«В приданое?» – предполагает мой внутренний голос, и я отчетливо воображаю украшенный лентами и розетками товарный вагон, битком набитый деньгами.
Хм… Допустим, я богатая невеста. Тогда можно предположить, что Макс хочет жениться на мне из-за денег. А потом, поскольку он меня терпеть не может, намерен развестись и разделить со мной имущество. Логично? Логично!
То есть было бы логично, если бы в разговоре о предстоящем разделе имущества не упоминалась квартира. Она ведь куплена Максом. Зачем же ему жениться на мне, чтобы после развода делить свою жилплощадь?
Я думаю, думаю – и понимаю, что это имеет смысл лишь в одном-единственном случае: если Макс обманул меня и в этом и квартира принадлежит не ему, а мне.
Но тогда, значит, в документах на право владения недвижимостью указано мое имя! Стало быть, я могу его узнать!
Или нет.
Я продолжаю думать.
Если для того, чтобы претендовать на мою собственность, Макс должен на мне жениться, значит, имя в моем паспорте и имя владелицы квартиры в документах на имущество совпадают.
А кто мне выправил паспорт?
Макс.
Что-то я запуталась.
Мое воодушевление гаснет.
Как мне разобраться во всем этом? Как?!
«Молча», – бурчит внутренний голос.
Что он, собственно, имеет в виду? Молча – то есть без слов? А как иначе? На пальцах?
И тут до меня доходит, что я действительно имею возможность получать от людей информацию без всяких слов. Более того, я ведь этот способ уже использовала, но всего лишь пару раз и совершенно непроизвольно.
Мой «эмматовый» взгляд. Как бы его потренировать и развить?
Первая тренировка супергерою не удается.
– Что это с ней? – бесцеремонно указывая на меня, орет седой дедуля дедуле лысому.
Они оба почти глухие, но почему-то предпочитают общаться между собой, а не с нормальными людьми, способными правильно расслышать слова собеседника.
– Во сне? – вопит в ответ дедуля лысый. – Видеть во сне красивую девушку – это к богатству!
Он подмигивает мне, и я застенчиво улыбаюсь. Правильным курсом идете, товарищи дедушки, за «красивую девушку» я готова простить вам любую бестактность.
Если честно, красотой я сейчас не блещу. Особенно портит меня прическа «под газонокосилку». В клинике меня обрили наголо, и теперь моя голова похожа на косматый шарик чертополоха. Темные жесткие волосы еще слишком коротки, чтобы сделать модельную стрижку, но уже слишком длинны, чтобы сойти за стильный «ежик».
Зато у меня большие красивые глаза, и как раз на них, рискуя ненароком ослепить меня, трясущейся рукой указывает седой дедуля:
– Глаза, как плошки!
– Как лошадь? – по-своему слышит его лысый дед. – Какая лошадь?
Я тоже в недоумении: какая еще лошадь? Вот уж на лошадь я нисколько не похожа, не настолько крупна.
– Это что, базедова болезнь? – орет любознательный седой.
– Баязет? – вопит в ответ лысый.
– У кого это базедова болезнь? У меня? – лепечу я обиженно.
Все в столовой смотрят на нас и хихикают, только мне не смешно. Допотопные глухари обсуждают меня, нимало не смущаясь всеобщего внимания.
– «Баязет» – это коньяк! – авторитетно информирует лысого седой.
– Конь, да! – соглашается лысый.
Отлично, они пришли к взаимопониманию: конь, лошадь – и все это обо мне!
И лишь потому, что я таращила глаза, как жертва базедовой болезни, пытаясь отработать на своих дедульках проникновенный взгляд эмпата!
Пока не получается, к сожалению. Я буду пробовать еще, но, пожалуй, не в столовой. Надо подыскать другое место скопления людей, на которых можно ставить безболезненные эксперименты.
После обеда я сижу на лавочке у часовни, усиленно пялясь на кучкующихся там граждан. Те из них, кто натыкается на мой пронзительный взгляд, беспокоятся: кто-то потирает область сердца, кто-то шепчет не то молитвы, не то ругательства, а одна особенно нервная старушка так отпрянула, что чуть не сбила стальную мусорную урну.
Я понимаю, что мои эксперименты негуманны, и временно прекращаю их. Попрактикуюсь при случае на ком-нибудь молодом и здоровом.
А потом мне звонит Лариса. Ее номер – уже второй в моей телефонной книжке, и я радуюсь тому, что обрастаю контактами. Что ни день, то чей-то номер!
Новая подружка превращает мою радость из тихой в бурную долгожданным сообщением:
– Есть контакт! Я добыла телефон Матвея Тугарина, правда, только домашний. Такой тебя устроит?
– Меня любой устроит, – заверяю я и под диктовку записываю цифры первым, что попалось под руку, и где попало – карандашом для бровей на обоях под зеркалом.
Варварство, конечно, но я пишу без нажима, а обои моющиеся, так что запись можно будет смыть.
Позже. Сейчас я слушаю эмоциональное повествование о том, как Лариса узнала заветный номер.
– Сначала я нашла телефон его компании, – рассказывает она. – Было ясно, что дальше приемной меня не пропустят, поэтому я и не пыталась спрашивать самого Матвея Васильевича. Я сказала, что звоню из частной клиники «Здоровье женщины», мол, у нас тут случился компьютерный сбой, мы потеряли мобильный номер Ольги Викторовны, так не может ли супруг передать ей, что гинеколог получил ее анализы и… Дальше, как ты понимаешь, секретарша и слушать не стала. Просто дала мне домашний номер Тугариных и предложила рассказать Ольге Викторовне все лично.
– Ольга Викторовна – это супруга Тугарина? – уточняю я.
И с замиранием сердца думаю – может быть, она моя мама? Если Тугарин – мой папа, конечно.
– Ага, – подтверждает Лариса. – Только ты учти, восемь-три-девять-один-девять – это код Норильска, Тугарины там живут. И разница во времени у нас с ними четыре часа, так что ты не тяни со звонком, чтобы ночью людей не будить.
Мне кажется, если я действительно потерянная дочка Тугариных, то они будут рады и полночному звонку, но уверенности в наших родственных связях у меня нет, и я соглашаюсь с подружкой:
– Конечно, я не буду тянуть.