. Выходит, этот завистник не стерпел чужой славы и ухитрился отравить вино, которое выпил Порденоне.
Обвинение было абсурдным. Мало того что Тициан в те дни не ездил в Феррару: многие знали, что он писал срочный заказ, не выходя из мастерской. Но все равно слухи росли. И только вмешательство официальных властей их прекратило.
Но и тут нашлись злобные языки. «Этого придворного маляра, Тициана, просто отмазали!» – утверждали они. Говорят, почти через сорок лет, умирая, патриарх Тициан (ему ведь было то ли сто, то ли за девяносто лет!) каялся в многочисленных грехах, но божился, что не виноват в смерти Антонио Порденоне. Но ему мало кто поверил.
Впрочем, убедиться в зависти и коварстве всегда привычней. Ибо это эффектней, ярче, красочней. Это разжигает огонь в крови. Но и еще приятней – убеждает, что никаких гениев нет, они, как и все смертные, при случае могут пасть ниже низкого – стать кто вором чужого сюжета, а кто и вовсе убийцей собрата по творчеству. И никто не задумывается о том, что гении не убийцы, ведь убийцы не останутся гениальными. Ибо Зло губит Талант, сводит его на нет. Недаром же наш Пушкин скажет впоследствии: «Гений и злодейство – две вещи несовместные!» Ведь Тициан еще много лет (он прожил почти век!) творил шедевры. Правда, и загадок в его судьбе осталось множество…
Тициановская сивилла
Старый князь Гогенлоэ неспешно писал мемуары. Воспоминаний хватало: князь вел полную опасностей жизнь прусского генерала. Его ценили не только в родной стране: сам русский император Александр I за мужество в борьбе с Наполеоном наградил Гогенлоэ орденом Святого Андрея Первозванного. Но старый вояка вспоминал не о наградах. Он обмакнул перо в чернила и вывел:
«У некоторых полотен есть собственная жизнь – таинственная и непредсказуемая, когда ни автор, ни владелец не в силах ничего изменить. Можно только рассказать потомкам. Итак, случилось это десять лет назад…»
Приближалось Рождество 1795 года. Гогенлоэ направлялся в Несвиж, во владения своего давнего друга – князя Радзивилла. Впервые в жизни он выполнял странное поручение – сопровождал шестилетнюю девочку, маленькую графиню Агнессу Ланскаронскую. Ее родители умерли, и теперь сиротке предстояло жить у дяди – князя Радзивилла.
Всю поездку девочка была тиха и ко всему безучастна. Ни о чем не спрашивала, ничем не интересовалась.
«Ничего! – думал генерал. – В гостеприимном семействе Радзивиллов она быстро придет в норму. Будет играть с детьми князя, повеселеет и постепенно забудет свое горе».
Экипаж медленно подкатил к парадной лестнице Несвижского замка, который уже почти двести лет служил главной резиденцией князей Радзивиллов. Нынешний князь с гордостью рассказывал, что его род, один из самых уважаемых в Речи Посполитой, известен почти десять столетий и ведет начало от высшего жреческого сословия древней языческой Литвы. В память об этом Радзивиллы собирали книги и манускрипты о старинных магических обрядах, картины и рисунки, изображавшие древних пророков и античных предсказателей.
Наконец экипаж остановился. Генерал Гогенлоэ вздохнул: в Европе неспокойно, разрастается пожар Французской революции, а здесь, в глухой провинции, покой и зачарованная тишина. Тут можно отдохнуть душой. Странный вздох прервал мысли генерала. Маленькая Агнесса тихо произнесла: «Как здесь красиво! Я никогда отсюда не уеду…»
С тех пор девочка прожила в замке три года. Несвиж стал почти родным. Но была в нем одна тайна. И сегодня ночью Агнешка решила эту тайну раскрыть. Ну или хотя бы понять…
Девочка откинула одеяло и прислушалась. Слава богу, гувернантка спит в своей комнате. Даже слуги наконец-то угомонились. В доме родителей Агнессы не было такого количества слуг. А в Несвижском замке и шага не ступишь, чтобы кто-то не оказался рядом. Но сейчас Агнессе никто не нужен. Девочка неслышно выскользнула из постели, тихо отворила дверь и вышла. Коридор, переход, анфилада и вот, наконец, парадный зал. Маленькой «путешественнице» явно везло – она никого не встретила.
Зал обдал девочку таинственной холодностью и строгостью, будто не желал, чтобы кто-то чужой постигал его тайны. А их было множество! В зале размещалась одна из лучших коллекций Европы – картины, статуи, драгоценные камни, ювелирные украшения. Сокровища, собранные многими поколениями Радзивиллов, поражали воображение. Конечно, сейчас, ночью, все это тонуло во мраке, ведь в зале горело всего несколько дежурных свечей. Но маленькой Агнессе хватило бы и одной. Ее не интересовали ни алмазы, ни рубины. Подняв канделябр, девочка шагнула к центральной стене. Ее интересовала только вот эта женщина – красавица с волосами цвета граната, жгучими глазами и странной призывной улыбкой. Она глядела на девочку из тяжелой позолоченной рамы, но казалось, еще миг – и она легко скользнет вниз, на роскошный мозаичный пол зала. Агнесса видела эту картину уже несколько раз, и всегда ей чудилось: красавица зовет, хочет сказать что-то, только не может сделать это днем, у всех на виду. И вот Агнесса пришла к ней ночью.
Страшный крик пронзил темноту. Захлопали двери замка, послышались быстрые шаги. Слуги вбежали в парадный зал. На полу без чувств лежала маленькая графиня Ланскоронская. А рядом стоял канделябр. Хорошо, хоть пожара не случилось…
Утром недовольная княгиня Радзивилл вошла к племяннице: «Я привела к тебе нашего библиотекаря, Агнесса! Он расскажет тебе о картине, и ты сама поймешь, пугаться нечего. Это почтенное творение великого венецианского художника Тициана». Княгиня смерила племянницу презрительным взглядом и удалилась.
К кровати девочки подошел библиотекарь замка – маленький сморщенный человечек неопределенного возраста: «Вы хотели узнать о «Кумской сивилле», ваша светлость? Этой картине двести пятьдесят лет, и уже двести лет она висит в нашем замке». Агнесса приподнялась на подушке: «Кто эта сивилла?»
Библиотекарь заулыбался: «Сивилла – по-гречески значит «женщина-предсказательница». Тициан изобразил одну из античных пророчиц, которые жили в храме Аполлона в Кумах – древнегреческой колонии на территории нынешней Италии. Считалось, что дар предсказания сивиллы получали от античных богов, и потому все люди их уважали. Даже римские правители чтили сивилл. Самая знаменитая кумская сивилла по имени Демофила однажды явилась к царю Тарквинию Гордому и предложила ему за большие деньги купить у нее девять книг, в которых кумские сивиллы записали свои пророчества. Тарквиний презрительно отказался. Тогда Демофила бросила три книги в огонь. «Треть мудрости погибла! – произнесла она. – Но цена за оставшуюся та же!» Тарквиний скривился: «Я не стану платить за шесть книг, как за девять!» Демофила хладнокровно бросила в огонь еще три книги: «Тогда придется заплатить за три книги, как за девять!» И тут двери открылись, и в ноги царю бросились его советники: «Купи хотя бы последние книги, повелитель!» Случилось это в VI веке до нашей эры. Тогда Тарквиний передал три оставшиеся «Книги сивилл» в римский храм Аполлона, и вынимались они только в случае крайней необходимости, когда нужно было сверить судьбу государства».
«И где теперь эти книги?» – поинтересовалась девочка. Библиотекарь улыбнулся еще шире – если сейчас девочка интересуется историей, как же приятно будет учить ее, когда она подрастет. А вслух он сказал: «В IV веке нашей эры книги сгорели. Но не стоит горевать. Пророчества сивилл редко предсказывали счастье, чаще грозили всем бедой».
И тут Агнесса вскочила: «Какое мне дело до всех?! Эта сивилла грозила бедой мне!»
Странные дела начали твориться в Несвижском замке. Когда по праздникам семья Радзивилл собиралась в парадном зале и к взрослым должны были присоединяться дети, гувернантке приходилось силой приводить Агнессу. Но уже через несколько секунд бедную девочку начинала бить дрожь, на глазах выступали слезы и она, вырываясь, убегала. Ни уговоры, ни наказания не помогали. Агнесса боялась таинственной картины. В остальном же она была примерной девочкой… Училась с удовольствием, читала много. Часто заходила в библиотеку и беседовала с хранителем книг. Однажды дождавшись, когда разойдутся другие посетители, быстро прошептала: «Расскажите о Тициане и его картинах!»
Библиотекарь добросовестно начал рассказывать, что художник прожил без году сто лет и умер в Венеции в 1576 году. Был он богат, знатен и почитаем за свои творения. «Прямо ангел какой-то!» – фыркнула Агнесса.
Библиотекарь вздохнул и поведал, что и с этим ангелом случилась зловещая история. Он был на вершине славы, когда современники начали превозносить до небес творчество другого живописца – Антонио Порденоне. И вот, говорят, Тициан не выдержал этого и на одной из пирушек подмешал яд в вино соперника.
Библиотекарь поднял глаза на слушательницу и пожалел, что вспомнил об этой зловещей легенде. Агнесса задрожала и вскрикнула: «Убийство!»
Хлопнула дверь, и перепуганная девочка выбежала из библиотеки.
Теперь Агнесса страшилась картины Тициана до такой степени, что обходила всю центральную часть замка, где размещался парадный зал. Когда же госпожа Радзивилл звала племянницу к себе, та предпочитала переходить из своего крыла в покои благодетельницы через двор. Даже если на улице дождь или снег – лучше промокнуть насквозь, чем увидеть проклятую сивиллу!
Но годы шли, Агнесса из девочки превратилась в прелестную 18-летнюю девушку, и к ней посватался молодой, красивый и богатый жених. Все бы чудесно! Но вот на праздники, устраиваемые по случаю обручения, невеста не являлась, ведь все они проходили в том самом парадном зале, где висела зловещая «Сивилла» Тициана. Князь Радзивилл объяснял жениху, что бедная Агнесса просто смущается толпы гостей. Не рассказывать же будущему родственнику, что ему досталась невеста со странностями! Но однажды в Несвижский замок приехали родители жениха, был объявлен бал на всю округу. Накануне вечером княгиня Радзивилл пришла в покои воспитанницы: «Надо взять себя в руки, Агнесса! Вспомни, что ты принадлежишь к славному и мужественному роду графов Ланскоронских».
И вот Агнесса, одетая в воздушное белое платье, расшитое драгоценными жемчужинами, вышла к гостям. После торжественного обеда подруги повели ее, как подобало по старой традиции, по украшенным анфиладам замка. Потом жених представил нареченную родителям в Малом зале. Там же все выпили шампанского. Началось веселье, зазвучали здравицы и поздравления.
Князь и княгиня Радзивилл переглянулись – слава богу, все шло чудесно. Княгиня поманила воспитанницу, и втроем они вышли из Малого зала. «Тебе следует немного освоиться!» – прошептал князь и, подведя Агнессу к дверям парадного зала, неожиданно втолкнул ее внутрь.
Невеста попыталась открыть двери, но тщетно – князь не давал. «Тебе нужно преодолеть свои детские страхи!» – крикнул он.
Агнесса в ужасе застучала по двери: «Умоляю, откройте! Неужели вы не понимаете: этот художник – убийца, а его сивилла пророчила мне гибель!»
Вопли девушки становились все громче. Взволнованная княгиня кинулась к мужу: «Откройте, князь!» И в это время за дверью раздался страшный грохот. Радзивилл вбежал в зал.
Бедная Агнесса лежала на мозаичном полу. Ее череп был раскроен проклятой картиной, сорвавшейся со стены. Но сама «Кумская сивилла» не пострадала ни капельки, даже тяжелая позолоченная рама не треснула. Роковая красавица глядела с полотна вполне осмысленно и даже укоряюще. Пронзительные черные глаза словно говорили: «Я же предупреждала! Почему вы меня не послушались?!» Но кто же со времен Кассандры слушается пророчиц?..
…Генерал Гогенлоэ дописал страницу своего дневника. Когда-то он был на том самом празднике, обернувшемся трагедией. На похоронах юной Агнессы Ланскоронской он стоял рядом с библиотекарем замка Несвиж. «А Тициан-то оказался прав!» – горестно вздохнул тот. Гогенлоэ изумился: «Что вы имеете в виду?» И старый библиотекарь ответил: «Существует легенда, что умирающий художник покаялся в том, что на одной из своих картин изобразил невиданного убийцу. С тех пор знатоки искусства гадают, что он имел в виду. А может, гадать уже не стоит? Разве зловещая картина не самый невиданный убийца?!»
Загадка отсутствующего портрета
В зале Совета десяти Дворца дожей в Венеции помещены портреты всех правителей, возглавлявших Венецианскую республику. Но одна овальная рама задрапирована черным крепом и помечена надписью: «Здесь мог бы быть Марино Фальер». Загадка этой «черной рамы» будоражит воображение туристов со всего света и по сей день.
События эти начались 11 сентября 1354 года, когда блестящий венецианский патриций – полководец и дипломат Марино Фальер – был избран 55-м дожем Венеции. Этот уникальный государственный пост давался пожизненно и делал своего обладателя государем Венецианской республики. Вот только реальная власть и права дожа были строго ограниченны. На деле всем заправляли Большой совет и Совет десяти, который являлся и судом, и трибуналом, и карающей рукой – этакой своеобразной государственной инквизицией. Именно с его подачи Фальер и был избран дожем, и, невиданное дело, заочно, поскольку находился в Риме, улаживая при папском дворе дела Венеции.
Богатый, властный и честолюбивый, Фальер слыл «лучшим из венецианцев». Как дипломат, он не раз успешно разрешал споры с соседями Венеции. Как полководец, выиграл немало битв. При осаде города Зары разбил 80-тысячную армию венгерского короля, а командуя флотом республики, победил в легендарном сражении под Капо-д’Истрия. К тому же он давно перешагнул 60 лет – почтенный возраст, с которого, как гласит закон, можно выбирать мудрого дожа. Теперь ему почти восемьдесят. Словом, Фальер был убежден, что его избрание дожем – наилучший выход. Только вот Судьба, возможно, думала иначе…