Принц в неглиже

– А ухаживать за ним будешь? Кормить, поить, выгуливать? Убирать за ним? Думаешь, это так просто – мужика завести?

– Я умею, – сердито сказала Ирка. – У меня два мужа было. И еще хомячок. Мужья, правда, сбежали… Но хомяк жил долго и счастливо и сдох только от старости!

Спорить с Иркой – себе дороже будет. Сошлись на том, что быстренько умыкнем из больницы Монтика, а потом она меня подбросит на рынок за продуктами.

Капитан Сидоров мирно похрапывал на узкой кушетке в душной каморке сестры-хозяйки. Ему было уютно и тепло под грудой больничных одеял, взятых без счета со стеллажа. Разбуженный стуком в дверь, Сидоров вытряхнулся из одеял, прошлепал к двери и весьма неприязненно спросил:

– Кто?

– Свои, – так же недружелюбно ответил незнакомый капитану мужской голос. Привычно уловив в нем начальственные нотки, Сидоров открыл дверь.

Из коридора в комнату шагнул коренастый черноусый мужчина с пронзительным взглядом. Загорелое лицо показалось капитану знакомым. В кино он его видел, что ли? Или просто похож на какого-то итальянского актера?

Гость красной книжицей сделал перед лицом Сидорова полуверонику и плотно закрыл за собой дверь.

– Полковник Лапокосов. С запросом в Интерпол вы обращались?

– Так точно, – вытянулся Сидоров. – И в Интерпол. И в Интернет…

– Читайте! – резко перебил его полковник и протянул скрученный в трубочку лист жесткой белой бумаги.

Сидоров развернул рулон, отыскал верхнюю кромку. Снизу тонкая белая бумага снова скрутилась, читать было неудобно. Капитан взялся руками за концы бумажной ленты, растянул ее по вертикали – теперь верхний край оказался слишком высоко. Сидоров вытянул шею, от мысли подпрыгнуть отказался: все равно текста не видать.

– Виноват, – негромко проговорил он, коротко взглянув на полковника. Расставил руки параллельно полу, как рыбак, показывающий размеры пойманной им рыбы, и начал читать.

Полковник смотрел на подчиненного, старательно скрывая раздражение.

– Ох! – Капитан от неожиданности выпустил края бумажной ленты, и моментально скрутившийся рулон упал к его ногам. – Виноват… Тут написано, что Монте Уокер умер! Как умер?

– Мучительно, – язвительно ответил Лапокосов. – Четырнадцать пулевых отверстий – это, должно быть, болезненно…

Капитан молча хлопнул глазами, полковник пояснил:

– Уокера скосили автоматной очередью в Центральном парке – его самого, двух его охранников, одного спортсмена-бегуна, трех белок и старушку с собакой. Болонку, впрочем, только ранило – пуля срезала кусочек хвоста…

Капитан оглянулся на дверь, облизал пересохшие губы:

– Я не слышал стрельбы! Как это могло случиться? Когда?

– В одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, в городе Нью-Йорке, – с расстановкой сказал полковник Лапокосов, внимательно наблюдая за реакцией капитана.

Он с удовольствием отметил крайнее замешательство младшего по званию. Сидоров открыл рот и закрыл глаза. Вот невезуха! Не видать ему наград и повышений!

– Сейчас заберу эту сволочь к нам и допрошу как следует! – со злостью сказал он. – Живо расколется, кто он такой и почему по-русски не говорит!

– Отставить, – отрывисто бросил Лапокосов. – Действовать аккуратно. Подозрений не вызывать. Перевести в психушку. Позже я сам его навещу. Распорядитесь, пусть приготовят белый халат.

– Разрешите идти?

– Идите. – Лапокосов отвернулся от капитана, потом, вспомнив что-то, обернулся и добавил: – И учтите, погоны на халат нашивать не надо!

Суета, устроенная Сидоровым вокруг так называемого Монте Уокера, грозила осложнить, а то и вовсе сорвать тайную миссию Лапокосова.

Эвакуация «Монте Уокера» была произведена без лишнего шума и очень быстро. Единственная заминка произошла на выезде с территории больницы, где «Скорая» с трудом протиснулась мимо хаотично припаркованных легковых автомобилей. Обширная стоянка поблизости была платной и потому пустовала.

Пробраться сквозь толпу четырехколесных друзей у горбольницы и впрямь было нелегко. Ирка со скрежетом затолкала машину в узкую брешь между чьим-то «мерсом» и живой изгородью, которая оказалась фальшивой: вьющаяся зелень скрывала под собой металлическую сетку, о которую мы слегка поцарапали Иркин «жигуль». Я огорчилась, но автовладелица, как ни в чем не бывало, выбралась из машины и зашагала к больнице, даже не включив сигнализацию.

– С ума сошла? Угонят же!

– А собака на что? – бросила Ирка на ходу, не оборачиваясь.

На что мне такая собака, я и сама думала не раз.

– Сидеть, Том! – как можно строже скомандовала я, на всякий случай привязывая поводок к металлическому изножию кресла. Потом еще пристегнула пса ремнем: если и украдут, то в комплекте, и машину и собаку! Пусть им будет хуже!

Ирку я догнала уже на входе в отделение. Мы прошагали по коридору к знакомой палате, постучали, вошли и обомлели: Монтикова кровать была пуста. На провисшей панцирной сетке сиротливо лежал свернутый матрас, на тумбочке пламенел одинокий апельсин – последний привет от Монте Уокера.

Ирка схватилась за горло, явно не в силах что-нибудь сказать, и посмотрела на меня. Глаза ее опасно заблестели. Я поняла, что еще чуть-чуть, и подруга обретет голос, и тогда больничные просторы огласятся ревом раненого зверя.

– На волю, в пампасы! – невпопад брякнула я, быстро выводя Ирку из палаты, подальше от больных: мало им переломанных ног, сейчас и барабанных перепонок лишатся! – Ирочка, только не волнуйся, сейчас мы все узнаем!

Добывать информацию – моя профессия. Люблю я это делать и умею! Медсестричке Свете даже журналистское удостоверение показывать не понадобилось.

Узнав о переводе Монтика в психиатричку, Ирка разбушевалась.

– Это мой-то Монтик ненормальный? – взвилась она. – Это вы все ненормальные! – В запале она ткнула пальцем в только что вошедшего в отделение благообразного гражданина. – И вы! И вы!

Это она зря сказала, незнакомый гражданин выглядел вполне вменяемым, но вот следом за ним шагал отчетливо слабоумного вида амбал типа «шестерка». Он как-то нехорошо посмотрел на Ирку, и мне это не понравилось. Только бандитских разборок нам не хватает! Я поспешила увести подругу от греха подальше.

Мы вернулись в машину, сели, и Ирка замерла, сурово глядя перед собой, но явно ничего не видя. Я помалкивала, понимая, что сейчас ее лучше не беспокоить.

Напрасно перед капотом «шестерки» приплясывал охранник в камуфляже. Судя по тому, что в левой руке у него были какие-то бланки, а правую он сложил ковшиком, товарищ желал получить с Ирки плату за стоянку. Как же, размечтался! Сердито насупленная Ирка его даже не заметила.

– Ладно, – наконец угрожающе процедила она сквозь зубы, выжимая сцепление.

Выронив бланки, охранник боком отпрыгнул в сторону. Отличная реакция у служивого!

– Сдурела? – рявкнула я, оглядываясь. Слава богу, человек не пострадал. – Ты чуть не задавила мужика!

– Да, кстати, о мужиках, – металлическим голосом сказала Ирка, выруливая на дорогу. – Предупреждаю: похищение Монтика не отменяется. Сейчас заедем в пару мест, а потом к психушке.

Монте довольно быстро понял, в каком заведении он оказался: достаточно было посмотреть на соседа по комнате, голубоглазого и розовощекого малого по имени Селёжа. Одетый к лицу, в розовую пижаму в голубой горох, он непрестанно приплясывал, невнятно бормоча какие-то вирши и потрясая дребезжащим детским бубном. Растоптанные тапки ритмично шлепали.

На самом Монте тоже были тапочки без задников и уютный фланелевый костюм живописной расцветки: нежно-зеленый, в крупную желтую клетку.

Вообще-то ему нравились смелые цветовые сочетания. Помнится, у его подруги в Нью-Йорке было красное белье с синим кружевом, и Монте комплект одобрял, особенно когда его малышка исполняла ритуальный вечерний танец с раздеванием. «Малышка», впрочем, весила почти центнер: Монте всегда нравились крупные дамы, такие, чтобы от шлепка по заду расходились волны по всему телу.

– Оставь покурить! Христос любит тебя! – вкрадчиво шепнул на ухо Монте незаметно подкравшийся Селёжа.