Шопинг с Санта Клаусом. Любовные игры по Интернету

На первое был русский турист Юрий Солнцев, прилетевший в Берлин самолетом «Люфтганзы» из российского города Екатеринодара. Его связь с приметившейся Руди Эленой была очевидна: эти двое жили в одном городе и работали на местном телевидении.

– Пойдем дальше, – сказал себе довольный Виккерс и перешел ко второму блюду.

На второе (в лучших китайских традициях) была подана собака: достославный Вальтер Браунинг Третий, задушенный точно так же, как Солнцев, и аналогичным образом посмертно утопленный в Шпрее.

– Кто нашел чемодан с собачьим трупом? – сам себя спросил Руди. И сам себе с большим удовольствием ответил:

– Та самая Элена! Связь очевидна, идем дальше.

Третьим блюдом в интеллектуальном меню сыщика стояло загадочное убийство Юргена Фоли, задушенного, как и две первые жертвы, и так же погруженного в Шпрее не в натуральном виде, а в своеобразной упаковке: всей-то разницы, что в случае с Фоли это был не чемодан или не сумка, а костюм медведя. Оригинально, но не настолько, чтобы навести сыщиков на след убийцы.

– Совершенно обыкновенный карнавальный костюм, дешевый, китайского производства. Такие под Рождество в любом супермаркете навалом в ящиках лежат, – вспомнил Руди.

Однако именно заурядный новогодний наряд позволял предположить связь между третьим убийством и вторым – ведь мертвую собаку из реки «та самая Элена» тащила не одна, а в паре с молодым человеком, одетым в новогодний костюм Санта Клауса!

Тут инспектор подпрыгнул, словно бабуля— интуиция кольнула его своей спицей не в те полушария: в связи с убийством номер два он вспомнил еще одну неопознанную костюмированную личность! Некто в костюме Оленя глазел на погоревший офис BDT, как раз когда сам Руди осматривал пепелище в компании с зятем безутешной владелицы Вальтера Браунинга! Что, если редакция туристических программ интересовала Оленя безотносительно пожара, а как место гибели таксы? Тогда, может статься, этот самый Олень не просто зевака, а злодей, которого потянуло на место преступления!

– К тому же, пожалуй, это все-таки не Олень был, а Олениха! – вспомнив ножки в шелковом трико и каблучки-копытца, рассудил Руди.

И ему вдруг стало ужасно интересно, что делала вчера днем «та самая Элена» и чем она занимается сейчас.

– Подумаешь, бассейн! – проводив взглядом упорхнувшую подружку, фыркнула Ирка.

Ее немного (самую малость) угрызала совесть – на тему, что уважающая себя женщина обязательно должна заботиться о своей фигуре. Фигура у Ирки была большая и забот о себе требовала соответствующих. Однако, в отличие от других женщин, Ирина не тяготела к минимализму. Раз и навсегда определив свой идеальный вес трехзначным числом из единички с двумя нулями, она заботилась, главным образом, о том, чтобы не потерять ни грамма. Бассейн при таком подходе действительно был не нужен.

– Нужна шоколадка! – огладив перед зеркалом свои упругие бока, постановила уважающая себя женщина.

Она надкусила шоколадный батончик, бухнулась в кровать и оживила телевизор. Он включился на старом фильме, герой которого неполиткорректно крикнул: «Получи, фашист, гранату!» – и через мгновение грохнул взрыв, уведомивший отправителя о получении адресатом заявленной авиапосылки. Ирка, настроившаяся на безмятежный отдых, прибрала звук и переключила русскоязычный спутниковый канал.

– Шпиль ми! – игриво заурчал на экране костлявый вурдалак бесконечно позднего бальзаковского возраста.

– Вот! – самодовольно сказала Ирка, потыкав в сторону экрана объедком батончика. – Вот во что превращаются женщины, многие годы изводящие себя диетами!

Она с нескрываемым удовольствием просмотрела рекламный ролик, переключила канал, снова попала на бабулю-вурдалачиху, еще раз насладилась созерцанием ее грешных мощей и внезапно загорелась желанием сфотографировать это чудище: чтобы носить фотографию в сумочке и поднимать себе настроение в редкие минуты малодушного уныния у магазинных витрин, населенных анемичными манекенами.

Подружкин фотоаппарат лежал на прикроватной тумбочке, и Ирка начала фотоохоту за кокетливой телевизионной старушенцией. Та на диво резво скакала с канала на канал, подстеречь ее оказалось делом весьма непростым и столь же увлекательным. Рассудив, что очередной рекламный блок обязательно будет сразу после выпуска новостей, Ирка заранее выстроила кадр и залегла в засаду с видом на диктора Второго национального телевидения Германии.

Белозубый загорелый дядечка с растрепанной прической, словно он только что вылез из стога сена, жизнерадостно повествовал о событиях в жизни города Берлина. Ирка безразлично прослушала сообщение о режиме работы столичного общественного транспорта в последние дни старого года, пропустила мимо ушей информацию о вернисаже неизвестного ей пейзажиста и насторожилась, когда диктор мастерски трансформировал беззаботную улыбку в жутковатый оскал и зловеще сказал:

– А теперь криминальные новости.

В квадратном окошке, под которым растрепанный диктор в студии смотрелся как болтливая деревенская кумушка на завалинке пасторальной избушки, живописное изображение пасущейся на альпийском лугу буренки сменилось фотографией какой-то темной мохнатой туши. Картинка ожила и приблизилась, вытеснив за кадр тарахтящего диктора. Камера крупно показала огромную косматую лапу с когтями, похожими на огрызки карандашей, а затем вдохновенно проехалась по сложной кривой, объединив ажурные чугунные перила, поблескивающую под мостом маслянисто-черную воду, пластиковую ленту полицейского ограждения и вытянутую физиономию какого-то дедушки с собачкой, лохматая мордочка которой выглядывала у него из-за пазухи, как хризантема из петлицы. Невидимый диктор с большим чувством озвучил шокирующее сообщение о том, что из-под моста в историческом центре города извлечен труп юноши в карнавальном костюме медведя. И сразу после этой новости на экран выскочил тот самый живой труп в костюме одалиски, появления которого Ирка ожидала с камерой наизготовку. Однако фотоохотница уже потеряла интерес к съемочному процессу.

– Ленка! Ты это видела?! – завопила она.

И тут же сообразила, что Ленка не могла «это» видеть, так как удалилась из номера минут пять назад.

– Надо ей рассказать! – срываясь с кровати, пробормотала Ирка.

Госпожа Максимова не считала себя слабой женщиной, но на то, чтобы удержать в себе распирающие ее эмоции до возвращения подруги, ее сил не хватало. Мельком глянув на себя в зеркало и решив, что в полотенечном тюрбане на голове и махровом халате на более обширных территориях организма она выглядит внолне подходяще для короткого визита в бассейн, Ирка выскочила из номера и просквозила по пустому коридору в лифт.

Чтобы попасть в раздевалку бассейна, достаточно было пересечь холл, однако там оказалось неожиданно многолюдно. Ирка, не рассчитывавшая на дефиле в присутствии большого скопления народа, в смущении замешкалась на выходе из лифта. И только поэтому заметила подружку! Та как раз вспорхнула с дивана, мелькнув в поле зрения Ирины ярким розовым пятном.

– Как это она? – хлопнув глазами, Ирка недоверчиво посмотрела на дверь, за которой находилась раздевалка бассейна, но, оказывается, вовсе не было Ленки.

Потом до нее дошло, что подружка ее обманула, и она актуализировала вопрос:

– Куда это она?

Фигура в розовом и голубом шустро пересекла холл и выскочила из отеля. Ирка, как сомнамбула, потянулась следом, в растерянности соображая, не подвели ли ее глаза. Может, это все-таки была другая женщина? И словно в подтверждение того, что она не ошиблась, какой-то мужчина на крыльце крикнул, опережая ее с репликой:

– Ленка, стой! Ты куда?!

Ирка перестала рефлексировать и ускорилась, насколько позволяли спадающие с ног тапки и раскручивающийся на макушке тюрбан. Люди в холле не показывали на нее пальцами, и это позволяло надеяться, что выглядит она относительно прилично, однако скверная аэродинамическая форма головного убора обещала в самом скором времени изменить Иркин экстерьер к худшему. Это случилось буквально в метре от двери: сырое полотенце тяжело спланировало на пол, явив миру голую Иркину голову в ежиках бигуди. Она затормозила, наклонилась, чтобы подобрать беглую тряпку, и сквозь стеклянную дверь отчетливо увидела исчезающий в салоне автомобиля мужской ботинок и бешено завертевшееся колесо.

– Черт! – отшвырнув полотенце, Ирка вырвалась на улицу.

Та была пустой в обе стороны, только за поворотом слышался удаляющийся рев мотора, да и таял в воздухе истошный визг резины.

– Куда она подевалась?! – имея в виду фантастически быстро исчезнувшую подружку, набросилась Ирка на чернокожего швейцара.

– Уехала! – немного испуганно ответил тот, имея в виду фантастически быстро укатившую машину.

– Какой автомобиль, живо! Марка, цвет, номер! – Ирка вцепилась в позументы чужого мундира.

– Белый «Вольво» S-80, номер я не запомнил…

– Господи, укрепи меня! – всплеснув руками, вскричала Ирка. – Вадик! Ва-а-адик!!!

Она круто развернулась, тяжелым махровым подолом едва не смахнула помятого швейцара с тротуара на проезжую часть и бегом скрылась в холле отеля.

Вадик, к которому Ирина бессмысленно взывала сквозь четыре бетонных перекрытия, находился в своем номере на пятом этаже в обществе переводчицы Ксении. Словно практикуясь в русском языке, она уже пять минут держала пламенную речь, в которую собеседник лишь изредка вклинивался с короткими репликами.

– Ты же говорил, что у нас особые отношения! – сведя брови птичьим клином, напомнила девушка.

– Да, – устало кивнул Вадик.

Он действительно это говорил, причем всем своим девушкам. И всякий раз проявлял похвальную честность: поскольку девушки были разные, то и отношения с каждой из них складывались по-особому. К сожалению, зачастую в отношения гармонично складывающейся пары третьим лишним вмешивался Амур со своими стрелами. Ксении не повезло: пакостливый крылатый лучник расстрелял бедняжку в упор.

– Тогда я должна познакомить тебя с отцом, – расправив брови, как крылья чайки, сказала обнадеженная влюбленная.

– Нет, – возразил Вадик.

Он считал, что ничего не должен девушкам, а они ничего не должны ему. Вообще ничего! В частности, расширять круг его знакомств за счет своих отцов и старших братьев.

– Но ты называл меня милой и говорил, что тебе хорошо со мной! – вновь группируя брови в районе переносицы, сказала Ксения.

Память у нее была огорчительно хорошая. Почти такая же хорошая, как фигура.

– Да, милая, – со вздохом подтвердил Вадик.

Ему и впрямь было хорошо. И с этой девушкой, и со многими другими.

– Значит, я привезу папу, – улыбнулась Ксения.

Вадик посмотрел на нее с тоской. Девушка была прелестна, как юный котенок, и упряма, как старый ишак. Ее идея-фикс ему ужасно не нравилась. Вадик определенно чувствовал, что знакомство с Ксюшиным родителем не будет способствовать его бурному духовному росту. К тому же само предложение привезти к нему папу отдавало махровым средневековьем. Как будто речь шла о дряхлом папе римском, передвигающемся в паланкине!

– Нет, – Вадик покачал головой.

Гладкий девичий лоб пробороздили морщины – ровные, словно прочерченные игрушечными грабельками. Неотвязный Амурчик, всласть наигравшись с луком и стрелами, взялся за детский набор для песочницы.

– Судьба подарила нам случайную встречу, и мы не должны упустить свой счастливый шанс! – произнесла Ксения с торжественностью, в которой чуткое ухо Вадика уловило плохо скрытую угрозу.

Ксюша с Амуром ясно давали ему понять, что в случае отказа от этого счастливого шанса ему гарантирован какой-нибудь несчастный случай.

Ду-дух! – содрогнулась входная дверь.

– Кто там?! – испуганно дернулся Вадик.

Дверь сотрясалась, стуча о косяк и клацая замком. Нечистая совесть соблазнителя милой девицы мгновенно нарисовала пугающий образ отца Ксении, приехавшего без приглашения. Незваный немецкий папа привиделся Вадику в образе тевтонского рыцаря в историческом бронекостюме, с зазубренным мечом в правой руке и поводьями в левой. Боевой конь в запятнанной вражеской кровью попоне, естественно, был под ним и вносил свою весомую лепту в создание общей какофонии, стуча копытами и издавая характерные лошадиные звуки.

Дверной замок прощально крякнул и прекратил сопротивление. Дверь распахнулась, шумно врубилась в стену и завибрировала, точно в испуге. В узкий коридор вломилась крупная серо-голубая фигура с головой, отливающей металлическим блеском, и темным булыжником в руке. В первый момент изумленный Вадик принял стальной наголовник вторженца за рыцарский шлем, но спустя миг с облегчением понял, что все не настолько плохо. В его гостиничный номер с посвистом и топотом рвалась не вся германская конница, а одна-единственная соотечественница – Ирина Иннокентьевна Максимова, одетая в махровый халат цвета морской волны, с фотокамерой в руке и головой, бронированной старомодными металлическими бигуди.

– Сидите?! – рявкнула она хриплым голосом, в котором угадывались звон мечей и отголоски бешеного ржания. – Вставайте! Нашу подругу похитили! Бежим ее спасать!

– Бежим! – мгновенно согласился Вадик, одним могучим прыжком выбрасывая себя из кресла на середину комнаты.

Его готовность к подвигу во имя дружбы была прямо пропорциональна нежеланию продолжать разговор о любви.

– И я с вами! – мяукнула Ксюша.

– Скорее, скорее! – подгоняла их Ирка.

Задавать вопросы добровольные спасатели начали только в лифте.

– Куда бежим? – деловито спросил Вадик, со скрежетом застегивая куртку.

– К Рейхстагу, куда же еще! – сварливо ответила Ирка, нетерпеливо притопывая. – Куда бы они ни ехали, им придется прокатиться по кругу мимо Рейхстага и Бранденбургских ворот. К воротам мы не успеем – мерзавцы на машине, и у них минут пять форы, но до Рейхстага огородами напрямик добежим как раз вовремя, даже с небольшим запасом. Особенно если они еще где-нибудь в пробке постоят.

– Это маловероятно, – с сожалением заметил Вадик.

Он уже успел узнать, что пробки в немецкой столице редки и несерьезны: максимум полдюжины машин.

– Ну, может, их что-нибудь другое задержит, – вздохнула Ирка и молитвенно подняла глаза к зеркальному потолку кабины, отправляя соответствующее прошение далеким небесам.

– Если мы очень спешим, можно подъехать на моей машине, – робко предложила Ксения.

– Чур, я за рулем! – одновременно сказали Ирка и Вадик.

– Да пошел ты…

Водительское сиденье скрипнуло, любезно заглушая конец предложения.

– Что такое? – Тип, с удобством устроившийся на моей спине, зашевелился.

– Пытается меня обойти, придурок! – хмыкнул водитель.

– Ну, так пропусти его, – посоветовал мой мучитель. – Не фиг лихачить, не дома!

Он снова заворочался, трамбуя локтями мои ребра. Я вскрикнула, но на это никто не обратил внимания. Производимые мною шумы – стоны, вздохи, плаксивое сопение и бессильная ругань – гадских типов не впечатляли. Только один раз, когда я вскрикнула особенно звучно, захребетник ласково шепнул мне в ушко:

– Еще раз вякнешь – сдохнешь!

И я решила брать пример с обитателей морских глубин, которые живут под огромным давлением – и ничего, не вякают.

– Нет, ты видал?! – в голосе водителя прозвучало возмущение.

– Что еще?! – мучитель обнимал меня, как Кощей Бессмертный свой любимый сундук с золотом, и, похоже, обзор у него в этой позиции был немногим лучше моего.

– Он мне «фак» показал!

Я услышала узнаваемое жужжание и поняла, что разобиженный водила опустил стекло в окошке.

– Не связывайся! – рявкнул придавивший меня.

Шум автомобильного мотора стал вдвое громче, а потом послышался залихватский выкрик:

– Получи, фашист, гранату!

– Твою мать!!! – взвыл наш водила.

А мой мучитель подпрыгнул, едва не сломав мне поясницу, и тоже матерно зарычал, а потом салон затянуло каким-то гнусным дымом. Дышать стало совершенно нечем, и мой внутренний голос пискнул:

– Ну, все!

И я горько заплакала, но не от огорчения, а потому что дым и вонь выедали глаза и выворачивали наизнанку душу. Машина вильнула в сторону и встала. Я попыталась открыть глаза, ничего не увидела, снова зажмурилась и слепо замолотила кулаками. Рядом суетливо ворочались, рыдали и кашляли гадские типы. Я поняла, что еще чуть-чуть – и я отойду в мир иной в гнусной компании пары ублюдков, с которыми даже не знакома!

Я свернулась в клубочек и боднула дверь. А она неожиданно подалась, и я вывалилась из машины кому-то на руки. Сквозь быстро твердеющую вату в ушах услышала: «Спокойно, милая, все хорошо!» Страстно захотела обругать придурка, который не видит, как мне плохо, но не смогла: отключилась!

«Знаешь, что меня удивляет больше всего?» – через некоторое время спросил мой внутренний голос.

Он тянулся нудно, с фоновыми шумами, словно некачественная аудиозапись в замедленном воспроизведении. Я еще только приходила в себя, и действительность, данная мне в ощущениях, была скудной. Мне казалось, будто я плыву, покачиваясь, в радужном мыльном пузыре, который может лопнуть от малейшего прикосновения. Но при этом, подобно Диогену в его крепкой винной бочке, я пыталась решать стратегические вопросы!

Ответ на ключевой вопрос «Кто я?» у меня уже был (дура, конечно, кто же еще! Была бы умная, не влипла бы в историю!). Оставалось понять «Где я?», «Что делать?», «Кто виноват?» и «Быть иль не быть?». На задачку о смысле жизни я не покушалась, было достаточно подальше уйти от темы бессмысленной смерти. То, что легкие больше не раздирает мерзкий газ, а спину не попирает пята оккупанта, внушало определенный оптимизм.

«Больше всего меня удивляет то, как много людей в Берлине говорят по-русски!» – не дождавшись ответа, сказал внутренний голос.

Это было очень интересное замечание. Я задумалась. В самом деле, с русскоязычными персонажами в этой истории наблюдался очевидный перебор! Я, Ирка, Вадик – это само собой, переводчики Ксюша и Паша тоже появились на сцене вполне закономерно, но затем как-то сами собой к сюжету припутались еще и Костя Розенкранц, и Петер Вайсман, и Ангела Блюм…

«И тот гад, который уволок тебя из парка, и его приятель-водила – два в одном автомобиле! – продолжил список внутренний голос. – Они ведь тоже говорили по-русски! А еще, вспомни, перед тем, как машина твоих похитителей превратилась в газовую камеру, кто-то задорно крикнул на нашем общем родном языке: «Получи, фашист, гранату!» Реплика, между прочим, с головой выдает соотечественника, воспитанного на патриотических боевиках… Не заграничный вояж, а какой-то выездной семинар любителей российской словесности!»

Я попыталась понять, к чему бы это все, но не смогла сгрести в кучку разжижившиеся в ходе принудительной газификации мозги, огорчилась своим умственным бессилием и застонала.

– Она приходит в себя, – заметил мужчина, которого я не видела, так как еще не пыталась поднять веки (ибо заранее чувствовала, что процесс этот дастся мне не легче, чем Вию).

На случай, если мой приход в сознание кому-нибудь сильно нежелателен, я замолчала и замерла.

– Выходишь? – спросил тот же голос.

Мой мыльный пузырь накренился, остановился и закачался, уравновешиваясь. Справа потянуло ветром, хлопнула дверца, одновременно с которой закрылся и вопрос «Где я?» – очевидно, что в автомобиле.

Машина мягко тронулась. Я сделала над собой усилие, разлепила ресницы, терпеливо подождала, пока зыбкая муть перед глазами оформится в цветную картинку, и увидела перед собой спинку кресла с подголовником, увенчанным оранжевой метелкой чьей-то безобразно заросшей макушки. В зеркальце заднего вида отразились блестящие смородиновые глаза. Один из них весело мне подмигнул.

– Итак, ты едешь в машине с персональным водителем, – уже в нормальном темпе резюмировал мой внутренний голос. – С вами был кто-то третий, но он только что вышел, оставив тебя тет-а-тет с этим рыжим клоуном.

– Доброе утро, спящая красавица! – бойко приветствовал меня упомянутый персонаж. – Куда едем-то, а?

– Вам виднее, – настороженно ответила я.

– Ну, привет! – рыжий шлепнул по рулю ладонями. – Юмористка! Я везу, куда клиент скажет!

– А он не сказал?

– Кто – он? – тоже задумался рыжий.

– Ну, ваш клиент!

– Так мой клиент – это ты! – снова обрадовался он. – Разве не помнишь, как машину остановила? Стояла на обочине, качаясь, как тонкая рябина, я тебя и подобрал. Вообще-то у нас в Берлине не принято останавливать такси на улице, но я сразу понял, что ты из России. Только русская баба может напиться до потери сознания в восьмом часу вечера.

– Я не напилась! – возмутилась я.

– А что сделала? Накурилась? – заржал рыжий.

– Надышалась, – мрачно буркнула я. – Короче, без шуток, куда вы меня везете?

– Если без шуток, то в отель «Берлин», – ответил рыжий и снова подмигнул. – Ты, перед тем как отрубилась, велела доставить тебя к парадному входу гостиницы и проследить, чтобы ты вошла в холл. И даже деньги вперед заплатила! Хоть это ты помнишь?

Он глянул в зеркальце, прочел ответ по моему лицу и скроил расстроенную мину:

– Не помнишь! Значит, я запросто мог взять с тебя двойную плату. Эх, вечно я страдаю из-за своей честности!

Я промолчала. Было совершенно ясно, что рыжий жулик врет, и врет нагло, нисколько не боясь, что я уличу его во лжи. А почему он этого не боится? Видимо, ему безразлично, верю я ему или нет. То есть абсолютно неважно мое мнение.

«И это очень плохой знак, – зловеще молвил мой внутренний голос. – Абсолютно не считаются только с теми, кто уже приговорен и поставлен к стенке! Это у них нет ни последнего слова, ни возможности как-то влиять на ситуацию.»

– Остановите машину! – попросила я.

И убедилась, что мой внутренний аналитик не ошибся – влиять на ситуацию я действительно не могу! Рыжий только ухмыльнулся и покачал головой:

– Я остановлю у «Берлина».

– Остановите сейчас! – рявкнула я.

Впереди показалось узнаваемое здание Рейхстага. К сожалению, площадь перед памятником истории и архитектуры пустовала, этим темным дождливым вечером культурные туристы предпочли для прогулок другие места. Тем не менее я решила, что покричать в открытое окошко: «Караул, помогите, спасите!» – все-таки не помешает, потому что на верхней площадке Рейхстага обычно дежурит какой-то дядька в форме – то ли охранник, то ли полицейский. Может, он услышит крики, запомнит машину и пошлет за ней вдогонку полицейский патруль?

«Надежды мало, но ты все же попробуй, – с сомнением сказал внутренний голос. – Только кричи погромче, а то Рейхстаг вон какой высокий!»

Совет был толковый, но голосить сразу, без предварительной распевки, я не могла. Я же культурный человек, у меня нет навыка горланить, как баба на Привозе! Я вообще не помнила, чтобы мне когда-либо прежде приходилось шокировать народ громким ором (исключая случай, когда я, пятилетняя, стоя вблизи похоронной процессии, радостно кричала под балконом родительской квартиры на пятом этаже: «Мамочка, сбрось мне флажок, тут парад начинается!»).

Первое «Спасите!» прозвучало неуверенно и робко, и единственным ответом стало жужжание стеклоподъемников. Спустя три секунды окна машины закрылись наглухо, затем послышался злорадный щелчок, и кнопочки на всех четырех дверях укоротились вдвое.

«Теперь ты дверь просто так не откроешь, тут центральный замок! – вспомнив недавнюю лекцию специалиста, запаниковал мой внутренний голос. – Вся надежда только на пилочку! У тебя же осталась еще одна?»

Я сунула руку в сумку – поскрести по сусекам в поисках последней пилочки для ногтей. Маникюрные приборы расходовались, как патроны на стрельбище! Знала бы, что на эти пилки будет такой спрос, купила бы целый ящик!

Острие искомой пилочки с готовностью вонзилось мне в ладонь. Я с трудом сдержала болезненный стон, а внутренний голос бурно обрадовался: «Есть пилка?! Отлично! Даже если не получится открыть ею дверь, теперь ты вооружена и живой врагу не дашься!»

Даваться врагу мертвой тоже не особенно хотелось.

– Спасите! Помогите! – заорала я уже в полный голос – может, не так громко, как Шаляпин в роли Мефистофеля, но не менее страстно.

– Однако! – потряс головой рыжий гад.

Я стиснула в кулаке пластмассовую ручку маникюрного штыка и приготовилась к бою.

Степа Красин стоял на смотровом балконе на куполе Рейхстага и с глубоким чувством смотрел на ночной Берлин в полевой бинокль. Бинокль был старый – дедушкин. И навязчивая идея запоздалого взятия Рейхстага тоже принадлежала деду Семену.

– Степка, ты ж меня не подведи! – волновался он, трясущимися руками запихивая в чемодан внука потрескавшийся кожаный футляр с допотопным оптическим прибором и набор разноцветных мелков для детского творчества «Радуга».

Рисовальные принадлежности в добровольно-принудительном порядке предоставила Степина племянница – первоклассница Маришка. Мелков жадной малявке было жалко до слез, но гневить вспыльчивого деда Семена она боялась, поэтому молча шмыгала носом. Когда взрослые отвлекались, Маришка бочком подкрадывалась к чемодану и вытаскивала из него свои мелки. Бдительный дед шлепал ее по руке, отнимал коробочку и закапывал ее в стопку чистого белья на дне чемодана. По мнению старика, детские мелки взрослому внуку нужны были гораздо больше, чем запас трусов и маек. И Степа должен был размашисто начертать на стене Рейхстага: «Рядовой С. Красин из г. Козедольска Ухтинского района дошел до Рейхстага. Да здравствует наша Победа!»