– Вломилась, – брюзгливо поправил Бронич.
– Явилась с докладом, – по-своему сформулировала я.
И вытянулась во фрунт:
– Во исполнение поступившего распоряжения о стремительной эволюции двух креативных сотрудников вверенного вам рекламного подразделения в популярных фуд-блогеров…
– Вольно, – досадливо махнул салфеткой шеф. – Скажи мне попросту, что у тебя?
– У меня острый приступ трудового энтузиазма! – доложила я, щелкнув каблучками. – Сегодня в ресторане «У озера» пройдет специальная дегустация для журналистов и блогеров, мы с Трошкиной персонально приглашены, разрешите досрочно отбыть из офиса для продолжения профессионального роста?
– Машинку не дам, у нас и так перерасход на бензинчик, – заволновался Бронич, услышав про озеро – ведь оно на окраине города.
– Не надо машинку, нас Макс Смеловский отвезет. – Я поняла, что принципиальное согласие начальства получено.
– Вот и чудненько, приветик Максиму Петровичу. – Шеф расслабился и показал в улыбке сахарные зубы.
Смеловский – влиятельная фигура в медийных кругах. Бронич его уважает даже больше, чем малиновый компот, и страстно мечтает однажды увидеть среди клиентов нашего агентства: у Макса очень аппетитный бюджет на интернет-продвижение.
Под хоровой стон коллег, которым было мучительно больно оттого, что некоторые тут уходят не только во внеплановый отпуск, но и среди дня – из офиса, мы с Трошкиной вылезли из своих окопчиков и поскакали к Максу.
Смеловский подогнал свой шикарный сверкающий кабриолет к самому крыльцу и предупредительно похлопал дверцами, усаживая меня на переднее пассажирское сиденье, а Алку – на заднее.
Из окон нашего офиса кирпичами выпало несколько тяжких завистливых вздохов. В кабинете шефа сверкнуло что-то белое – не то Бронич лысиной блеснул, не то помахал нам платочком.
– А что, дамы, кто-нибудь уже бывал в ресторане «У озера»? – плавно отчалив от крыльца, осведомился Макс. – А то я дорогу не знаю, придется ехать по навигатору.
… – Это не навигатор! Это нафигатор какой-то! – ярилась я часом позже. – Куда ты завез нас, Максим Сусанин?!
Щегольский кабриолет буксовал на заболоченном берегу водоема, сплошь покрытого неопрятной щетиной какой-то жесткой травы.
Смеловский, вцепившись в руль и свесив голову за борт, мрачно созерцал фонтанчик грязи из-под колес.
Я шумно возмущалась.
И только Трошкина сияла, как царевна Лебедь: она высмотрела на водяной глади какие-то редкие лилии, которых не было у городских флористов, и теперь с удовольствием сочиняла себе новый букет невесты.
Рыча, точно злой пес, кабриолет разрывал сырую глину. Наконец под задние колеса удачно подвернулась какая-то коряга – выглаженная временем и твердая, как бивень мамонта, и машина выползла на дорогу.
Не надо было с нее съезжать, конечно, но кто же знал, что так получится? С дороги щетинистое озеро выглядело очень симпатично, и мне приспичило сделать пасторальное фото в камышах…
– Маршрут построен! – не скрывая облегчения, радостно возвестил навигатор. – Через триста метров поверните налево…
– Надеюсь, там еще не все съели, – пробормотал Смеловский, ускоряясь.
Будучи за рулем, он не собирался пить вино, но твердо рассчитывал на разнообразные изысканные закуски.
– Мы приедем последними, – напророчила я – и не ошиблась.
За столом, накрытым в белокаменной беседке на высоком озерном берегу, осталось только два пустых стула, да и те не рядом. Мы с Алкой мышками шмыгнули на свободные места, а Смеловскому организаторы притаранили неформатный табурет. Сидя на нем, Макс возвышался над присутствующими и нарушал тщательно выстроенную композицию: до нашего появления ее центром был сомелье.
Он как раз интригующе возвестил:
– Теперь второй нос! – и я заподозрила, что некоторые уже надегустировались так, что у них двоится в глазах.
Но оказалось, что вторым носом знатоки называют фактически второй понюх. То есть вино надо было пообонять, потом покрутить бокал в руке и снова вдумчиво понюхать взволнованный напиток, дабы ощутить ароматы, которые откроются. Не всем, конечно. Мне вот, если честно, ничего не открылось.
– Ну-у-у-у? Ощутили изысканную нотку черных ягод? – с надеждой вопросил сомелье.
– Бузины, что ли? – ляпнула темная, как те ягоды, я, и все посмотрели на меня с превосходством, а сомелье еще и с жалостью, как на ущербную.
Я огорчилась и в утешение себе сгребла в свою тарелку все вкусные орехи.
– А теперь гасконское! – объявил сомелье, заламывая воображаемую шляпу и пока-пока-покачивая перьями на ней.
Гасконское пошло, как мушкетеры на парад – красиво и четко. Знатоки погрузились в обсуждение послевкусия. Я под шумок утянула себе плошку с инжировым вареньем и булку. С учетом отсутствия обеда они сочетались друг с другом и со мной неимоверно гармонично.
Рейнское вино, поданное следующим номером, возлегло на булку с вареньем, как принцесса на перину без горошины.
Жить стало заметно лучше и значительно веселей.
Потом мы дегустировали калифорнийское, чилийское, новозеландское и грузинское. Сомелье рассказывал много интересного и условно полезного. Например, что такое-то вино надо не просто пить, а как бы жевать, иначе вкус не тот. Жевать вино у меня лично не получилось, но сам процесс в исполнении искушенных коллег чрезвычайно порадовал – такие смешные гримасы не в каждой комнате смеха увидишь! А вкус вина мне приглянулся. И цвет. И запах. Хотя «свойственную дорогим винам нотку скотного двора» я вообще-то не уловила, да и слава Бахусу!
Зато я заметила выразительную жестикуляцию Трошкиной, которая сидела от меня слишком далеко, чтобы нормально переговариваться, а не семафорить друг другу. Талантливо исполнив мимический этюд «Пойдем, выйдем!», Алка выбралась из-за стола и, оглядываясь на меня, потрусила к основному зданию ресторана.
– Ты вроде уже бегала в дамскую комнату? – догнав подружку, спросила я. – В чем дело? У тебя от вина расстроился желудок, и теперь нужен верный оруженосец, чтобы организовать бесперебойную подачу в кабинку туалетной бумаги?
– Ничего подобного, я просто хочу тебе кое-что показать.
– В туалете? – Я несколько шокировалась.
Последний раз мне в туалете что-то показывали в старшей группе детского сада.
– Помолчи и посмотри! – Трошкина подвела меня к деревянной решетчатой панели, отгораживающей уютный закуточек в углу зала.
От главного входа он был дальним, а от двери, ведущей со стороны беседки, оказался ближним и помещался как раз напротив туалета. Тут было темновато, в полумраке я не доглядела и едва не сбила, как кегли, какие-то бутылки. Выстроенные в колонну по три, они тянулись вдоль стены коридора с заходом в зал.
– Что за хрень?!
– Тихо! – шикнула на меня Алка и прищурилась на этикетки. – Это не хрень, это… Не знаю, что это.
– Эр Эс Эр Эс. – Я озвучила странно кривенькие латинские буквы. – Что бы это значило?
– Да какая разница? Какое-то пафосное пойло. Ты в дырочку-то посмотри!
Я послушно заглянула в просвет решетки и увидела мягкие диванчики, а на них – нашу Зару Рафаэловну и какого-то мужика. Между ними был стол, на котором гордо высились винная бутылка и пара бокалов, каковой натюрморт сам по себе уже выдавал неформальный характер встречи. Чтоб мы уж вовсе не сомневались, кавалер держал холеную лапку Заразы в своих руках, методично полируя костлявую конечность дамы в промежутке между кольцами от Булгари и часиками от Картье.
К сожалению, разглядеть лицо мужчины не было никакой возможности – он сидел к решетке и к нам с Алкой спиной.