Банда отпетых дизайнеров

– Первоначально гражданин Савицкий Михаил Брониславич был задержан и препровожден в отделение за нарушение общественного порядка, и максимум, что ему светило, пятнадцать суток за хулиганство, – сообщил Руслан.

– Михаил Брониславич хулиганил?! – не поверила Трошкина.

Я промолчала. На мою подружку Бронич произвел впечатление респектабельного господина с самыми приятными манерами. Однако я-то знала, в какое буйство может впасть наш ласковый и добрый шеф, если сильно расстроится. Сколько раз уже Катерине приходилось экстренно покупать Броничу в кабинет новый чайный набор взамен разбитого о стену! И телефонные трубки шеф крушил до тех пор, пока мы не подарили ему на хэллоуин аппарат в корпусе из прочной резины. Ярко-красный мячик с телефонной начинкой и намалеванной на резине мордой сердитого чертика здорово диссонирует с традиционным убранством начальственного кабинета, зато его не так-то просто разбить. А топтать чертов телефон ногами Бронич пока что не додумался.

– Хулиганил ли он? – ехидно повторил Алкин вопрос капитан Барабанов. – Судите сами! Гражданин Савицкий ломился в закрытую дверь не принадлежащей ему квартиры, неоднократно нанося по ней удары руками, ногами и даже головой. При этом он громко кричал, облекая свои крики преимущественно в нецензурные выражения, имеющие отчетливо угрожающий характер.

– А чья была квартира и кому, а также чем он угрожал? – быстро спросила я.

Очевидно, это был хороший вопрос, да и чеканная формулировка в духе милицейского протокола капитану понравилась. Руслан обернулся, внимательно посмотрел на меня и ответил в том же казенном стиле, но гораздо более сложным предложением:

– В том-то и дело, что угрожал он насильственной смертью гражданке Цибулькиной, законной хозяйке квартиры, в которой она и была обнаружена мертвой через час после того, как вызванный соседями милицейский патруль забрал из подъезда гражданина Савицкого!

– Оп-ля! – сказал Зяма и так резко ударил по тормозам, что «Тойота» едва не поцеловала в задний бампер идущий впереди «Мерседес».

– Эту Цибулькину, ее убили?! – испуганно спросила Трошкина.

– Не исключена такая вероятность, – ответил капитан Барабанов.

Он вынул из кармана непроницаемые темные очки, подышал на них, протер полой собственного пиджака, надел и, сделавшись поразительно похожим на агента Смита из «Матрицы», заявил:

– А больше я вам ничего не скажу. Будем уважать тайну следствия!

Уважение капитана Барабанова к тайне следствия оказалось поистине безграничным. Как ни старались мы выжать из него еще словечко-другое, он не поддавался, только крепче сжимал губы и упрямо помахивал головой, как ослик, донимаемый мухами.

– Ну и иди, гуляй! – обиженно напутствовала я стойкого милицейского мальчиша-кибальчиша, когда он вылез из машины и вприпрыжку побежал в ресторан.

Из заведения, двери которого украшала гирлянда бело-розовых шаров, доносились звуки разудалых песнопений и множественный топот. Гости свадьбы явно разделились по интересам: на любителей хорового караоке и азартных танцоров.

– Весело им! – грустно позавидовала Трошкина.

Нам весело не было. Я скорбно обдумывала полученную от Руслана информацию, прикидывая, что теперь будет с Броничем, с нашим агентством и его сотрудниками. Алка, успевшая размечтаться о работе в перспективном и творческом рекламном бизнесе, оплакивала несбывшиеся надежды. Даже Зяма сделался мрачен и вел шуструю новую «Тойоту», как заезженный катафалк. Только когда мы подъехали к нашему дому, я спохватилась:

– А что же с «Тойотой» делать? Куда ее девать?

– Поставим пока в мой гараж, а там видно будет, – предложила Трошкина, очнувшись от грустных дум.

Сделавшись скотовладелицей, моя подружка решила покинуть стройные ряды пешеходов и пассажиров общественного транспорта, но еще не получила водительские права и не купила машину. Зато по случаю приобрела гараж рядом с домом.

Мы оставили зеленую машинку в просторном нутре кирпичного гаража со смотровой ямой, от которой приятно веяло прохладой подземелья, и молча поплелись домой. Трошкина тихо отсеялась на пятом этаже, мы с Зямой поднялись к себе на седьмой, и братец заперся в своей комнате. Через минуту оттуда послышались гитарные переборы в стиле «латино», головокружительные и томящие душу.

– Дюшенька, что случилось? – поймав меня в коридоре, спросил папуля. Он с беспокойством прислушивался к музыке, доносящейся из-за двери. – Зяма чем-то расстроен?

Музыкальные пристрастия членов нашей семьи разнообразны, но предсказуемы. Известно, что мамуля в хорошем настроении распевает оперные арии, а в плохом насвистывает. Папуля, будучи в ударе, горланит военные марши, а в грусти и печали жалобным голосом напевает «ля, ля, ля-ля!» на мотив моцартовского реквиема. Я в дурном настроении предпочитаю помалкивать, а в хорошем безжалостно перевираю популярные хиты. А Зямка кайфует под хард-рок и упивается горем под гитарные переливы.

– Ничего страшного, – по возможности легко ответила я. – Просто у одного нашего общего знакомого серьезные неприятности, и Зяма проникся сочувствием. Это пройдет.

– Я могу чем-то помочь? – тут же спросил папуля.

Он у нас славный. Настоящий полковник, правда, в отставке, но боевой дух сохранил и всегда готов включиться в военные действия на благо семьи. Иногда мне действительно приходится прибегать к папулиной помощи – как в тот раз, когда мы с Зямой сражались с бандитами за немецкий шкаф и просили в подкрепление четверку спецназа.[3 - Читайте об этом в романе Е. Логуновой «Суперклей для разбитого сердца».] Однако в данный момент я не видела, чем может помочь папуля, поэтому в ответ на его вопрос выразительно покачала головой.

От ужина я отказалась, ушла к себе, немного побегала из угла в угол, собрала в пучок растрепанные нервы и позвонила своему давнему поклоннику Максу Смеловскому. Он работает на телевидении, причастен к процессу создания новостей и имеет массу полезных знакомых.

– Максик, это я! – быстро сказала я, с ходу переходя к делу. – Мне нужна твоя помощь, речь идет об убийстве.

Сказано было сильно, но верный рыцарь не дрогнул.

– Хочешь, чтобы я кого-то убил? – с подкупающей готовностью спросил Макс. – Или желаешь с моей помощью убить свободное время? Повелевай, я готов на все!

– Смеловский, ты просто золотой парень! – искренне восхитилась я. – Ты так хорош, что я тебя не заслуживаю и только поэтому не выхожу за тебя замуж. Но и ни за кого другого тоже пока не выхожу!

– Видимо, тебя окружают исключительно золотые парни! – не удержавшись, съязвил Макс.

– Нет, есть и чугунные! – пожаловалась я, вспомнив непробиваемого, как броня, капитана Барабанова. – Такие нечуткие люди попадаются, хоть плачь! Сегодня я расспрашивала одного железного чурбана относительно некоторого криминального происшествия, а он наотрез отказался удовлетворить мое любопытство!

– Давай я удовлетворю! – вызвался Смеловский.

Я предпочла проигнорировать второй смысл этого смелого предложения и согласилась:

– Давай! Мне нужно знать все подробности гибели гражданки Цибулькиной.

– Это кто такая?

– Понятия не имею! – совершенно искренне ответила я, отметив про себя, что сие есть большое упущение. – Я ничего об этой даме не знаю, кроме фамилии и того печального факта, что ее уже нет среди живых.

– И как давно нет?

– Со второй половины сегодняшнего дня, – ответила я.

– Где она жила? – мастер интервью направлял меня точными вопросами.

– Где-то в нашем городе, в Центральном округе, точнее не скажу.

– И отчего у тебя внезапный интерес к незнакомой покойнице, тоже не скажешь? – проявил проницательность Смеловский.

– Пока не скажу! – подтвердила я.

– Значит, все детали при личной встрече, – подвел черту Макс. – Считай, ты обещала мне свидание!

– Обещаю и торжественно клянусь! – сказала я, скрестив пальцы, чтобы не считалось, что я обманываю.

На этом мы закончили разговор. Я положила трубку, приклеила ухо к стене, разделяющей наши с Зямой комнаты, и услышала, как рыдают струны. Чего это Зямка так раскис? Если бы я не знала, что мой братец убежденный натурал, решила бы, что плененный Бронич его сердечный друг! Или Зяму расстроила не печальная история моего шефа, а что-то другое?

Я люблю своих родственников и всегда стараюсь облегчить им тяготы земного существования, не делая исключения даже для старшего брата, с которым нередко конфликтую. В детстве мы с Зямкой даже дрались иногда, потому что он меня тиранил, как младшенькую, и еще обзывал Индюшонком. С годами братец не стал умнее и деликатнее, зато я научилась держать удар и не реагирую на мелкие колкости. Более того, я готова проявить великодушие к неразумному созданию, доставшемуся мне в братья.

– Скажи мне, Зяма, что тебя печалит? – роскошным ямбом вопросила я, выйдя из своей комнаты и постучавшись в соседнюю.

Гитарные стоны сделались тише, я услышала вздох облегчения, который издало надувное кресло, а затем и страдальческий голос брата: