Напиток мексиканских богов. Звезда курятника

– О чем вы думаете?! – рассердилась на нас с Нюней рационалистка Тяпа. – Человеку на голову упал плафон!

– Почти как в фильме с Пьером Ришаром! – не удержалась от напоминания наша любительница детской кинематографии и мультипликации.

– Не шевелись, сиди смирно! – прикрикнула на человека-одуванчика горничная. – Я сейчас электрика позову!

Она повернулась и выскочила из номера. Я заняла ее место, заглянула сверху в отверстие на куполе плафона и увидела короткие соломенные вихры.

– Да это же принц Ольденбургский! – некстати захохотала бесшабашная Тяпа. – Павел, вас короновали?!

– Бу!

Августейший гуманоид сердито ругнулся, крепко приложился о стену, и лопнувший плафон отозвался печальным эхом:

– Бум!

– Осторожно, не поранься! – Я помогла Ольденбургскому вылупиться из треснувшего стеклянного яйца. – Надо же, как тебе не повезло…

– Как не повезло мне и как повезло кому-то другому! – язвительно согласился он и посмотрел на меня с нескрываемым подозрением. – Той сволочи, которая притаилась за дверью и нахлобучила мне на башку эту лампу!

– Кто-то караулил тебя в номере для того, чтобы увенчать твое чело плафоном? – удивилась я.

Поразительно нескучное место – этот отель! Как будто тут не серьезный финансовый форум, а конгресс шутников-затейников!

– Не только для этого, – возразил Ольденбургский, продолжая сверлить меня недобрым взглядом. – У меня украли твой пакет!

– Ну и ничего страшного! – небрежно отмахнулась я. – Подумаешь, большая ценность!

И тут этот доселе милый молодой человек потянулся и цепко ухватил меня за воротник халата:

– Возвращай мои деньги!

– Какие деньги?!

Я изумленно хлопнула ресницами, и вдруг до меня дошло: коробка с салфетками!

Торопясь проверить свою догадку, я вырвалась из лап Ольденбургского, пулей вылетела из его номера, заскочила в свой собственный, там схватила коробку с изображением гигантской жемчужины и кивнула себе: будь внутри упаковки бумажные салфетки, вес коробки был бы значительно меньше.

Я не стала церемониться, нетерпеливо разорвала картон и убедилась, что «салфетки» номиналом в сто долларов каждая выпущены казначейством США. Определенно, это было слишком большое вознаграждение за возвращение одинокой мундирной пуговицы!

– Разве что она сделана не из алюминия, а из платины? – задумалась умная Нюнечка – и почти угадала.

– Держи свои десять тысяч зеленых! – я швырнула надорванную пачку зеленых американских «салфеток» Павлу.

А он с тоской сказал:

– Я бы предпочел получить камень.

– Никаких камней у меня нет, – огрызнулась я. – Даже за пазухой!

– Точно, за пазухой у тебя его нет, я проверял, – невесело усмехнулся Ольденбургский.

– В каком смысле? – напряглась я. – Ах ты негодяй! Так это ты раздел меня, когда я в беспамятстве лежала на лестнице?! Да уж не ты ли и по голове меня стукнул?!

– Конечно, нет! – обиделся Павел. – За кого ты меня принимаешь? Я никогда не бью женщин! И не раздеваю их, если они сами того не хотят!

– Очень благородно, – ехидно заметила я. – Однако ты не против обшарить женщину, если ее ударил и раздел кто-то другой, не так ли?

– Да не трогал я тебя! Я просто видел, что камня у тебя нет!

– Минуточку! – Тяпа потребовала моего внимания. – Дорогая, а ты не хочешь выяснить, о каком камне идет речь?

Я испытующе посмотрела на Ольденбургского. Он выглядел удрученным, а я по опыту знаю, что мужчины в приступе уныния имеют непреодолимую склонность исповедоваться добросердечным и чутким женщинам. Я плотно прикрыла дверь – запереть ее не позволял сломанный замок, – села на пол рядом с принцем и с ласковыми интонациями Лисицы из сказки «Колобок» позвала:

– Пашенька, а, Пашенька! Расскажи мне про камень!

У меня уже было предчувствие, что камень имеется в виду не точильный, не почечный и даже не краеугольный. Так оно и оказалось.

Прозаичным словом «камень» назывался уникальный крупный топаз, принадлежавший покойному супругу моей дорогой подруги! Оказывается, Райкин благоверный старикан незадолго до своей совершенно не безвременной кончины нашел на этот камушек покупателя, но совершить выгодную сделку не успел. А предприимчивая вдовица Лебзон, значит, решила довести дело до конца и самолично привезла топаз из Израиля в Россию. Там (то есть тут) ее ждал покупатель – Павел свет Петрович Ольденбургский со своими (то есть американскими) долларами. На курорте они договорились встретиться потому, что так было удобно обоим: Райка хотела совместить приятное с полезным, то есть отдых с делом, а Павел должен был принять участие в театрализованной постановке по мотивам исторического сражения и несколько дней подряд исправно ходил на репетиции исторического спектакля. Причем сразу в костюме, потому что переодеваться в лесу было некогда и негде. В эсэсовцы Павла, кстати, определили не по собственной воле, а волюнтаристским решением Голипольского, который счел Пашин типаж наиболее арийским, к тому же Ольденбургский знал немецкий.

– Я активист клуба «Живая память», – гордо сказал он мне. – И вообще очень интересуюсь историей. Строю свое родословное древо!

Про деревья мне было не интересно, мое воображение занимал камень. Я не знала, что топаз размером с фасолину может стоить такую кучу денег, но Павел объяснил, что этот камень – нечто совершенно необыкновенное. Редкого желтого цвета, каплевидной формы и фантазийной огранки, он даже имеет собственное имя – «Золотая рыбка»!

Ах, как много прояснило это сказочное словосочетание! Сразу стало понятно, что загадочный Невидимка, требуя сообщить ему местонахождение Золотой рыбки, искал вовсе не мою подругу. Он охотился за топазом!

– Так вот почему этот гад растерзал чудесное мексиканское пончо! – осенило Тяпу. – Жадного придурка сбили с толку разноцветные камешки на воротнике!

– И желтая стекляшка на крышке невинно убиенного золотого мобильника! – подсказала Тяпа.

Заодно нашлось вполне вероятное объяснение разгрому в нашем номере, ответственность за который я поначалу возложила на Раису. Очень может быть, что сей хаос был делом рук все того же охотника за драгоценностью!

– Кстати, это объясняет и сломанные замки в соседних номерах! – сообразила Нюня. – Видно, Невидимка тоже путал двери. А может, это Раиса сбила его с толку, бесконечно шныряя из одного номера в другой по своим постельным делам.

– Значит, он искал топаз, – задумчиво повторила я вслух.

– Кто – он? – встрепенулся Ольденбургский.

Я отстранилась и уже без всякой душевности в голосе ответила:

– Невидимка. Какой-то предприимчивый гад, который знал об этом камне и охотился за ним.

– Успешно! – мрачно обронил Ольденбургский и пнул ногой осколок плафона.

Я искоса посмотрела на него. Сказать, что в пакетике, которым разжился предприимчивый охотник за топазом, была всего лишь пуговица? Или…

– Молчать! – проявили редкое единодушие Тяпа и Нюня.

– Ты вернула Ольденбургскому его деньги, и он уже не надеется получить от тебя топаз, – рассудила Нюня.

– Значит, один претендент на обладание «Золотой рыбкой» благополучно отпал! – мысленно потерев ладошки, продолжила рассуждение Тяпа. – А самое главное, что желтого топаза «Золотая рыбка» нет ни у Невидимки (как думает Ольденбургский), ни у Павла (как может думать Невидимка)!

– И что из этого следует? – задумалась я.

Ответ был совершенно очевиден.

– Прощайте, принц! Нас ждут великие дела! – неслышно хохотнула приятно возбужденная Тяпа.

Я коротко попрощалась с опечаленным Ольденбургским и пошла к себе, но не спать, как планировала раньше, а очень активно работать.

Пора было включаться в соревнование соискателей желтого топаза «Золотая рыбка».

Три часа спустя я вышла из отеля на пляж, как рудокоп из пустой шахты – с чувством глубокой усталости и столь же глубокой неудовлетворенности результатом своего тяжелого физического труда. Я произвела раскопки самых глубинных слоев Райкиных шмоток на полках и в тумбочках. Я вывернула наизнанку все ее карманы и сумки, прощупала швы на одежде и с безжалостностью злокозненного гаитянского колдуна исколола иголкой подружкины тюбики с кремами, мазями и зубной пастой. Я разобрала на мелкие части утюг и напольные весы, которые запасливая Раиса привезла с собой, безалаберно свалив все детали в кучу и таким образом исключив саму вероятность последующего восстановления двух полезных приборов. Я даже развинтила рассеиватель душа! Нашла там археологические наслоения накипи, но не обнаружила ничего, похожего на топаз, и закономерно задумалась: а в правильном ли месте я веду поиски «Золотой рыбки»?

Я пытливо оглядела галечный пляж.

Райка ведь могла спрятать камень где угодно…

– Да никогда! – в один голос горячо возразили мне Тяпа и Нюня. – Ни одна нормальная женщина не стала бы лишать себя удовольствия время от времени проверить захоронку и полюбоваться драгоценным камнем!

– Тогда – одно из двух: либо топаз все-таки спрятан в нашем номере, либо Раиса держала его при себе, – рассудила я.

И вновь вспомнила ранее установленный факт: по маршруту «наш номер – казино – яхта хозяина Кинг-Конга» моя подруга отправилась в минимальном боевом облачении. Без сумочки и даже без белья! В чулках, длиннохвостом парчовом платье с обнаженной спиной и золотых босоножках.

Под ногой у меня противно хрустнуло.

– Краб! – взвизгнула трусиха Нюня.

– Если бы! – с досадой возразила Тяпа. – Похоже, это каблук сломался…

Я подняла ногу, вывернула стопу и в тусклом свете далекого фонаря присмотрелась к каблуку. Он перекосился, утратив сходство с аккуратным кубиком, и зиял дырой: острый камень безжалостно продырявил пластмассовую набойку.

– Гениально! – ахнула Тяпа, помешав мне достойно оплакать погибшую обувь. – Пустотелые каблуки!

– Думаешь, Раиса спрятала топаз в золотых босоножках? – мгновенно приняла подачу Нюня.

Угловатый кусок гранита застрял в полости поломанного каблука, как Винни Пух в маломерной кроличьей норке.

– А где те золотые босоножки? – озабоченно пробормотала Тяпа.

– Остались на яхте хозяина Кинг-Конга! – вспомнила я.

– Надо их забрать! – заволновалась Нюня. – Немедленно!

Камень в каблуке заметно утяжелил мою левую ногу и одновременно сделал ее немного длиннее правой. Это не способствовало легкости передвижения, но разве могла меня остановить такая мелочь! Даже трусоватая Нюня гордо сказала:

– Мы не ищем легких путей! – и одобрила намерение сей же миг ковылять на причал, где покачивалась на волнах депутатская яхта с красивым названием «Сигейт».

В азарте охоты за большой материальной ценностью на культурные достояния я внимания не обращала и предложение уличного фотографа «увековечиться с Нептуном» проигнорировала. Гранитный Царь Морей меня интересовал не больше, чем другие августейшие персонажи – царь беловежских зверей Лев, принц Паша Ольденбургский, король приматов Кинг-Конг… Мысленно я уже выбросила их всех на помойку истории.

И совершенно напрасно!

– У тебя яхта?! Настоящая яхта?! – восторженно ахала ночная бабонька Катерина, на ходу оттопыривая филейную часть, чтобы поплотнее заполнить ею лопатообразную ладонь Василия.

При этом она еще виляла бедрами, обоснованно полагая, что блестки, во множестве нашитые на ее дешевое трикотажное платье, щекочут жадную руку кавалера с эротичным вызовом. Василий, очевидно, не осознавал предпринимаемых Катериной усилий, но бессознательно на них откликался и периодически сжимал женские ягодицы, как резиновый эспандер. Катька уже примирилась с мыслью о неизбежно грядущих синяках, надеясь включить каждое малое увечье в общий – немалый – счет за обслуживание. Что ни говори, подцепить сладострастного олигарха с собственной яхтой было большой удачей.

– Настоящая, настоящая, – благосклонно пророкотал «олигарх».

Не разрывая жесткой сцепки с млеющей Катериной, он совершил поворот на сорок пять градусов и плавно вывел временную подругу на финишную прямую пятидесятиметрового пирса. В пакете, которым была занята свободная от Катькиных задних прелестей рука Василия, многообещающе звякнуло бутылочное стекло.

Не воспользоваться тем, что в отсутствие шефа, досрочно улетевшего в столицу, и Алекса, застрявшего в милиции, «Сигейт» осталась в его полном и единоличном распоряжении, было бы глупостью.

Шефова яхта белела в самом конце ряда водных транспортных средств малой и супермалой водоизместимости – трех катеров, двух моторок и пары весельных лодок, на каких влюбленные юноши, играя молодецкой силушкой, катают своих простодушных девушек по парковым прудам.

– Ну? Какая из них твоя? – с замиранием сердца спросила Катерина.

– Во-он та, белая, – со скромной гордостью ответствовал Василий.

– Ого! – уважительно молвила Катька и крепче притиснулась к состоятельному кавалеру.

– Красавица! – глядя на судно, с нежностью сказал тот и жестом собственника похлопал Катьку по кормовой части.

Это не позволяло однозначно понять, кому был адресован комплимент – женщине или яхте, но у Катерины с самооценкой все было в порядке. Поэтому она горделиво оправила декольте, польщенно хихикнула:

– Да уж, не то что некоторые! – и кивком указала на длинный, как модельный подиум, язык пирса.

По серому, в желтых полосах редких фонарей, бетону причала мучительно ковыляла перекошенная и тщедушная женская фигурка. Хромая и приволакивая ногу, она тем не менее довольно быстро шагала к краю пирса. Размеренное цоканье, сопровождающее ее движение, звучало в ночной тиши тревожно, как барабанная дробь, предваряющая смертельный цирковой номер.

– Никак, топиться пошла, бедолага? – забеспокоилась сердобольная Катерина.

Действительно, хромоножка исчезла во тьме – как в воду канула, однако шума падения и плеска утопающего тела Василий не услышал и встревожился.

– Не нравится мне это! – пробормотал он, убирая руку с кормовой части Катерины и с ускорением устремляясь вперед.

– Она мало кому понравится, такая-то кривая! – самодовольно согласилась Катерина, двумя руками огладив собственный фасад, кривизна которого была весьма симпатичной, ибо бюстгальтер на косточках обеспечивал груди мощную поддержку в борьбе с земным тяготением.

Обеспокоенный Василий этой недвусмысленной рекламной акции даже не заметил. Зажав в пакете бутылки, чтобы не звякали, он быстро пробежал по пирсу и конспиративно присел на корточки под белым бортом яхты «Сигейт».

С неосвещенной палубы судна доносились тяжкие вздохи вперемежку с шорохами, шумом падения мелких предметов, скрипами, скрежетом и цокотом.

Можно было подумать, что по палубе неприкаянно слоняется стреноженная и зашоренная лошадь, подкованная на одну ногу.

– Тпр-ру! – ассоциативно рыкнул Василий, перебрасывая свое сильное тренированное тело через бортик прыжком чемпиона по конкуру.

– Ай! Не трогайте меня!

Услыхав истошный женский визг, Катерина тоже взволновалась. В продолжение лошадиной темы она с дробным топотом проскакала по пирсу и отважно перемахнула на палубу яхты «Сигейт», отчаянно призывая:

– Не трогай ее! Меня, меня трогай!!!

На «Сигейте» уже было светло и даже празднично: Василий между делом включил иллюминацию. Острые электрические огни цепко выхватили из темноты колченогую фигурку, которая марионеткой болталась на весу в могучей лапе Василия.

– Наташка! И тут ты?! – громко хлопнув себя по коленкам, возмутилась Катерина. – У тебя совесть есть или нет?!

– Жор, пойдем уже в номер, а, Жор? – ныла Люся, зябко кутаясь в котиковый полушубок. – Холодно! Все-таки лучше бы мы в Дубай полетели…

– Дался тебе этот Дубай! Посмотри лучше, какой закат красивый! – бодро отозвался Жора, крепко подогретый изнутри коньяком.

– Закат – редкое природное явление! – встрепенувшись, назидательно сообщил гуляющим одинокий фотоохотник. – Фотографируйтесь на фоне заката!

– Ну, я не знаю… – капризно протянула Люся.

Она была не прочь запечатлеть для семейной истории посмертный пляжный отдых своих шубных котиков, но хотела, чтобы ее поуговаривали.

– У меня, наверное, нос синий…

– А у меня красный! – захохотал нетрезвый Жора.

– Очень красиво! – деловито заверил фотограф, приседая и вертясь с фотоаппаратом.

Щелкая камерой и сверкая фотовспышкой, он сделал несколько снимков, пытливо посмотрел в видоискатель, охнул и снова навел оптику – на сей раз явно мимо Жоры, Люси и невинно убиенных котиков.

– В чем дело? – нахмурилась Люся.

– Ромашка, Ромашка, я – Лютик! – страстно прошептал фотограф себе за пазуху.

– Жор, он извращенец! – Люся ахнула и потрясла мужа, как пыльный коврик. – Жора, забери у него фотик! Я не хочу, чтобы моя фотография осталась у какого-то психа!

– Ну ты, псих! – тяжело шевельнув плечами, грозно позвал Жора.

– Лютик, я – Ромашка! – утробным голосом чревовещателя пробасил псих. – Что у вас там?

– Активное движение в сторону объекта! Сначала какое-то чучело на кривой ноге, потом сладкая парочка, а за ними еще один тип, – забубнил в недра собственного организма психованный фотограф.

– А ну пошли отсюда, дорогая, – Жора цапнул ближайшего к нему котика.

Фотографироваться на фоне редкого природного явления, явно обещающего редкостные неприятности, ему решительно расхотелось.

– Да есть, есть у меня совесть! – тщетно пытаясь вырваться из лап Кинг-Конга, со слезой в голосе выкрикнула я.

– Тогда че тебе здесь нужно? – не разжалобилась Катька.

– Босоножки! – плаксиво ответила я.

– Совесть у нас есть, а обуви нет! – подсказала следующую реплику нахальная Тяпа.

Катька повернулась в Кинг-Конгу и растерянно поморгала:

– Ты че, обувью торгуешь?

– Не понял, – признался громила.

Он поднял меня повыше – как фокусник кролика, извлеченного из мешка, встряхнул и рявкнул:

– Шпионишь, падла?!

– От падлы слышу! – возмутились мы с Нюнечкой.

Я дернула ногой, и фаршированная булыжником туфля бухнулась на палубу, как пушечное ядро. Это прозвучало как сигнал «На абордаж!» – и пиратское нападение состоялось!

– По местам стоять, с якоря не сниматься! – азартно проорал знакомый голос, и через борт лихо перемахнул дружественный белорусский партизан Лева.

– Ты еще кто такой? – набычился Кинг-Конг.

Ответить Лева не успел.

– Всем стоять! – сурово потребовал еще один знакомый голос, и на палубу спелыми сливами посыпались люди в черном.

Спустя считаные секунды все, чья одежда имела другое цветовое решение, лежали на досках лицом вниз.

– А говорили «стоять»! – язвительно пробурчала я в палубу.

– Женщины могут подняться, – хмыкнув, сказал настоящий полковник.

Я оттолкнула его руку и встала сама. А развратница Катька ограничилась тем, что перевернулась на спину да так и замерла в пассивно-гостеприимной позе.

– И что тут у нас происходит? – с неподдельным интересом спросил Артем Петрович.

Очевидно, готовая легенда была только у меня, и я сообщила:

– Лично я хочу забрать с этого корыта одежду и обувь моей больной подруги! Парчовое платье и золотые босоножки.

Кинг-Конг высокомерно отвернулся, а Артем Петрович спокойно сказал:

– Данное судно находится под охраной, а его владелец – под арестом, так что в ближайшее время отсюда никто ничего не заберет.

– Арестовали-таки нечестного депутата?! – обрадовалась я. – Ай да дедушка!

Тут Артем Петрович поглядел на меня туманно и предложил:

– Давайте-ка мы с вами, Танечка, ненадолго уединимся.

Спорить было бесполезно. Да и не хотелось, если честно…

– Давайте, – согласилась я и пошла по ступенечкам в каюту.

– Опять все ей! – громко возмутилась Катерина.

– Это она о чем? – бесхитростно поинтересовался полковник, спускаясь следом за мной.

Я предпочла отмолчаться.

Внизу неожиданно оказалось довольно много места – судя по количеству дверей, как минимум, три помещения. Я сунулась в ближайшее, увидела там большую кровать, ойкнула и попятилась.

– Кажется, кают-компания здесь, – Артем Петрович распахнул дверь в другую каюту. – Однако!

Полковник присвистнул. Я вошла за ним, взглянула на картину, занимающую целую стену, и нарочито небрежно сказала:

– Это Репин, «Торжественное заседание Государственного совета». Один из ранних набросков к полотну, которое сейчас хранится в Русском музее, – и не удержалась от ехидной реплики: – Видимо, господин Колчин подогревал свой боевой депутатский дух, созерцая благородные лики предшественников.

– А кто у нас благородные предшественники? – Артем Петрович с мальчишеским интересом рассматривал лысоватых дядечек на полотне. – Так, это Голицын, это Муравьев…

Очевидно, отдельные портреты были подписаны, иначе вряд ли полковник сумел бы блеснуть интеллектом.

– Николаев… Ольденбургский…

– Где?!

Я сунулась к картине, едва не воткнувшись в холст носом, как Буратино в нарисованный очаг.

Его Императорское Высочество принц Ольденбургский был изображен в профиль. Сидя за бескрайним столом, он то ли произносил речь, то ли дискутировал с соседом и при этом весьма эмоционально жестикулировал. А на воздетой руке сенатора желтело кольцо со сверкающим камнем миндалевидной формы!

– Так вот он какой – топаз «Золотая рыбка!» – беззвучно, чтобы не услышал полковник, ахнула я.

– Ты знаешь, о чем я сейчас подумала? – медленно проговорила Тяпа.

Но тут меня отвлек Артем Петрович, которого очень интересовала наша с Райкой роль в истории с пропавшими документами депутата Колчина.

– Вот привязались все с этими документами! – вздохнула я. – Да ни при чем мы тут, поверьте!

– Я верю фактам, – теперь вздохнул мой собеседник. – А из них первый и наиболее примечательный – ваше близкое родство с депутатом Ивановым, который не раз конфликтовал с коллегой Колчиным и даже публично обещал «вывести негодяя на чистую воду». Далее, смотрите сами, разве это не подозрительно: ваша подруга знакомится с Колчиным, едет с ним на яхту и через пару часов уплывает с нее тайком. А вместе с ней пропадают документы…

– Не вместе с ней, а одновременно с ней! – задиристо поправила я. – Это, согласитесь, принципиальная разница!

– «После того» не значит «вследствие того», – согласился полковник. – Но что происходит дальше?

– А что происходит дальше? – Я провела рукой по лбу.

В хитросплетении событий последних дней можно было запутаться, как в липкой паутине.

– Дальше на курорт прибывает олигарх Ефимчиков, больше всех заинтересованный в том, чтобы завладеть упомянутыми документами Колчина, – любезно подсказал Артем Петрович. – Прибывает собственной персоной, на личном вертолете, который садится на крышу отеля «Перламутровый» буквально на пять минут – и тут же улетает, унося с собой господина Ефимчикова.

– То есть этот господин на курорт не для отдыха прилетал и даже не для участия в саммите? – сообразила я. – Только для того, чтобы провести одну короткую встречу на крыше отеля!

– С кем? – быстро спросил Артем Петрович.

Я внимательно посмотрела на него и кивнула:

– Думаете, уж не со мной ли?

– Вы ведь живете в «Перламутровом»! Более того, вы были на крыше в тот день, когда прилетал Ефимчиков!

– Я вам еще больше скажу: я этого вашего Ефимчикова с его вертолетом даже видела. И того, с кем он встречался, тоже видела! – я хитро посмотрела на полковника и усмехнулась: – Да и вы его видели совсем недавно!

– Кто это? – Артем Петрович подался вперед так резко, словно собирался меня поцеловать.

– Если что – не вздумай оказывать сопротивление! – быстро проинструктировала меня Тяпа.

– Погоди! – отогнала ее умничка Нюня, со скоростью шахматного компьютера просчитывая варианты.

– Я думаю, тот молодой человек, который снимает номер по соседству с моим, – сообщила я итоги наших расчетов. – Тот самый, в постели которого я потеряла коралловый браслет несчастной Аллочки! У него такие приметные солнечные очки – отчетливо мужского фасона, но при этом оправа украшена стразами. Сваровски, наверное, уж очень они здорово сверкают, прямо как алмазы. Кстати…

– Цыц! – яростно свистнула Тяпа.

Я замолчала.

– Что ж, возможно, это и есть недостающее звено, – полковник соизволил улыбнуться и отступил от меня на шаг.

– Останови его! – застонала Тяпа.

– Ни за что! – гордо ответила Нюня.

– Но нам еще понадобится помощь! – хитрюга Тяпа попыталась подвести под амурный интерес деловую основу, но не преуспела.

– Сами справимся! – с редкой для нее твердостью сказала Нюня.

В принципе, осталось сделать не так уж много…

В дверь стучали, а я не слышала – спала. Теперь, когда все прояснилось, душа моя успокоилась, и сон впервые за много дней был крепким, как у малого ребенка. Поэтому я не особенно удивилась, услышав сквозь сон родной голос, с нежностью называющий меня Танюнечкой.

– Дедуля? – Я с трудом разлепила ресницы и сонно улыбнулась родному старику. – Ты как сюда попал?