– Небольшое состояние, говорите? Это на ваше небольшое состояние вы разъезжаете в собственном экипаже и содержите особняк с прислугой?
– Ах это! – скучающим тоном светской львицы бросила Элеонора. – Особняк мой покойный супруг купил у… впрочем, это не имеет значения. А экипаж и все остальное – подарки моих поклонников. Хотя, полагаю, источник моих доходов не относится к делу, приведшему меня сюда. Кстати, вы так и не раскрыли мне причину моего ареста.
– Здесь я задаю вопросы, – напомнил Сен-Жюст.
– Верно, – кивнула она. – Таковы правила игры. Не будем же нарушать их.
– Вы полагаете, что это игра, гражданка? – он не скрывал раздраженного нетерпения, все более овладевавшего им. – Боюсь, мне придется разочаровать вас. Проступки, в которых вас обвиняют, относятся к разряду государственных преступлений. А государственные преступления подлежат ведению Революционного трибунала, который сделает свою работу куда быстрее, чем человек, на помощь которого вы рассчитываете, узнает, где вы находитесь.
– Вы всерьез собираетесь отправить меня в Трибунал? – недоверчиво покосилась она на него.
– Зависит от вас.
Элеонора вопросительно вскинула брови.
– Мне стало известно, – проговорил Сен-Жюсь, – что один из ваших влиятельных друзей – а лучше сказать, любовников, не так ли? – состоит в заговоре с роялистами. Для доказательства его преступления мне нужна информация, которой вы можете обладать. Дайте мне эту информацию – и через полчаса вы получите свободу.
– Я не ослышалась, гражданин? Вы предлагаете мне донести на человека, которого я знаю и который, скорее всего, сделал для меня очень много, в обмен на свободу?
Сен-Жюст кивнул.
– Это несколько противоречит правилам, вам не кажется? – продолжала Элеонора, глядя прямо ему в глаза. – Тем самым правилам, которые вы же установили: соучастниками заговора объявляются все, кто связан с заговорщиком родственными или любыми другими связями или принимал его в своем доме. Так что получается, гражданин Сен-Жюст, вам придется не отпустить меня на свободу, а прямиком отправить на гильотину.
А она умна, подумал Сен-Жюст. Тем лучше.
– Нет правил без исключений, гражданка Плесси.
– И почему же вы сделаете для меня исключение? – Элеонора подалась вперед, перегнувшись через стол.
– Потому что вы поможете мне, рассказав правду, – ответил он, спокойно выдержав ее взгляд.
– И кто же тот человек, которого вы подозреваете в связях с роялистами? – спросила она жестким тоном прокурора на допросе, который до сих пор использовал Сен-Жюст.
От игривого кокетства не осталось и следа. Перед Сен-Жюстом сидел серьезный противник, которого ему предстояло превратить в партнера. Задача не из легких, тем более под внимательно изучающим его взглядом. Чтобы избавиться от него, он поднялся и взглянул на молодую женщину сверху вниз. Она откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, приготовившись слушать.
– Кто из членов Комитетов общественного спасения и общей безопасности бывал в вашем доме? – спросил он, стараясь не глядеть на полуобнаженную в глубоком декольте грудь Элеоноры.
Она задумалась на мгновение и, тяжело вздохнув, назвала первое имя:
– Карно. Но он бывал редко.
– Он приходил один?
– Иногда вместе с ним был его секретарь, как же его имя… – она наморщила лоб.
– Неважно, – нетерпеливо перебил Сен-Жюст. – Кто еще?
– Эро де Сешель приходил очень часто, но вот уже несколько недель, как я не видела его у себя. После исключения из Комитета общественного спасения его как подменили. Бедный Эро, такой красивый, остроумный! Он всегда был душой общества! Нам его так не хватает… Постойте! – она резко поднялась, оказавшись прямо напротив Сен-Жюста, и с испугом взглянула на него. – Так это Эро, тот самый заговорщик?!
– Эро? – опешил Сен-Жюст.
Он совершенно забыл о коллеге, изгнанном из Комитета месяц назад после тяжких обвинений, брошенных против него с трибуны Конвента. Брошенных им, Сен-Жюстом.
– Нет, не Эро. Кто еще бывал у вас?
– Та-ак, – протянула Элеонора, медленно прохаживаясь по комнате. – Давид, конечно! Я все время забываю, что он входит в Комитет общей безопасности. Никогда не понимала, что величайший художник республики делает среди посредственных политиков… – она замолчала, поняв, что сказала лишнее. – Впрочем, – усмехнулась она, – кажется, он и сам этого не понимает. Кстати, – с гордостью добавила Элеонора, – он жаждет написать мой портрет!
– Превосходно, – нетерпеливо бросил Сен-Жюст. – Кто еще?
Она дважды прошлась туда-сюда вдоль стены с облезлой штукатуркой, обняв себя за плечи и опустив голову. Сен-Жюст не спускал с нее выжидательного взгляда. На одно короткое мгновение ему показалось, что новое имя готово сорваться с ее уст.
– Больше никого, – извиняющимся тоном проговорила, наконец, Элеонора, останавливаясь. – Видите ли, с такими людьми, как Колло д’Эрбуа и Бийо-Варенн, я не общаюсь. Они посещают публичных женщин.
Не велика разница, чуть было не сказал Сен-Жюст, но вовремя сдержался.
– Вы уверены? – с нажимом спросил он. – Никого не забыли?
– Вы просили имена членов правительственных Комитетов. У меня бывают лишь трое из них. Вы разочарованы? – усмехнулась Элеонора.
Разочарован? О да, он был разочарован, втайне надеясь услышать имя Барера. Впрочем, она могла лгать. Безусловно лгала. И чем дольше он размышлял о словах Элеоноры, тем больше убеждался в ее неискренности.
– Ну что ж, – проговорил Сен-Жюст, стараясь скрыть раздражение за напускной холодностью, – в таком случае, позвольте поинтересоваться, на чью помощь вы с такой уверенностью рассчитываете? Не на помощь же Эро де Сешеля, в самом деле?!
– Ах да, – выдохнула она, будто только что вспомнив, что вообще рассчитывает на чью-либо помощь. – Это не имеет отношения к делу.
– Позвольте мне об этом судить, – отчеканил Сен-Жюст.
Элеонора легко передернула плечами: мол, как угодно, – и произнесла с подчеркнутой небрежностью:
– Если гражданин Робеспьер потребует моего освобождения, вам ведь ничего другого не останется…
– Кто?! – пораженный, Сен-Жюст непроизвольно сделал шаг по направлению к ней. Он ожидал услышать любое имя, но только не это.
Она не отступила, продолжая с вызовом смотреть на него, наслаждаясь эффектом, произведенным ее словами.
– Вы знакомы с Максимилианом? – Сен-Жюст старался придать своему голосу как можно больше спокойствия. Хотя какое тут к дьяволу спокойствие!
– С Максимилианом? – она сделала вид, что задумалась. – Нет, не знакома. Пока не знакома, – она сделала ударение на слове «пока».
– Тогда какого черта?.. – процедил он сквозь зубы, запрещая себе повышать голос.
– Видите ли, – перебила она его спокойно, даже ласково, – я имела в виду не Максимилиана Робеспьера, а его брата, – и добавила, виновато опустив глаза, в ответ на вырвавшееся у него проклятье: – Простите, не могла отказать себе в удовольствии.
В удовольствии?! Да она смеется над ним! Сен-Жюст с силой сжал кулаки.
– Садитесь, – грубо приказал он. Элеонора не двинулась с места. – Садитесь!
– Как вам будет угодно, – со скучающей снисходительностью проговорила она, усаживаясь на стул.