Свидание на пороховой бочке

– Здравствуйте, дядя Боря, а Зяма дома? – сладким голосом пропела Трошкина и трижды хлопнула ресничками, решив порепетировать перед зеркалом.

Зеркало честно отразило бледное узкое личико с предательски трясущимися губами. Алка критически обозрела себя и признала, что невинные круглые глазки у нее кое-как получились, но нижняя часть лица ее определенно выдает.

– С губами надо что-то делать, – пробормотала Трошкина.

Она сдернула с вешалки шарф, соорудила из него маску, сложила пальцы пистолетом и, тыкнув в зеркало, прогундосила сквозь душную шерсть:

– Всем стоять! Это ограбление! Зяма или жизнь!

Зеркало добросовестно отразило комическую пародию на преступного ковбоя.

Трошкина досадливо чертыхнулась, размотала шарф и снова повязала его, на сей раз – как платок, на деревенский манер.

В тугом охвате плотной ткани подбородок ее перестал нервно вздрагивать, но бледные губы по-прежнему норовили плаксиво расползтись.

Что ж, по крайней мере, стало ясно, в чем главная проблема.

Сформулировав задачу, экс-отличница Трошкина быстро нашла решение.

Основательно смазанные медом, губы приобрели красивый блеск и неплохо зафиксировались.

Несколько минут спустя Алка позвонила в дверь квартиры Кузнецовых, сделала умильное личико и, дожидаясь, пока ей откроют, энергично похлопала ресницами.

– Ах, детка, что случилось? – встревоженно спросила знаменитая писательница Кузнецова, созерцая яростно моргающую Трошкину. – Что-то в глаз попало?

– Здрасьте, дядя Бо… ся, – промямлила Алка, запоздало подкорректировав домашнюю заготовку.

Это прозвучало странно.

– А с губами у тебя что? – пуще прежнего взволновалась наблюдательная писательница. – Алла, да у тебя рот перекошен! И речь затруднена!

Ее осенило:

– Мама, несите вашу иголку, у Аллы инсульт!

Получилось на редкость удачно: бабушка Кузнецова еще не убрала в аптечку стерильный одноразовый шприц, приготовленный на случай борьбы с инсультом в неопределенном будущем, а роковой час уже наступил.

– Бегу, бегу! Несу, несу! – радостно заблажила предусмотрительная старушка, энергично шаркая тапками по направлению к пациентке Трошкиной.

– А где Зяма? – с трудом договорила негнущимися медовыми губами Алка.

– Он непременно навестит тебя в больнице, – пообещала писательница и цепко сцапала гостью за палец.

– О! Он в больнице?!

Вообразив, что хворь скосила Зяму, Трошкина страшно побледнела, но по инерции продолжала хлопать ресницами.

Таким образом, она демонстрировала все признаки инсульта, описанные в полезной статье: спутанное сознание, заикание, бледность, дергающиеся глаза и несимметричные губы.

– В «Скорую» звонить? – вооружив невестку спасительным шприцем, спросила бабуля.

– Да!

– Дзиииинь! – пропел дверной звонок.

Трошкина, обморочно прислонившаяся к двери, упала в чьи-то крепкие объятия.

– Здра… Черт возьми! Что тут происходит? – вопросил мужской голос.

– Гау? – С аналогичной интонацией взлаял пес.

– Дениска! – Лжеинсультница Трошкина с редким проворством извернулась и повисла на шее у майора Кулебякина. – Ты вернулся! Ты-то мне и нужен!

– Мама, не звоните пока в «Скорую», – сориентировалась писательница. – Аллочка, тебе уже лучше?

– А где Инка? – спросил майор.

– А где Зяма? – спросила Алка.

– А гау? – спросил бассет-хаунд Барклай.

В квартире Кузнецовых восстановилась бодрящая атмосфера семейного сумасшедшего дома.

Поскольку Трошкину прибытие майора Кулебякина и его внеслужебной собаки заметно взбодрило, писательница Кузнецова отказалась от первоначального намерения исколоть Аллочке пальцы и уши. Но бабуля все-таки заставила прочитать полезную статью и Трошкину, и Кулебякина.

Барклай, которому возможность ознакомиться с материалом предоставилась, когда Денис небрежно уронил газету на пол, шансом пополнить специальные навыки пренебрег.

Затем присутствующие обменялись слухами, сплетнями и художественным враньем, выдаваемым за достоверную информацию.

На вопрос майора о местонахождении Инки Трошкина при молчаливой поддержке старших родственниц подруги сообщила, что Кузнецова отправилась в кратковременную служебную командировку.

Эта версия категорически расходилась с той, что уже была сообщена непосредственному начальнику Кузнецовой, и Алка от души понадеялась, что Денис и Бронич не сверят ее свидетельские показания.

У честной Аллочки возникли было угрызения совести, но они почти исчезли после того, как дозу дезы скормили ей самой.

– Зяма с Борей поехали на рыбалку, – выдала невероятное мать-писательница. – В какую-то дикую глушь, где нет ни связи, ни дорог, но много рыбы.

– Я люблю рыбу! – громко сообщила бабуля.

– А я люблю Зяму, – пробормотала Трошкина, – но никогда не поверю, что он отправился на рыбалку вот так внезапно, даже не пополнив свой гардероб хотя бы кожаной зюйдвесткой и сапогами-забродами итальянского производства!

Мать-писательница задумалась.

В словах милой Аллочки был резон. В последний раз, когда папа Кузнецов попытался приобщить утонченного сына к брутальным мужским развлечениям в виде охоты на кабана, Зяма специально заказал знакомому шорнику эксклюзивный набор снаряжения и потом целый день крутился у зеркала, элегантно обматываясь патронташем и располагая ножны так, чтобы они красиво подчеркивали линию бедра.

Бася Кузнецова нахмурилась. В отличие от Трошкиной она свою половинку не ревновала – это была прерогатива ее супруга. Но уважаемая писательница ненавидела чего-то не знать и воспринимала секреты членов семьи как личный вызов.

Мать-писательница немедленно позвонила сыну, но напоролась на ту же дрессированную телефонную девушку. Тогда она набрала номер мужа, но и там услышала: «Вызываемый вами абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».